С одной стороны, общество и государство испытывают необходимость в охране условий своего существования и развития и, как следствие, в людях, специализирующихся в правоохранительной деятельности. С другой стороны, члены общества испытывают настороженность и даже известную отчужденность в отношении таких людей.
Ф. Энгельс писал: «…полицейская служба представлялась свободному афинянину столь унизительной, что он предпочитал давать себя арестовать вооруженному рабу, лишь бы самому не заниматься таким позорным делом. В этом сказывался еще образ мыслей древнего родового быта. Государство не могло существовать без полиции, но оно было еще молодо и не пользовалось еще достаточным моральным авторитетом, чтобы внушить уважение к занятию, которое бывшим членам родов неминуемо должно было казаться гнусным»[351].
Ф. Энгельс и переводчик его работы на русский язык жили во времена, достаточно отдаленные от родового строя. Тем не менее не только в содержании, но и в выборе ими формы, терминологии и эпитетов прослеживается их собственная неприязнь к современной им полиции.
Теоретически рассуждая, с победой социалистической революции, где публичная власть и, следовательно, уголовная юстиция, милиция в частности, выражают (должны выражать) интересы всего народа, положение должно кардинально измениться. Однако в своих конкретных проявлениях это общее положение многообразно и разноречиво. Сегодня, в частности, престиж органов внутренних дел, прокуратуры и суда находится на весьма низком уровне. Если проследить динамику развития авторитета милиции, то выяснится: он начал возрастать с конца 50-х – начала 60-х годов; процесс этот продолжался до конца 60-х – начала 70-х годов; с начала 70-х до их конца он находился примерно на одном уровне, а начиная с конца 70-х, изредка прерываясь кратковременными взлетами, неуклонно падал. Автор не уверен, что процесс падения престижа правоохранительных органов сегодня приостановлен.
Ситуация усложняется тем, что в последние годы наблюдается падение престижа всех официальных структур, включая партию.
Тревожит также, что значительной частью функционеров правоохранительных органов состояние их авторитета не осознается в качестве существеннейшего компонента оперативной обстановки. Крайне редко при планировании мероприятий учитываются интересы влияния их (мероприятий) на общественное мнение.
Даже в тех случаях, когда правоохранительные органы проводят исследование общественного мнения в регионе своей ответственности, их результаты оказываются, как правило, более благоприятными, чем при проведении таких же исследований учеными.
При оценке отношения населения к правоохранительным органам, кроме временной динамики, следует учитывать также региональные различия и национальные особенности. Например, в среднеазиатских республиках, а также в Армении и Азербайджане лица коренных национальностей в правоохранительных органах преобладают. Существует очередь на замещение таких должностей. Сталкиваются с трудностями при распределении в этих республиках и выпускники ГВШ МВД СССР. Напротив, в прибалтийских республиках процент лиц коренной национальности в органах внутренних дел ниже их процента в населении республики.
Часть настороженности населения по отношению к представителям уголовной юстиции объективно обусловлена. Человек от века настороженно относился к другому, если у того было что-то такое (в данном случае – полномочия), чего не было у него. Кроме того, сам характер правоохранительной деятельности таков, что она – в отличие, например, от медицинской – санирует общество, наказывая его членов. Наказание редко вызывает положительное отношение к наказывающему.
1. Тенденция отчуждения
Если наложить эту закономерность на свойственную всякой системе тенденцию обособляться, отчуждаться от среды своего функционирования, то станет понятно, что какой-то объем настороженности населения по отношению к правоохранительным органам неизбежен.
Другая часть факторов, порождающих негативизм в оценке уголовного судопроизводства, – уже не в его сути, а в его искривлениях, недостатках. Эти факторы субъективны, случайны, и именно в них – резерв для улучшения отношений между обществом и правоохранительными органами, большая часть резерва повышения престижа последних.
2. Усиление социального контроля за уголовным судопроизводством
Акцент на целеустремленность и реальность процедур УСП, выпукло проходящий через все содержащиеся в этой книге суждения, может насторожить. Не окажется ли он обращенным во вред обществу, во вред людям? Такая опасность, конечно же, есть.
Но есть и эффективное средство борьбы с нею. Это – серьезный социальный контроль за УСП, это – открытость УСП. Открытость, естественно, не может характеризовать все этапы уголовного процесса (не надо толпой в операционную!). Однако ее должно быть гораздо больше, чем сегодня. И – самое главное! – открытость должна характеризовать всех субъектов УСП без всяких исключений. Сегодня, к примеру, КГБ – все еще во многом вне гласности. И это опасно. Как нависший над городом ледник.
