До сих пор мы говорили о необходимых преобразованиях системы уголовной юстиции, целью которых является увеличение пропускной способности системы, повышение эффективности ее функционирования по достижению цели уголовного процесса.
Однако есть и другая группа требующих идентификации и разрешения проблем – проблем, возникающих в связи с существованием в социалистическом уголовном судопроизводстве иных, кроме уже проанализированных, противоречий.
1. Раскрытие содержания
Третье противоречие УСП – между предназначенностью уголовного судопроизводства для проведения государственной политики и необходимостью обеспечить независимость органов дознания следователей, прокуроров и судей от других органов государства.
Суд есть орган власти, – подчеркнул В. И. Ленин[334]. Сегодня, однако, складывается впечатление, что значительная часть коммунистов из числа судей, прокуроров, руководящих работников системы уголовной юстиции об этом как раз забывают. Часть эта настолько значительна, что ее забывчивость начала влиять на достижение задач уголовного судопроизводства. Резкий рост опасных преступлений в 1988 и 1989 гг. обусловлен в большей мере скособочиванием судебно-следственной политики. Подчеркнутое легковерие судей в отношении применения органами следствия недозволенных методов допроса, с одной стороны, способствовало выявлению таких случаев, но с другой – спровоцировало лавину ложных заявлений о применении таких методов.
«Тренеры» в следственных изоляторах, провожая вывозимых в состязательный процесс подсудимых, напутствуют их словами: «Перво-наперво – заявление о незаконных методах ведения следствия». Судьи, прокуроры и следователи оказались не готовы к такой тактике, в результате получается, что уголовные дела в таких ситуациях волокитятся, а то и ломаются.
Можно сказать, что сокращение в 1987, 1988, 1989 гг. количества уголовных дел о хищениях, хозяйственных и должностных преступлениях обусловлено в значительной мере растерянностью, охватившей аппараты БХСС и следствия.
Однако есть в этом противоречии и другая сторона: проводящие в конечном счете государственную политику следователи, прокуроры и судьи должны делать это вне зависимости от других представителей государственной власти.
2. Обеспечение процессуальной независимости органов дознания, лиц, производящих дознание, следователей, прокуроров, судей
…Обеспечить правовую защищенность работников правоохранительных органов, в первую очередь милиции
Советскому уголовному процессу в нынешней фазе его развития свойствен принцип процессуальной независимости должностных лиц – участников процесса. Его формула: должностные лица, ведущие процесс, осуществляют свои процессуальные функции независимо от каких бы то ни было органов и должностных лиц.
На сегодняшнем этапе развития советского уголовного процесса доминирующим способом воплощения его принципов является проведение их в нормах.
1. Действующие правовые нормы
Закон и профессиональное правосознание по-разному относятся к обеспечению процессуальной независимости каждой из перечисленных категорий участников уголовного процесса. Наиболее детально и последовательно этот вопрос разработан применительно к судьям. Начиная с общей формулировки ст. 155 Конституции СССР, ст. 10 Основ уголовного судопроизводства и ст. 10 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве (независимость судей и подчинение их только закону) и кончая правовой охраной тайны совещательной комнаты (ч. 2 ст. 302, ст. 312 УПК РСФСР), правилами об отводе судей и особом порядке привлечения их к ответственности (ст. 36 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве).
Существенные гарантии обеспечения процессуальной зависимости для твердых характером следователей формулирует ст. ст. 17 и 30 Основ уголовного судопроизводства (ст. 71 и 127 УПК РСФСР).
Правовые детерминанты независимости применительно к прокуратуре сконструированы так, что они относятся в основном к ней как к органу. Часть 1 ст. 168 Конституции СССР гласит: «Органы прокуратуры осуществляют свои полномочия независимо от каких бы то ни было местных органов, подчиняясь только Генеральному прокурору СССР». Элементы процессуальной независимости отдельного прокурора в уголовном судопроизводстве сформулированы в ч. 2 и 3 ст. 248 УПК РСФСР. Но уже ч. 6 ст. 338 УПК отдает преимущество идее централизации прокуратуры перед идеей процессуальной независимости отдельного прокурора: вышестоящий прокурор вправе отозвать протест, принесенный нижестоящим прокурором.
Идей процессуальной независимости органа дознания и лица, производящего дознание, действующий закон практически не проводит.
Закон об ответственности за неуважение к суду. 12 ноября 1989 г. Верховный Совет СССР, «последовательно проводя линию по поднятию авторитета судебных органов, принял Закон “Об ответственности за неуважение к суду”».
Закон начинается с установления уголовной ответственности за воздействие в какой бы то ни было форме на судей или народных заседателей с целью воспрепятствовать всестороннему, полному и объективному рассмотрению конкретного дела либо добиться вынесения незаконного решения.
Обращает на себя внимание чрезвычайно широкая – до неопределенности – формулировка: «воздействие в какой бы то ни было форме». В конце концов сесть в первом ряду зала судебного заседания и сверлить судью или народного заседателя враждебным взглядом – это тоже оказывать воздействие. Или расточать похвалы проницательности судьи, встретив его на концерте вечером, после судебного разбирательства, разве не означает воздействовать на него? А каким широким диапазоном средств воздействия на мужа-судью располагает жена?
Собственно, ч. 1 ст. 1 анализируемого закона текстуально воспроизвела формулировку п. 2 ст. 5 Закона о статусе судей в СССР. Пренебрежение законодательной техникой становится, к сожалению, грустной традицией в отечественном законотворчестве. Это тем более грустно, что, по замыслу, Закон об ответственности за неуважение к суду призван существенно поднять престиж судей и способствовать обеспечению их процессуальной независимости. Однако при таких формулировках эти процессы вновь начинают зависеть не столько от текста закона, сколько от практики их применения.
Часть 2 той же статьи Закона усиливает ответственность за те же действия, совершенные с использованием служебного положения.
Важное для уголовного судопроизводства положение содержится в ст. 7 Закона: оставление должностным лицом без рассмотрения частного определения (постановления) суда или представления судьи либо непринятие мер к устранению указанных в них нарушений закона, а равно несвоевременный ответ на частное определение (постановление) или представление влекут наложение административного взыскания в виде штрафа в размере до ста рублей.
Для понимания важности этой нормы надобно знать, что до ее вступления в силу обязанность адресатов, коим направлялись частные определения (постановления) и представления, реагировать на них не подкреплялась угрозой ответственности за неисполнение, так как по существу не являлась правовой.
Установление порядка привлечения как к уголовной, так и к административной ответственности рассматриваемый закон относит к компетенции союзных республик. В сложившейся социально-психологической атмосфере это, пожалуй, правильно.
Однако просто необходимо, чтобы республиканский законодатель установил для привлечения к ответственности за неуважение к суду, проявившееся при производстве по конкретному делу, особый процессуальный порядок. Такой, который бы обеспечивал быструю реакцию, быстрое устранение помех не только функционированию правосудия вообще, но и торжеству справедливости по конкретному уголовному делу. Если сохранить для рассмотрения дел об ответственности за неуважение к суду общий порядок, то возникает опасность возможного использования таких производств для блокирования производства по основному делу, в частности путем применения института отвода судей.
Заключительный абзац анализируемого закона устанавливает, что законодательством союзных республик может быть установлена ответственность и за иные действия, свидетельствующие о неуважении к суду. Абзац для закона излишний, ибо – есть он или нет – такое право союзных республик неотъемлемо.
А использование его в сложившейся ситуации необходимо. Складывается впечатление, что составители закона видят опасность осуществления судейской сценографии только с одной стороны, со стороны официальных структур.
Между тем сегодня не меньшая, если не большая, опасность правосудию исходит со стороны преступного истэблишмента.
Закон об ответственности за неуважение к суду должен дать председательствующему в суде эффективную возможность пресекать незаконные воздействия на участников процесса в стенах суда.
В частности, думается, нужно предоставить председательствующему право единолично налагать штраф и выдворять из судебного помещения (не только из зала судебного заседания) за приставание к участникам процесса.
2. Коррекция норм в процессе их реализации
Как уже было показано выше, нормативный акт – еще не все право. Право – это еще и процесс, и детерминанты применения нормативного акта.
Несмотря на то, что закон установил правила, обеспечивающие тайну совещания судей, казалось бы, прежде всего в интересах самих судей, но именно они нередко предпочитают из совещательной комнаты звонить «своему» члену областного суда – «посоветоваться». На пути применения закона в этом случае становится, видимо, характер учетно-оценочных показателей. Посоветовался – вроде бы гарантировал себя от отмены приговора или определения в кассационном порядке.
К слову, нарушению тайны совещания судей и появлению иных возможностей давления на них способствуют, наверное, и чрезмерно долгие сроки вынесения приговора. И в этом еще один аргумент за сокращение словесных объемов этих документов за допущение в ряде случаев составления приговора без мотивировочной части и допущение в нем вместо изложения информации, уже имеющейся в деле, ссылок на те источники, где она зафиксирована.
Судьи подвергаются давлению, хотя в последнее время и существенно меньшему, со стороны местных партийных и советских органов, групповых мнений, референтных групп и т. д. В аппарате ЦК Компартии Молдавии, например, еще в начале 1989 года был весьма распространен настрой: «Строго спрашивать с либеральничающих судей»[335]. Определенные опасения в этом плане вызывает и постановление Верховного Совета СССР «О решительном усилении борьбы с преступностью», точнее, такие его формулировки, как: «обязать… суды… с максимальной строгостью рассматривать случаи разбойных нападений, грабежей, хищений и краж, изнасилований, торговли наркотиками, спекуляции, браконьерства и других преступлений. Не допускать никаких послаблений опасным преступникам, руководителям и активным участникам организационных преступных групп, рецидивистам» (ст. 4). А ст. 5 того же постановления устанавливает обязательные отчеты «руководителей соответствующих ведомств» (в том числе, надо полагать, и судебного) перед Верховным Советом СССР, Верховными Советами союзных и автономных республик и местными Советами народных депутатов. Дело, конечно, не в оспаривании того, что вопросы, поднятые в постановлении, нуждаются в решении. Внимательный читатель видит, что автор как раз все время держит в уме эффективность, результативность борьбы с преступностью. Речь о постановлении Верховного Совета зашла здесь потому, что некоторые формулировки этого документа представляются ему непоследовательными с позиций обеспечения процессуальной самостоятельности судей, проведения идеи разделения властей и построения государства правового по своей сути, а не по приданному ему эпитету.
Еще большему, чем судьи, давлению с разных сторон подвергаются органы дознания и их сотрудники, следователи и прокуроры.
«…Людям приходится сталкиваться с фактами, – писала “Правда” в передовой статье, – когда законность для юриста, будь он судья, прокурор или следователь, определяется тем, что сказал местный партийный или советский руководитель»[336].
Только один пример.
Трагедия была неизбежной.
Катастрофа под Уфой, унесшая сотни человеческих жизней, была неизбежной. Правда, взрыв мог прогреметь в другом месте, огненный ад охватить не новосибирские, а, скажем, тюменские поезда…
В тюменский корпункт «Правды» поступило письмо, под которым стояли подписи 73 работников Тюменского нефтепроводного управления.
«Завершается строительство нитки “Западная Сибирь – Поволжье”, – писали они. – Ее роль велика. Сократится сжигание попутного газа в факелах. Но посмотрите, с какими недоделками прокладывается эта важнейшая магистраль!..»
С конкретными фактами, приведенными в письме, редакция попросила разобраться Тюменскую областную прокуратуру. С помощью ученых и авторитетных специалистов проведены десятки экспертиз, тщательно исследовалась документация. За это время старший следователь В. Смирнов собрал 22 тома доказательств того, что трест «Тюменьгазпромстрой» Главсибтрубопроводстроя на участке протяженностью 143 км допустил грубейшие нарушения. В итоге только за последние полтора года на этой магистрали произошло три аварии.
Выявил следователь В. Смирнов и конкретных виновников брака. Это заместитель начальника Главсибтрубопроводстроя С. Строганов, управляющий трестом «Тюменьгазпромстрой» В. Новопашин, начальник СМУ-30 А. Маркин. Собрался уж было передать материалы в суд. Да заминка вышла…
Заработала спасительная система телефонных звонков. На работников прокуратуры начался, как говорят спортивные комментаторы, прессинг по всему полю.
И законники взяли под козырек. Как и в былые, застойные, времена»[337].
Комментарии, как говорится, излишни.
3. Детерминанты зависимости и некоторые пути ее преодоления
Совершенствование гарантий обеспечения процессуальной независимости должностных лиц – участников процесса может быть достигнуто перестройкой существующего положения вещей по нескольким направлениям. При этом большая часть искомых гарантий обнаруживается за пределами собственно уголовного процесса.
В качестве первого направления назовем совершенствование способов комплектования органов уголовной юстиции. Наиболее активно сегодня обсуждается вопрос об изменении порядка замещения судейских должностей. Ныне все суды в СССР образуются на началах выборности.
Народные судьи и заседатели народных судов избираются непосредственно населением, судьи и народные заседатели вышестоящих судов – соответствующими Советами народных депутатов. Срок – для судей – 5 лет, для народных заседателей – 2,5 года.
Высказываются предложения: 1) судей не выбирать, а назначать; 2) назначать пожизненно; 3) назначать на более продолжительный срок, скажем, на 10 лет; 4) резолюция XIX Всесоюзной партийной конференции «О правовой реформе» предлагает установить избрание районных, городских, окружных, областных и краевых судов вышестоящими Советами народных депутатов.
Видимо, было бы целесообразно экспериментально проверить в разных союзных республиках основные из этих предложений, не отдавая до окончания экспериментов априорного преимущества ни одному из них.
Анализ проекта Закона «Об изменениях и дополнениях Конституции СССР». В октябре 1988 года в центральной печати был опубликован проект Закона «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР». В тексте проекта нашла отражение позиция его авторов по ряду обсуждаемых нами вопросов.
В п. 4 проекта предполагается, в частности, изложить статьи 152 и 156 главы 20 Конституции СССР «Суд и арбитраж» в следующей редакции:
Статья 152. Все суды в СССР образуются на началах выборности судей и народных заседателей.
Народные судьи районных (городских) народных судов избираются соответствующими районными, городскими, районными в городах Советами народных депутатов. Народные заседатели районных (городских) народных судов избираются на собраниях граждан по месту их работы или жительства открытым голосованием.
Краевые, областные, городские, окружные суды избираются соответствующими Советами народных депутатов, а Верховные Суды союзных и автономных республик, Верховный Суд СССР – соответственно Верховными Советами союзных и автономных республик, Верховным Советом СССР.
Судьи военных трибуналов избираются Президиумом Верховного Совета СССР, а народные заседатели – собраниями военнослужащих.
Судьи всех судов избираются сроком на десять лет. Народные заседатели всех судов избираются сроком на пять лет.