Впрочем, для этой книги вопрос о КГБ – вопрос частный. Что касается остальных участников УСП, то про них можно сказать, что они уже попали в зону критики, хотя и не стали еще зоной гласности.
«Попали в зону критики»… Действительно, эскадроны лихо пишущих и громко говорящих врываются в следственные кабинеты и залы судебных заседаний в поисках крамолы. Весьма смутно представляемая многими из этих кавалеристов презумпция невиновности (чем меньше информации, тем больше категоричности в суждениях) с легкостью необычной обращается в презумпцию виновности сотрудников правоохранительных органов.
«Не стали зоной гласности»… Движение на пути к открытости правоохранительной деятельности вообще и уголовного судопроизводства в частности еще только начато.
МВД СССР, смелость которого в опубликованных данных о преступности отмечалась прессой еще при прежнем министре, сделало очередной шаг в этом направлении. С брифинга, состоявшегося в МВД СССР еще 14 февраля 1989 г., начался, можно сказать, новый этап в информировании страны о состоянии ее внутренних болезней. 14 февраля начальник Главного информационного центра МВД СССР генерал-майор внутренней службы А. Смирнов обнародовал абсолютные цифры о состоянии преступности в СССР за 1988 год. Еще раньше в местные органы внутренних дел пришло указание снять ограничительные грифы с целого ряда показателей.
Тем не менее в вопросе о гласности уголовного судопроизводства, всех правоохранительных процессов это – важный, но не заключающий шаг. Обнародование статистических данных еще не стало системой. Места отстают от центра, другие правоохранительные ведомства от МВД. Показательная деталь: те же самые цифры и суждения, которые уже обнародованы, в ряде партийных комитетов лежат еще с грифом «секретно».
Та статистическая информация о преступности и судимости, которая хлынула сегодня на страницы печати, носит отрывочный, несистематический характер и, кроме того, ее обнародование – инициатива отдельных должностных лиц. Правовой обязанности обнародовать такую информацию ни у кого нет. Людям моего возраста вспоминается ситуация конца 50-х – начала 60-х годов, когда ученые громко говорили о необходимости открыть данные моральной статистики, никто против этого особенно, вроде, не возражал, а статистика преступности и судимости так и осталась тогда недоступной для населения и даже для большинства исследователей.
Однако закрытость статистических данных – не единственный барьер на пути широкой активности населения в становлении правового государства, в частности – на пути участия в реформе уголовного судопроизводства. Наезженная колея сегодняшнего законодательного процесса сложилась во времена застоя. Он не предусматривает широкого участия населения в обсуждении законопроектов. Даже участие специалистов-юристов в их прохождении ситуативно.
Сохраняется опасность, что келейность сохранится и при подготовке законопроектов, призванных осуществлять реформу в сфере уголовного судопроизводства. Такие опасения сегодня вполне реальны, а значит, реальна и опасность того, что на характере и качестве будущих законов скажется ведомственность или отрыв некоторых ученых от реалий борьбы с преступностью, от реального уголовного судопроизводства. Такая опасность, как уже видел читатель, проявилась в Законе о статусе судей в СССР.
Автор видит три основных направления, следуя по которым возможно обеспечить эффективный социальный контроль за уголовным судопроизводством. Это: 1) инициация общественного мнения и обеспечение возможностей для населения судить об уголовных и уголовно-процессуальных законах еще в процессе их подготовки и принятия; 2) участие народного элемента в уголовном судопроизводстве и 3) сотрудничество правоохранительной и массово-информационной систем.
1. Участие общественного мнения в законодательном процессе. Не попал ли автор в тупик? С одной стороны, он говорит о целесообразности и необходимости участия широких масс населения в подготовке и проведении судебной реформы, а с другой – рисует непреодолимые препятствия, стоящие как перед самой реформой, так и перед участием в ней граждан?
Ну, трудности – это еще не тупик! Тупики возникают как раз тогда, когда трудностей не видят или закрывают на них глаза. При зашоренных глазах путь вперед может преградить не только стена, но и столб.
А трудности, к сожалению, действительно есть.
В первую очередь – трудности, обусловленные спецификой перестройки в целом. Революционные преобразования в стране должны быть осуществлены в основном теми же людьми, чья предшествующая совокупная деятельность привела страну к предкризисному по многим параметрам состоянию. А самого себя, прямо скажем, переделывать человеку трудно. Эти общие для перестройки трудности применительно к уголовному судопроизводству усугубляются за счет следующих обстоятельств. Юристы в силу особенностей своей профессии консервативны. По сути своей они охранители, а не преобразователи. Именно поэтому им особенно необходим взгляд со стороны.