Судьи и народные заседатели ответственны перед избирателями или избравшими их Советами народных депутатов, отчитываются перед ними и могут быть ими отозваны в установленном законом порядке.
Статья 155. Судьи и народные заседатели независимы и подчиняются только закону.
Судьям и народным заседателям обеспечиваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления их прав и обязанностей. Какое-либо вмешательство в деятельность судей и народных заседателей по осуществлению правосудия недопустимо.
Неприкосновенность судей и народных заседателей, а также другие гарантии их независимости устанавливаются Законом о статусе судей в СССР и другими законодательными актами Союза ССР и союзных республик.
В предусмотренной проектом редакции ст. 96 Конституции СССР содержалось следующее установление: «Судьи, прокуроры… не могут быть депутатами Совета, на территории которого они осуществляют свои функции».
Как явствует из текста проекта, его авторы ограничились минимумом в изменениях: увеличение срока, на который избираются судьи, до 10 лет, а не пожизненность пребывания в должности; субъекты избрания– одноименные, а не вышестоящие Советы.
Монолог судьи (не всегда учитываемый ракурс). Май 1989 года. Коридор Горьковского областного суда. Обсуждается вопрос о том, дает ли собеседник автора согласие баллотироваться на вновь устанавливаемый 10-летний срок.
«Надо сильно думать. Сейчас мне сорок. Я полон сил, и меня охотно возьмут на работу во многих местах. Пройдет 10 лет – мне будет 50. Возможности перехода на другую работу резко уменьшатся. А вдруг я кому-то не угожу и меня попросту не включат в список рекомендуемых. Там же, – судья дернул подбородком вверх, что должно было указывать на вышестоящий Совет, – меня не знают, и если моей фамилии не будет в списке, никто даже не спросит – почему. Нет, надо было ввести пожизненное пребывание в должности».
Оставить выбор за республиканским законодателем. Можно было с самого начала уверенно сказать, что в процессе обсуждения проекта те, чьи предложения не нашли в нем отражения, подвергнут его критике, повторив ранее высказанные ими аргументы или даже добавив к ним новые. Беда, однако, в том, что эти аргументы, как, впрочем, и аргументы, положенные в основу порядка, предусмотренного проектом, носили умозрительный характер. Они не были проверены ни отечественной практикой, ни даже экспериментом. В связи с этим представляется целесообразным сохранить за союзными республиками свободу выбора между этим двумя альтернативами.
Пятилетний срок полномочий народных заседателей нерационален. Отношение к увеличению срока, на который избираются народные заседатели, более однозначно: пятилетний срок чрезмерен. К его окончанию значительная часть лиц, избранных народными заседателями, может утратить связь с избравшими их трудовыми коллективами или вообще покинуть регион функционирования суда. Положение усугубляется в регионах с усиленными миграционными процессами. Следует помнить, что стандартный срок трудового договора в районах Дальнего Востока и Крайнего Севера – три года.
5-летний срок плохо согласуется и с двухлетним сроком службы в армии.
В качестве аргумента за более длительный срок иногда формулируется следующий: за больший срок народные заседатели приобретут больше навыков судить. Прямо скажем, аргумент этот противоречит самой сути участия в судопроизводстве народных заседателей. Судебный опыт должен быть у профессионального судьи, народные заседатели должны приносить в суд свой жизненный опыт.
Сообщением народному заседателю отрывочных правовых знаний из него можно сделать только полузнайку, плохого юриста. А плохой юрист, для выполнения функций народного заседателя, как, впрочем, и многих других, это хуже, чем вообще неюрист.
Думается, срок, на который избираются народные заседатели, целесообразно определить в два года. Такой срок, помимо обеспечения стабильности корпуса народных заседателей, вследствие учащения выборных кампаний способствовал бы активизации общественного мнения о работе судов.
Кстати, может, народных заседателей вообще… не надо избирать. Делать случайную выборку по спискам избирателей. За право избирать надо платить. Обязанностью участия в отправлении правосудия. А чтобы случайная выборка не выкидывала фортелей, надо предусмотреть дополнительные основания для отвода.
В Англии, США, Франции есть вековой опыт комплектования корпуса присяжных. Надо бы его изучить.
Возможно, и здесь целесообразно дать республиканскому законодателю возможность альтернативы. Заметим к слову, что увеличение прерогатив республиканского законодателя – это еще и вклад в ослабление напряженностей нынешних межнациональных отношений.
Проект превратился в закон.
01.12.88 проект превратился в Закон СССР[338].
По тексту ст. 152, 153 и 155 Конституции законодатель принял только одно предложение: установлено, что народные судьи избираются вышестоящими советами.
Все остальные предложения, в том числе и предложения, анализировавшиеся выше, восприняты не были. Зачем же информация о них сохраняется в настоящем учебном пособии? Причины тому есть, и весьма веские. Читатель, живущий внутри перестройки, а не наблюдающий ее издали, должен не только знать результаты законодательного процесса, но и ориентироваться в его тенденциях, иметь представление об оценке правовых норм общественным мнением, как общим, так и профессиональным. Такие знания необходимы, поскольку ему предстоит участвовать в том процессе становления правового государства, который только начался и будет длиться многие годы. Только начался и процесс обновления законодательства: например – Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве и Закон о статусе судей в СССР. На очереди дня – Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и республиканские уголовно-процессуальные кодексы.
Есть веские основания предполагать, что в ходе дальнейшего развития судебно-правовой реформы законодатель еще вернется к ряду предложений, которые не воспринял сегодня.
4. Социальные детерминанты процессуальной зависимости
Процессуальной независимости должностных лиц – участников процесса угрожает их реальная жизненная зависимость от иных лиц и органов. Квартира, место в детском саду или яслях, выделение дачного участка; для судей и прокуроров выдвижение (рекомендация) на новый срок, наконец попросту отношение с местным партийным и советским аппаратом.
Заместитель председателя Кировского райисполкома г. Куйбышева направил председателю райнарсуда следующее письмо: «Геннадий Евгеньевич (председатель исполкома) и я неоднократно просили Вас взять это дело на контроль, однако судом вынесено аналогичное решение. В этой связи выделение жилой площади на народный суд становится весьма затруднительным»[339]. В описанной ситуации необычно только то, что простоватый зампредисполкома изложил мотивы, по которым суду не выделяется жилье, в официальной бумаге. В этом отношении письмо, можно сказать, уникально. Что касается самой ситуации, то она типична. В тех же «Известиях» двумя месяцами раньше можно было прочитать, как строгому в надзоре за законностью прокурору Андроповского района Ставропольского края и квартиру не давали, и другими способами на него давили первые лица района[340].
От местных партийных и советских органов зависит выделение и ремонт помещений и транспорта для правоохранительных органов, установка телефонов и т. д., и т. п. К примеру, по данным на 1 января 1989 г. только в РСФСР 1605 судов, или 35 % от общего количества, находились в ветхих, часто аварийных зданиях, где недостает даже помещения для судебных заседаний и совещательных комнат, не говоря уже о помещениях для свидетелей и адвокатов[341].
Для того чтобы подчеркнуть, сколь широк спектр зависимостей, укажем еще на одно обстоятельство. Сотрудники органов внутренних дел уходят на пенсию в более раннем, чем общепенсионный, возрасте. По выходе на пенсию перед многими из них встает вопрос об устройстве на другую работу. Такой же вопрос встает перед сотрудниками правоохранительных органов при необходимости перехода на другую работу по иным, чем уход на пенсию, основаниям. Анализ показывает, что чем энергичней работал следователь или оперуполномоченный в своем регионе, тем труднее ему там найти работу.