Укажем, однако, что сложившиеся на сегодня процедуры подготовки и принятие уголовных и уголовно-процессуальных законов не обеспечивают широкого и делового привлечения граждан к их обсуждению. Тот же самый механизм торможения, который мешает перестройке в других сферах, действует и здесь.
В тех же случаях, когда тот или иной вопрос в принципе решается в духе перестройки, сказывается отсутствие соответствующих методик и стереотипов для проведения принципиальных решений в жизнь. К примеру, 22 октября 1988 г., в соответствии с решением Президиума Верховного Совета СССР, «для всенародного обсуждения» был опубликован Закон об изменениях и дополнениях Конституции СССР. Это, конечно же, в духе перестройки. Однако срок обсуждения был определен в месяц (до 25 ноября). Этого, конечно же, для делового всенародного обсуждения явно недостаточно.
Средства преодоления торможения: больше гласности, больше демократии, больше деловитости, больше социализма, одним словом. Влияние широких масс населения на подготовку и принятие законов (идеи, овладевшие массами, как известно по К. Марксу, становятся материальной силой через активизацию общественного мнения, наказы депутатам-законодателям, через газеты, радио, ТВ и т. д.).
Если дожидаться, пока кто-нибудь, дядя или племянник, Институт советского государственного строительства и законодательства при Верховном Совете СССР или Институт государства и права Академии наук СССР преподнесет обществу на блюдечке с голубой каемкой новые идеальные законы, то есть опасность, что вновь принятые нормативные акты потребуют исправления еще до их вступления в силу, как это с некоторыми из них уже случалось.
Но что может неспециалист в такой специфической области, как принятие законов в сфере уголовного судопроизводства? Ничего, если он невежда!
XIX Всесоюзная партийная конференция в очередной раз в истории последнего времени поставила вопрос о необходимости правового образования и правового воспитания населения. На этот раз – в форме правового всеобуча. До этого велись речи о правовом ликбезе, правовом воспитании детей и молодежи, населения в целом, о правовом обучении руководящих кадров. Принимались различные постановления на этот счет. В учебные планы средних школ, ПТУ, техникумов и неюридических вузов вводились курсы основ права. Однако вот что показательно. В вузовские программы курсы основ права были введены указанием сверху. И как только некоторым вузам было предоставлено право самим составлять для себя индивидуальные учебные планы, первое, что сделали три московских вуза, – удалили из учебных планов правовые курсы. Имеющиеся приоритеты проявились очень наглядно.
Если мы не хотим, чтобы правовой всеобуч постигла судьба прежних начинаний по правовому просвещению населения, просто необходимо, чтобы во главу угла были поставлены не указания сверху, не контроль, а интерес. В конце концов, все, что человек делает, связано с его интересом.
2. Участие народного элемента в уголовном судопроизводстве.
Вовлечение народного элемента (общественности) в УСП является давней отличительной особенностью советской правовой системы. Автор вообще полагает, что советскому уголовному процессу свойствен принцип народовластия. Его формула[352]: суверенитет народа распространяется и на процессуальную деятельность, а его проявления многосторонни. Во-первых, он означает, что уголовный процесс осуществляется в интересах всего народа. Во-вторых, обусловливает тенденцию к все большему включению представителей народа в органы правосудия, к возрастанию влияния трудящихся на формирование этих органов. В-третьих, государственные органы – участники процесса – для решения стоящих перед ними задач широко используют помощь общественности (ст. 128, ч. 2 ст. 70 УПК РСФСР). Наконец, в-четвертых, принцип народовластия означает, что при принятии ряда решений в уголовном процессе институализирован учет общественного мнения (например, ст. 41 Основ уголовного судопроизводства). Гласность судебного разбирательства является одним из средств обеспечения социального контроля за деятельностью соответствующих должностных лиц и поэтому – одним из способов реализации принципа народовластия через уголовное судопроизводство. Гласность, кроме того, является общим условием такой стадии процесса, как судебное разбирательство. Нужно отметить, наверное, что гласность в этих двух своих качествах в советском уголовном процессе развивалась, по крайней мере словесно, до провозглашения ее как политического лозунга перестройки.
Основной задачей перестройки в этом направлении является придание участию народного элемента в уголовной юстиции большей деловитости и избавление от декларативности. Социализм как социальная основа создает большие возможности для целесообразного участия населения и его представителей в правоохранительной деятельности вообще и в уголовном судопроизводстве в частности. Однако для того, чтобы эти возможности превратились в действительность, нужны основанные на объективных законах социализма действия.