5. Криминальная милиция
Надлежит помнить и экспериментально проверить активно обсуждавшуюся в начале 60-х годов идею о создании криминальной милиции (подразделения БХСС, уголовного розыска, экспертно-криминалистические) и выделение ее из подчинения местных властей.
О деполитизации правоохранительных органов. Термин «деполитизация» сегодня применительно к правоохранительным органам весьма популярен и… довольно бессмыслен. Как можно деполитизировать органы, специально созданные в качестве орудий политической власти? Не случайно ведь и политика, и полиция – слова одного корня.
Реальные плоды так называемой деполитизации становятся очевидными там, где она была проведена. В Литве, например, где деполитизация правоохранительных органов, как и следовало ожидать, свелась к смене политических ориентиров.
Речь, думается, нужно вести о лишении партийных организаций всяких распорядительных функций. Что же касается запрета состоять в партиях или требования приостанавливать (?) членство в них – это уже перегиб в другую сторону.
6. Проблемы структурных преобразований следственных аппаратов
Предложения, сформулированные выше, как представляется автору, концептуально вполне согласуются с планируемыми организационно-структурными преобразованиями следственного аппарата органов внутренних дел с целью выделения его «в самостоятельную структурную единицу, не подчиненную республиканским и местным органам внутренних дел» (формулировка резолюции XIX Всесоюзной партийной конференции «О правовой реформе»). Хотелось бы только предостеречь от поспешности и облегченности в оценке результатов проведенного в этом направлении эксперимента. В частности, не следует забывать, что орган предварительного следствия – это не следственный аппарат, а следователь. Поэтому проблема процессуальной независимости следователя не сводится к обособлению аппарата, для ее решения необходимо озаботиться самостоятельностью следователя внутри аппарата. Сегодня же в следственном аппарате органов внутренних дел над следователем слишком много начальников, «надсмотрщиков», контролеров. В таких условиях следователь перестает быть органом предварительного следствия, а становится винтиком в бюрократическом аппарате. Хотелось бы подчеркнуть: начальник нужен следователю – должностному лицу. Следователю – участнику процесса начальник вреден. Процессуальные отношения не должны уподобляться отношениям типа «начальник – подчиненный».
Опасно поэтому, когда внутри следственного аппарата уголовные дела (а вместе с ними и обязанность решения судеб живых людей) начинают кочевать от одного следователя к другому. Случайно ли, что дело об убийстве следователя Мозырской межрайонной прокуратуры Гомельской области В. В. Кузьменкова и инспектора Мозырской районной инспекции рыбоохраны С. Д. Кузьменко, о котором уже говорилось в связи со следственно-судебными ошибками, многократно переходило из одних рук в другие. Вначале, после того как дело перешло с областного уровня на республиканский, оно было поручено следователю по особо важным делам Прокуратуры БССР Н. И. Игнатовичу. Однако после того, как он усомнился в версии, что двойное убийство совершено пятью заподозренными браконьерами, его назвали «мальчишкой», а его сомнения – «несерьезными» и от ведения дела отстранили, заменив другим «важняком» Н. В. Станилевичем. Но стоило и тому высказать сомнения по поводу первоначальной версии, как отстранили и его. Нет, формально его тоже не отстранили (сколько же можно!), формально он значился даже руководителем следственной группы, но фактически «всем и вся» руководил следователь по особо важным делам Прокуратуры БССР М. К. Жевнерович. Вот он-то и повел дело вперед – без тени сомнения[342].
Между прочим, «мальчишка» Николай Иванович Игнатович – это именно тот правовед, который сделал все возможное, чтобы исправить страшную серию следственно-судебных ошибок, допущенных при расследовании и судебном рассмотрении дел об убийствах молодых женщин в районах Витебска и Полоцка (есть, наверное, сермяжная истина и в том, что Н. И. Игнатович – народный депутат СССР).
Думается, что было бы правильным предусмотреть гарантии против произвольных изъятий уголовных дел из производства следователей.
В печати высказываются и предложения создать самостоятельный следственный комитет, который бы состоял либо при Президиуме Верховного Совета СССР, либо при Совете Министров СССР. Предложение это не ново. Время от времени оно повторяется, но принято и сегодня быть не может, ибо исходит из совершенно иной процессуальной концепции, чем та, на которой основан наш уголовный процесс. Если в стране создан мощный оперативный аппарат и законодатель рассматривает его как неотъемлемую составную часть системы уголовной юстиции, то из этого должно делать соответствующие выводы, касающиеся организации и процедур доказывания. Кроме того, создание еще одного наряду с МВД и прокуратурой ведомства способно лишь ухудшить условия достижения той цели – цели уголовного процесса, для достижения которой все они создаются. В условиях, когда резко ухудшились результаты следственно-судебной работы, когда наблюдается рост особо опасной преступности, выявляется довольно широкое распространение совершенно новых для нас форм организации преступных групп («мафия»), такого рода передвижения с места на место без всесторонней и надежной экспериментальной проверки представляются недопустимыми. Нельзя упускать из виду, что даже обособление следственного аппарата внутри МВД уже в ряде мест породило ведомственность и разобщенность.
Чем завершился эксперимент. 14 февраля 1989 года приказом Министра внутренних дел СССР описанный эксперимент прекращен. Каких-либо выводов из него и мотивировки решения приказ не содержит. Это обстоятельство – отмена эксперимента волевым, немотивированным решением – повлекло последствия, его инициаторами, видимо, не ожидавшиеся: часть следователей теперь идеализирует прекращенный эксперимент и связанного с его началом бывшего начальника Главного следственного управления МВД СССР генерал-лейтенанта В. Г. Новикова. Для некоторых следователей прекращение эксперимента явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения и побудившей их к уходу из следственных подразделений. Сразу забылось, что эксперимент организованно и материально был плохо подготовлен, анализ его представителями ГСУ носил предвзятый характер. В интервью корреспонденту «Известий» В. Г. Новиков в обоснование своего утверждения, что «в основном эксперимент дал обнадеживающие результаты», приводил следующие сопоставления: если в целом по стране число дел, возвращенных на доследование, составило 7,4 %, то в Эстонии, Белоруссии, Волгоградской, Свердловской областях, где эксперимент был начат в 1987 году, этот показатель составил 6 %. По СССР количество дел, оконченных с превышением установленного законом срока, увеличилось с 8,7 до 9,6 %, а в указанных регионах этот показатель снизился на полтора процента.
«Но главным результатом эксперимента, – продолжал В. Г. Новиков, – является существенное укрепление социалистической законности на предварительном следствии. Например, если в стране в целом число необоснованного привлечения граждан к уголовной ответственности в 1988 году сократилось на 6 %, то в экспериментальных следственных аппаратах – на 27; общее количество незаконных арестов, допущенных во всех подразделениях, снизилось на 2,4 %, а в экспериментальных – на 28»[343].
Может быть, журналисту приведенных цифр и достаточно. Автору этой книги – нет. Для того чтобы прийти к обоснованному выводу о ходе и результатах эксперимента, надобно знать не только, сколько было допущено незаконных арестов или необоснованных привлечений к уголовной ответственности (их при надлежаще отлаженном предварительном расследовании вообще быть не должно), но и сколько ненаказанных преступников гуляет на свободе, примеряясь к очередной жертве, в частности, сколько из 23 тысяч нераскрытых в 1988 году грабежей против 4335 в 1987 году[344] приходится на территории, где проводился эксперимент, сколько материалов о сложных хищениях, других хозяйственных и должностных преступлениях застряло на стыке БХСС – следствие. И вообще фетишизация тех показателей, о которых с пафосом говорил тогдашний начальник ГСУ МВД СССР, причинила делу справедливости, обыкновенной человеческой справедливости, обычному здравому смыслу не меньше вреда, чем те палочные показатели, по которым по-прежнему оценивается работа в системе ГУ БХСС, чем бездумное применение приказа Генерального прокурора СССР № 2 от 7 января 1986 г., о последствиях чего уже говорилось выше.
И все же механическое прекращение эксперимента было неправильным. 16 месяцев (сентябрь 1987 г. – февраль 1989 г.) для социального эксперимента такого рода – не срок. В тех следственных аппаратах, где в ходе эксперимента наметились положительные результаты, его следовало продолжать, тщательно наблюдая, замеряя результаты по научно обоснованной методике, в течение нескольких лет. А затем уже делать выводы.
И потом: зачем стричь всех под одну гребенку?
Рассказывают: изобрели автомат для стрижки. Засовываешь лохматую голову – вынимаешь остриженную. Скептик: «Но ведь головы-то разные». Изобретатель: «Конечно… вначале».
Не худо бы почаще вспоминать слова В. И. Ленина, настойчиво подчеркивавшего, что секрет успеха в разнообразии, в многообразии методов[345].
Следственный аппарат в прокуратуре. Приобретает все более сторонников давно уже вызревшая в доктринальной среде идея ликвидации следственного аппарата в прокуратуре. Конечно же, правильно, что такое решение избавит прокурора от двойственности. Однако вот на что хотелось бы обратить внимание. Какой орган должен расследовать дела по линии государственной безопасности? Автор, полагающий, что расследование дел, возникших из оперативной деятельности органов внутренних дел, надлежит вести следственному аппарату МВД, чтобы быть последовательным, должен был, наверное, утверждать то же самое и в отношении дел по линии государственной безопасности. В принципе он так и считает. Но, кроме принципа, существуют еще и особенности социальных условий. Именно эти условия побуждают думать, что было бы целесообразно дела, сегодня подследственные КГБ, передать в прокуратуру, а следственный аппарат в КГБ ликвидировать.
Отметим: сегодня из сферы обсуждения практически исключен следственный аппарат КГБ. Между тем вопиющие нарушения социалистической законности в прошлом, нарушения, заслонившие для многих неинформированных людей все то положительное, что сделали правоохранительные органы для защиты и развития социалистической государственности, связаны в основном с расследованием, осуществлявшимся в органах государственной безопасности.
Прокуратуре, видимо, придется расследовать и дела о преступлениях, совершенных следователями и другими сотрудниками органов МВД. (Преступления, совершенные работниками прокуратуры, правильнее расследовать следователям МВД СССР, хотя действующий сегодня закон решает этот вопрос совсем иначе.)
Таким образом, какой-то следственный аппарат, видимо, начиная с уровня краев и областей, в прокуратуре должен сохраниться, как должны сохраниться и военные следователи в системе военной прокуратуры.
7. Установление особого порядка привлечения к ответственности участников процесса первой группы. К участникам уголовного процесса первой группы принято относить органы (должностных лиц), ведущие процесс. Это – суд, судья, в том числе народный заседатель, прокурор, следователь, начальник следственного отдела, орган дознания и лицо, производящее дознание. Об особом порядке привлечения перечисленных лиц к уголовной, административной и служебной ответственности как одной из гарантий обеспечения их независимости и пойдет речь ниже.
Особый порядок привлечения к уголовной ответственности судей. Как уже было показано выше, гарантии процессуальной независимости в действующем законе наиболее развернуто проведены в отношении судей. Это относится и к порядку привлечения последних к уголовной ответственности.
Статья 6 Закона о статусе судей в СССР именуется «Неприкосновенность судей и народных заседателей» и устанавливает:
1. Судья, а также народный заседатель при исполнении им обязанностей в суде не может быть привлечен к уголовной ответственности или арестован без согласия:
Верховного Совета союзной республики, а в период между сессиями – Президиума Верховного Совета союзной республики – в отношении народных судей, судей краевых, областных, городских судов, судов автономных республик, Верховных судов автономных республик, Верховного суда союзной республики, а также народных заседателей этих судов;
Верховного Совета СССР, а в период между сессиями – Президиума Верховного Совета СССР – в отношении судей и народных заседателей Верховного Суда СССР и военных трибуналов.
2. Уголовное дело в отношении народного судьи или народного заседателя районного (городского) народного суда может быть возбуждено только прокурором союзной республики или Генеральным прокурором СССР, а в отношении судей или народных заседателей других судов союзных республик и судов Союза ССР – только Генеральным прокурором СССР. Возбуждение уголовного дела в отношении судей и народных заседателей военных трибуналов допускается лишь с согласия Президиума Верховного Совета СССР, в отношении народных заседателей районных (городских) народных судов – с согласия президиума вышестоящего Совета народных депутатов, в отношении всех других судей и народных заседателей – с согласия Совета народных депутатов, избравшего их, а в период между сессиями – с согласия президиума соответствующего Совета. Одновременно с этим решается вопрос о приостановлении полномочий судьи. Надзор за расследованием осуществляется прокурором, возбудившим дело.
При восприятии приведенного текста возникает, однако, вот какой вопрос: как понимать «уголовное дело в отношении народного судьи или народного заседателя»? Дело в том, что действующее уголовно-процессуальное законодательство за исключением одного, относящегося как раз к суду (ст. 256 УПК), случая, не знает возбуждения дела в отношении лица. Дела возбуждаются по факту.
Если авторы превратившегося в закон проекта имели в виду ту категорию криминальных ситуаций, где уже с самого начала имеется только один возможный преступник (заявление об изнасиловании определенным лицом, заявление о даче взятки определенным лицом, наезд, когда в транспортном средстве один человек и т. д.), то они обязаны были «то, что имели в виду» изложить в правилах поведения для органа дознания следователя, прокурора. Или, по крайней мере, предложить республиканскому законодателю внести изменения в УПК.
Второй неразрешенный вопрос: как быть с установленными сроками возбуждения уголовного дела в случаях, когда ответ на испрашиваемое согласие не поступает в их пределах. Это надо оговорить. Как надо оговорить и сроки, в которые Верховные и местные Советы и их президиумы обязаны дать ответ, на запрос органов предварительного расследования или прокуроров.
(Автор надеется на взаимопонимание с читателем, в том числе и с судьями: здесь критикуется не правильная идея о необходимости защитить судью от неосновательного привлечения к уголовной ответственности, а несовершенство законодательного акта, которое способно затруднить реализацию идеи.)
Пункт 3 ст. 6 Закона устанавливает специальную (повышающуюся) подсудность: уголовные дела в отношении народных судей и народных заседателей районных (городских) народных судов подсудны верховным судам союзных республик, а в отношении судей и народных заседателей других судов союзных республик и судов Союза ССР – Верховному Суду СССР.
Пункт 4 той же статьи указывает, что не допускается задержание, привод или применение мер административного взыскания в отношении судьи, а также народного заседателя при исполнении им обязанностей в суде.
Опять возникают вопросы, ответов на которые в тексте Закона не содержится. Используя подлинные события, имевшие место весной 1988 года в Ташкенте, смоделируем на их основе ситуацию. Преступной группе удалось изготовить фиктивное постановление об отмене приговора и об освобождении из-под стражи бывшего директора одного из хлопкозаводов Джизакской области X., осужденного в 1985 году на 15 лет за хищения в особо крупных размерах и взяточничество. Постановление было скреплено подлинной печатью Верховного Суда Узбекской ССР, стоила вся «операция» 100 тыс. рублей…
Почувствовав опасность, судья, член преступной группы, на глазах у сотрудников милиции и КГБ, осуществлявших фиксацию ситуации, стреляет в посредника (или взяткодателя, разницы нет). Согласно тексту Закона, его задерживать нельзя. Пусть гуляет с пистолетом до получения согласия на возбуждение уголовного дела?
Что касается иммунитета от мер административного взыскания, то установление его представляется не более этичным, чем пользование спецбанями. За переход улицы или стоянку в неположенном месте, за безбилетный проезд, словом, за все те нарушения, за которые штраф накладывается соответствующим должностным лицом на месте, административное взыскание должно накладываться равно и на судью, и на Генерального прокурора СССР, и на Министра внутренних дел СССР. Думается, что ранее действовавший порядок, устанавливавшийся ст. 36 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судопроизводстве (требовалось согласие на привлечение к административной ответственности, налагаемой в судебном порядке), был правильнее.
Особый порядок привлечения к уголовной ответственности прокуроров и следователей прокуратуры. Закон о Прокуратуре СССР (ч. 3 ст. 47) устанавливает, что возбуждение и расследование уголовных дел в отношении прокуроров и следователей прокуратуры являются исключительной компетенцией прокуратуры и производятся не иначе как с согласия органа, назначившего этих лиц на должность.
Об установлении особого порядка привлечения к уголовной ответственности адвокатов. Имеющиеся в распоряжении автора проекты Закона об адвокатуре в СССР (один разработан Минюстом, другой – Союзом адвокатов) предлагают особый порядок привлечения к уголовной ответственности адвокатов. Видимо, это – дело ближайшего будущего.
Необходимость установления особого порядка привлечения к уголовной ответственности сотрудников органов внутренних дел. Как показывает практика, и особенно практика последних лет, значительно более, чем другие, виктимны в отношении неосновательного привлечения к ответственности следователи (все) и оперативные сотрудники органов внутренних дел: жертвами лживых заявлений оказываются и участковые инспектора да и другие прикосновенные к производству дознания работники милиции.
Не из любви к романтике ударился в бега и 4 года находился на нелегальном положении бывший сотрудник уголовного розыска из Ростова, бывший капитан милиции Валерий Родионов. 21 сентября 1989 г. он через телепередачу «Человек и закон» обратился за помощью к Верховному Суду СССР. По словам Родионова, его незаконно арестовали до суда, в следственном изоляторе помещали в камеры к «отпетым» уголовникам[346]. Представляется необходимым установить такой порядок привлечения к уголовной ответственности и особенно заключения под стражу следователей и лиц, производивших дознание, который гарантировал бы их от негативных последствий оговоров и мести. В частности, целесообразно было бы установить следующее:
1) в случае привлечения сотрудника милиции по обвинению в совершении преступления по службе обвинительное заключение утверждается вышестоящим (по отношению к звену, в котором работает или работал этот сотрудник) прокурором;
2) избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу не может иметь места в отношении:
– оперативных уполномоченных и начальников (заместителей начальников) оперативных подразделений районного звена – без согласия начальника УВД и санкции прокурора области (края);
– участковых уполномоченных и участковых инспекторов – без согласия соответствующего районного или городского Совета народных депутатов и санкции прокурора области (края);
– оперативных уполномоченных и начальников (заместителей начальников) оперативных подразделений областного звена – без согласия МВД союзных республик, а в РСФСР – соответствующего заместителя Министра внутренних дел СССР и санкции Прокурора союзной республики;
– следователей органов внутренних дел – без согласия начальника Главного следственного управления МВД СССР и санкции – соответственно: районного звена – прокурора области (края, автономной республики), областного звена – Прокурора союзной республики, республиканского и союзного звена – Генерального прокурора СССР;
3) лицо, имеющее специальное звание полковника милиции и выше, вне зависимости от занимаемой должности, не может быть заключено под стражу в качестве меры пресечения без согласия Министра внутренних дел и санкции Прокурора республики.
4) указанные должностные лица не вправе передавать свои полномочия по даче согласия на арест или санкции;
5) санкция на арест перечисленных сотрудников милиции не может быть дана без предварительного допроса обвиняемого или подозреваемого лицом, дающим санкцию;
6) при обвинении сотрудника милиции, вне зависимости от занимаемой им должности и специального звания в преступлении, совершенном с превышением пределов необходимой обороны или связанном с понятиями крайней необходимости или профессионального риска, он не может быть заключен под стражу до вступления приговора в законную силу;
7) указанные гарантии в течение года распространяются и на сотрудников, ушедших на пенсию по некомпрометирующим их мотивам.
Размышления после написания. Прочтя написанное, автор задается вопросом: а как воспримет читатель-неюрист все эти особые порядки? Тем более, что на очереди рассмотрение четвертого противоречия уголовного судопроизводства.
Не слишком ли много исключений? Для судей – особый порядок. Для прокуроров – особый. Для следователей и адвокатов – тоже. А ведь и для народных депутатов также существует свой порядок. А почему бы торговым работникам, для которых работа – «источник повышенной опасности», не потребовать для себя таких гарантий? Привлекать, допустим, младшего продавца только с согласия директора торга, а старшего, так не меньше, чем заместителя республиканского министра? Вот возьмут и объявят забастовку с такими требованиями…
В эпоху борьбы со всевозможными спецпайками и спецобслуживаниями уместно ли столь широкое спецпривлечение к уголовной ответственности?
Автору, хотя он и не следователь, не судья, не прокурор, не адвокат и не депутат, как и большинству его коллег-юристов, представляется, что определенные серьезные гарантии против неосновательного привлечения к уголовной ответственности людей, которые в силу своих служебных обязанностей только и занимаются, что врагов себе наживают, очень даже нужны. Согласится ли с этим читатель – вопрос. Как оставило открытым вопрос проведенное автором экспресс-исследование общественного мнения по отношению к особому порядку привлечения к уголовной ответственности судей: полярный разброс позиций, количественные характеристики примерно равны. Исследование, впрочем, далеко не закончено.
В будущем, и не таком уж, может быть, далеком, можно будет отменить все особые порядки и дополнительные гарантии. Но только сделать это нужно будет тогда, когда наше уголовное судопроизводство выйдет из кризиса, и – в отношении всех категорий разом.
Дальнейшее изложение автор продолжает, исходя из убеждения, что сегодня дополнительные гарантии против неосновательного привлечения к уголовной ответственности и неосновательного применения мер процессуального принуждения для некоторых категорий работников – необходимость. Нужно только, чтобы устанавливаемая особливость не становилась чрезмерной, как это случилось, например, с порядком, установленным Законом о статусе судей. Нужно только, чтобы защита от неосновательного привлечения к уголовной ответственности не превратилась в броню для преступника, оказавшегося на правовом посту. При нынешнем качественном некомплекте во всех без исключения правоохранительных ведомствах такой опасности ведь тоже исключать нельзя.
Гарантии против неосновательного применения служебных взысканий. Неосновательное привлечение сотрудников правоохранительных органов к уголовной ответственности встречается, к счастью, не так уж часто. Хотя и один такой случай – уже трагедия. Чаще к неугодным применяются другие методы давления и расправы. Поэтому просто необходимы реальные гарантии против неосновательного привлечения к различным формам служебной ответственности, необоснованных перемещений по службе и увольнений в качестве реакции на отстаивание сотрудниками правоохранительных органов своего права на процессуальную независимость.
Эти гарантии должны быть закреплены в нормативных актах, регламентирующих прохождение службы. Однако этого мало. Думается, что в органах внутренних дел, в частности, должны стать более сбалансированными, более гармоничными функции кадровых аппаратов. Они должны заниматься не только преследованием виноватых, но и защитой неосновательно преследуемых.
В условиях, когда в правоохранительных органах катастрофически ослаблено профессиональное ядро, необходимо акцентировать внимание и на другой – по отношению к процессам самоочищения – стороне медали: на необходимости бережного отношения к кадрам, на обязательности защиты их от наветов, от необоснованных обвинений. Ведь нередко жалобы – это средство избавиться от умелого и «настырного» следователя или оперуполномоченного.
Возможны и прямые провокации, жертвой которых особенно легко может оказаться молодой работник, так и не успевший стать профессионалом.
Еще одна противоречивая фигура: руководитель в правоохранительной деятельности. Так уж получается, что комплексное рассмотрение проблемной ситуации раз за разом побуждает автора отходить от вопросов чисто процессуальных, уголовно-правовых или криминалистических. Это вполне объяснимо. В реальной жизни не бывает проблем исключительно уголовно-процессуальных, уголовно-правовых или только криминалистических. В реальной жизни есть просто проблемы, для разрешения которых применяется инструментарий той или иной отрасли знаний, чаще – несколько отраслей. Не случайно поэтому автору, поставившему перед собой цель искать пути оптимизации уголовного судопроизводства, приходится обращаться к анализу кадрового состава правоохранительных органов или, как сейчас, их штатного расписания.
Ниже следует информация сержанта милиции из Элистинского ГОВД, в которой отразилось весьма распространенное явление:
«Население Калмыцкой АССР составляет примерно 322 тыс. человек (это чуть больше центрального района г. Волгограда). В МВД КАССР насчитываются сотни сотрудников. На них приходится: министр – генерал… заместитель министра – полковник… заместитель министра – полковник… заместитель министра – полковник… заместитель министра – подполковник… заместитель министра – подполковник… заместитель министра – подполковник…
Каждый из названных замов курирует отделы, где имеются свои заместители; далее, в каждом отделе имеется по нескольку начальников отделений и т. д.
В МВД начальники отделов, где не более 15–20 человек личного состава, имеют звания: подполковника – 7 человек, полковника – 5 человек. Их заместители имеют звание не ниже майора.
Руководство имеет персональные машины “ГАЗ-24”, шоферов и секретарей.
Не лучше ли деньги, идущие на содержание такого штата, направить на увеличение рядов следователей, сотрудников уголовного розыска, рядовых милиционеров? Отдать им “руководящий” транспорт, добавить зарплату, и я думаю, что пользы в борьбе с преступностью будет больше»[347].
Подчас складывается впечатление, что рост числа замов – процесс неодолимый и общий. В конце 60-х годов, когда автор этой книги занимал должность заместителя начальника Омской высшей школы милиции МВД СССР, в ней было два зама. И, ничего, – справлялись. Сегодня во всех вузах МВД СССР число заместителей, как минимум, в 2 раза больше.
В 1989 году сверху донизу, создав процессуально весьма пикантное положение (следователь оказался заместителем начальника органа, дознания), в органах внутренних дел появились заместители по следствию.
Не счесть заместителей в отделах и управлениях министерств, включая союзное. Одних первых – несколько. И здесь беда усугубляется. К тому, что видит сержант, добавляются новые негативные последствия. Сейчас заместители министра возглавляют почти все службы. Но… тем самым каждый из них перестает быть руководителем МВД в целом. Он становится представителем службы. Не потому ли сегодня так много приказов Министра, из которых явственно «выглядывают глаза и уши» служб.
По одним подсчетам в системе МВД каждый третий – начальник. По другим – каждый пятый. Точно не знаю. Но что начальников и заместителей у нас перебор – факт. А это процессуальной независимости, конечно, ущерб. Да и производительности труда тоже.
…В 1989 году в управленческом аппарате МВД произошло сокращение. Мы о нем тоже читали. Но идем после этого по зданию Горьковского УВД и видим: там, где прежде был «отдел кадров», теперь «управление кадров». Наверное, вот здесь и заключено одно из последствий того, что руководитель кадрового подразделения является заместителем начальника УВД.
3. Охрана жизни и здоровья милиционера
Почему именно милиционера? Да потому, что он на передовой фронта гражданской войны с преступностью. В него стреляют, как застрелили двух молодых милиционеров в Горьком. Его бьют ножами и дубьем, как убили майора Пругера в Москве. Его, уже упавшего, добивают ногами (так убили сержанта Бахарева) и давят машинами, как это произошло с капитаном Клюевым. Убивают не только мужчин, но и милиционеров-женщин, как убили в Ленинграде женщину – капитана милиции. Из года в год число жертв среди сотрудников милиции увеличивается. Только за тридцать месяцев страна потеряла убитыми 842 милицейских бойца.
1987 год – 188 погибших. 1988 год – 263. Первое полугодие 1989 года – уже 391 потеря.
Правда, Министр внутренних дел СССР в своем докладе на втором Съезде народных депутатов СССР назвал несколько другие цифры. «…За девять месяцев 1989 года при пресечении преступлений и охране общественного порядка погибли 146 сотрудников МВД и 905 ранены….Это существенно больше, чем за весь 1988 год», – добавил Министр[348].
Экстремизм, массовые беспорядки, чрезвычайные положения… И на переднем крае борьбы с преступностью – милиционер.
С грустью и недоумением приходится констатировать, что смерть милиционера у нас в стране никогда не была чрезвычайным происшествием. И если это как-то можно понять в отношении экстремальных периодов – гражданской и Отечественной войн, антоновщины, разгула басмачества или ОУНовщины и т. п., – то для нашего времени, когда сюсюкающие элементы из числа правоведов подвинули Президиум Верховного Совета РСФСР на установление уголовной ответственности за… жестокое обращение с животными, спокойного отношения к таким потерям среди людей нельзя ни понять, ни простить (кому только?).
В государстве, которое хочет иметь твердый общественный порядок и титул цивилизованного, убийство милиционера (или полицейского) – всегда ЧП. Для всего общества, не говоря уже о том, что для всей правоохранительной системы.
По крайней мере, в силу моего правового сознания так должно быть.
Казалось бы, в стране существует надежная уголовно-правовая защита сотрудников милиции, жесткая ответственность за посягательства на него. Но что с этим законодательством делает практика?
1. Внимание: дисфункция! 1987 и 1988 гг. характеризовались ухудшением защиты сотрудников милиции от посягательств на них со стороны правонарушителей. Количество посягательств такого рода увеличилось, а количество привлечений к уголовной ответственности уменьшилось.
Без длинных рассуждений приведу цифры. Дела, направленные в суд по ст. 1911 и 1921 УК РСФСР (Горьковская обл. и г. Горький):
Дела, направленные в суд по ст. 1912 УК:
Б. и другие забили ногами упавшего сержанта милиции. Приговор (это уже в Москве): Б. – 5 лет лишения свободы; его сообщники, как писал журналист М. Степичев, «отделались почти что легким испугом». Это не милицейская оценка. Это крик души одного из журналистов.
Другой журналист, ознакомившийся с положением дел в Башкирской АССР, предложил… пересмотреть все дела последних лет, связанные с нападением на работников МВД[349]. Нездравые, знать, приговоры увидел журналист по этим делам.
Сравнение для размышлений
Памятник американским полицейским заложен в Вашингтоне. «Потери американской полиции в борьбе с преступностью сравнимы с потерями США в некоторых войнах, – заявил президент Дж. Буш, выступая на церемонии». Мемориал полицейским будет воздвигнут в память о 30 тысячах блюстителей порядка, погибших при исполнении служебных обязанностей за два века существования страны. Их имена будут высечены на гранитных стенах будущего памятника, который сооружается на пожертвования граждан США
Уголовный кодекс штата Нью-Йорка предусматривает наказание в виде смертной казни в двух случаях. Один из них – убийство полицейского.
Опубликованный для обсуждения проект Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик в ст. 41 предусматривает случаи применения исключительного наказания в виде смертной казни. Среди шести таких случаев места для защиты такой мерой лиц, в чьи служебные обязанности входит защита общества от убийц, не нашлось.
4. Вопрос, который не мог не встать: о смертной казни
Человеческая жизнь должна быть признана высшей ценностью: лишь творческим гением человека обеспечиваются прогресс и развитие цивилизации…
Вынесенные в эпиграф слова, безусловно, верны, но только они ведь не дают ответа на вопрос: как быть с убийцами? Допустимо ли применение к ним смертной казни? Максимилиан Волошин писал:
Древнейшая
Из государственных регалий
Есть производство крови. Судия,
Как выполнитель Каиновых функций,
Непогрешим и неприкосновенен.
Убийца без патента не преступник,
А конкурент: ему пощады нет.
Кустарный промысел недопустим
В пределах монопольного хозяйства».
Поэта можно понять: ничего хорошего в том, что государство, махина, присваивает себе право лишать своих подданных жизни, конечно, нет.
Но только и отказаться от смертной казни сегодня, видимо, невозможно.
1. Смертная казнь: взгляд из-за тюремной стены. О том, что думает о смертной казни его сосед, читатель может узнать из беседы с ним или с его женой. О том, что думают о смертной казни юристы, можно узнать из их книг, статей и лекций.
Своему читателю я предлагаю информацию, которую ему самому было бы получить затруднительно. В ноябре 1989 года по вопросам, связанным с таким уголовным наказанием, как смертная казнь, я опросил… наказанных, содержащихся в колонии строгого режима. Они заполнили 100 анкет. 79 из них я смог обработать. Это вполне естественно: не все опрашиваемые сотрудничали с исследователем искренне.
На авангардный вопрос «следует ли в новом уголовном законодательстве сохранить применение смертной казни?» весомое большинство осужденных (69 % от числа опрошенных) ответили… утвердительно.
Примерно половина из числа тех, кого мы занесли в число сторонников смертной казни, на заданный в лоб вопрос ответили отрицательно. Однако при ответе на второй вопрос они называли виды преступлений, за которые, по их мнению, наказание в виде смертной казни целесообразно сохранить.
Второй вопрос был сконструирован следующим образом: «Если Вы полагаете, что смертная казнь должна быть сохранена, то за какие преступления»? Далее следовал перечень видов преступлений, завершавшийся предложением дополнить его. Вот как осужденные проранжировали опасность преступлений.
За применение смертной казни к лицам, совершившим изнасилование малолетней, – 51 % опрошенных.
За измену Родине – 41 %.
За предумышленное убийство – 21 %.
За шпионаж – 19 %.
За взяточничество и другие преступления, совершенные лицами, занимающими высокое должностное положение, – 17 %.
За хищение в особо крупных размерах – 6 %.
За любое убийство – 5 %.
Были дополнительно названы два вида преступлений, не предусмотренных исследователем: диверсия и мародерство.
Голоса тех, кто предлагал исключить применение смертной казни к старикам и женщинам, и тех, кто возражал против этого, поделились примерно поровну.
2. Половозрастные ограничения применения смертной казни. Статья 41 официального (внесенного Президиумом Верховного Совета СССР) проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик предлагает:
«Смертная казнь не может быть применена:
– к лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет;
– к женщинам;
– к мужчинам, достигшим к моменту вынесения приговора шестидесятилетнего возраста».
Первое из ограничений известно и действующему законодательству. Два других – новеллы.
Сам по себе принцип – к лицу, не достигшему определенного возраста, смертная казнь не должна быть применена – вряд ли может вызвать возражения. Если кому из читателей покажется иначе, то я сформулирую этот принцип по-другому: нельзя расстреливать детей!
Однако почему граница между «нельзя» и «необходимо» определена именно в 18 лет? Потому что так в действующем законодательстве? Судя по всему, рубеж 18-летия прочерчен именно по этой причине.
Однако возникают два вот каких сомнения. Одно из них связано с тем, что сохраняется рубеж, установленный многие десятилетия назад, хотя за прошедшее время имело место существенное ускорение психического и физического развития человека. Акселерат, совершающий преступление, остается акселератом.
Второе сомнение связано уже не с конкретным значением возраста для применения смертной казни, а с неравномерностью человеческого развития. Припоминаю минимум два случая, когда Президиум Верховного Совета СССР разрешал в индивидуальном порядке применить смертную казнь к преступникам, не достигшим 18 лет. Среди сегодняшних правонарушителей, наряду с индивидами с убыстренным развитием, многочисленные лица с замедленным психическим и физическим развитием.
Два высказанных сомнения рождают два вывода.
Первый: возрастная граница между применением и неприменением смертной казни должна быть определена на основе тщательного и всестороннего исследования вопроса специалистами – правоведами, психологами, педагогами, медиками и т. д.
Второй: наряду с установлением законом типовых возрастных рамок применения смертной казни целесообразно предоставить суду возможность учитывать индивидуальные особенности развития личности. К примеру, до 17 лет действует неопровержимая презумпция невозможности применения смертной казни, а с 17 до 21 года эта презумпция становится опровержимой. На обвинителя ложится обязанность (и возможность) доказывать необходимость применения смертной казни в конкретной ситуации.
Распространение идеи. Думается, что идея установления вместо линии возраста – возрастного коридора может быть продуктивной и для определения возраста уголовной ответственности.
Повторюсь только, что цифровые обозначения этого коридора должны быть найдены на основе компетентного исследования специалистами сегодняшнего состояния уровня развития несовершеннолетних.
Добавлю: такое исследование должно быть не только компетентным, но и скрупулезным: подвижка возраста уголовной ответственности не то что на один год, а даже на один месяц повлечет за собой массовидные последствия в количестве и структуре осужденных.
В 1989 году несовершеннолетние совершили преступлений на 21 % больше, чем в предшествовавшем году. Более того, сегодня уровень преступности среди 17-летних – преступности опасной и жестокой, подчас бессмысленно жестокой! – в 4 (четыре!) раза выше, чем среди тех, кому за 30[350].
Относительно отмены применения смертной казни к женщинам. Автору не хотелось бы прослыть жестокосердечным и кровожадным, но он вынужден высказать свои сомнения относительно целесообразности этой новеллы. Он опасается, что она приведет к распространению использования женщин в качестве наемных убийц.
Реальный исследователь и непредубежденный реформатор не вправе забывать, что за стенами башни из слоновой кости женская преступность, в том числе в самых опасных и жестоких формах, из года в год растет.
Отмена применения смертной казни к старцам.
Предложение о неприменении смертной казни к лицам, достигшим к моменту вынесения приговора (или, может быть, все-таки лучше – к моменту совершения преступления?) 60-летнего возраста, представляется приемлемым.
Во-первых, лица этого возраста редко совершают кровавые преступления. Во-вторых, для большинства из них приговор к длительному сроку заключения эквивалентен приговору к смертной казни.