Поруки: должное и сущее. В самом конце 50-х годов на крутой волне, вздыбленной скачкообразным расширением участия общественности (именно этот термин стал доминирующим) в уголовном судопроизводстве, всплыл (может, правильнее сказать – возродился) институт передачи виновного на поруки, энтузиазм в отношении этого института был столь велик, что Прокуратура Союза ССР и Верховный Суд СССР издали акты о поруках[353], не дожидаясь, когда это сделает закон.
Фундамент порук весьма рационален. Сделаем выписку из публикаций того времени: «Меры общественного воздействия применяются в тех случаях, когда с их помощью возможно достижение тех же целей, что и при назначении наказания, т. е. действительное исправление и перевоспитание виновного»[354].
В отличие от некоторых других нововведений той первой послевоенной перестройки УСП (как, например, попытка учреждения органов милиции на общественных началах) поруки прижились. Прекращение уголовного дела (или даже отказ в возбуждении уголовного дела) с передачей виновного на поруки применяется и сегодня. Однако сегодня нет никаких гарантий, что сформулированная цель – действительное исправление и перевоспитание лица, переданного на поруки, – достигается. Большинство субъектов, принявших на себя обязательства, никакой, тем более систематической работы с лицами, переданными на поруки, не ведут, а правоохранительные органы ее практически не контролируют. Для многих из них прекращение уголовных дел с передачей на поруки стало способом улучшить отчетные показатели или спрятать от судебного контроля скверно расследованное дело.
В самое последнее время (начиная с 1987 года) передача на поруки (вместе с передачей материалов или дела в товарищеский суд) по ст. 9 УПК РСФСР стала способом для следственных аппаратов и службы БХСС избежать направления в суд сложных дел по хозяйственным и должностным преступлениям.
Из выявленных за 10 месяцев 1989 года преступников в количестве 1 013 509 человек более четырехсот тысяч (406 032) были освобождены от уголовной ответственности или наказания в связи с передачей их на поруки, материалов и дел – в товарищеский суд, а также по другим основаниям[355]. До 70 % «палок» (показателей в отчетах службы БХСС) в 1987, 1988 годах и первой половине 1989 года составляли материалы, по которым было отказано в возбуждении уголовного дела по ст. 10 УПК РСФСР. А здесь уже обе стороны заинтересованы в том, чтобы о таком постановлении забыть как можно скорее.
Статья 9 УПК предусматривает: если лицо, взятое на поруки, в течение года не оправдало доверия коллектива, нарушило свое обещание исправиться и не подчиняется правилам социалистического общежития или оставило работу с целью уклонения от общественного воздействия, общественная организация или трудовой коллектив, взявшие его на поруки, выносят решение об отказе от поручительства и направляют это решение в суд или прокуратуру для рассмотрения вопроса об уголовной ответственности лица. В этом случае уголовное дело может быть возобновлено определением распорядительного заседания суда или постановлением прокурора.
Таких возобновлений практика, по существу, не знает. Но это не оттого, что переданные на поруки ведут себя идеально. Нет субъекта, который бы оценивал их поведение и считал себя ответственным за принятие решения. В тех редчайших случаях, когда удается обнаружить возобновление уголовного дела в связи с ненадлежащим поведением лица, взятого на поруки, выясняется, что, как правило, действительным инициатором возобновления являлись правоохранительные органы, обнаружившие совершение этим лицом нового преступления и сообщившие об этом поручителям.
В литературе время от времени проходят полосой предложения запретить органам предварительного расследования осуществлять передачу на поруки. Основной аргумент: передача на поруки связана с признанием лица виновным, а это – прерогатива суда.
Передача на поруки действительно связана с признанием лица виновным в стадии предварительного расследования. Это верно. Но вот суждение о том, что признание лица виновным является исключительно прерогативой суда, в действующем уголовно-процессуальном законодательстве не проведено. УПК всех союзных республик без исключения основаны на противоположной концепции: если признание виновным не влечет назначение уголовного наказания, то оно может быть осуществлено и в стадии предварительного расследования и даже в стадии возбуждения уголовного дела (в УПК РСФСР это статьи 7–10). И никакая словесная эквилибристика (явление очень характерное для редактирования законодательных актов в годы застоя) с формулировкой ст. 7 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик в сути дела ничего не изменила. Абстрактные формулировки в законе вообще опасны, ибо, не нормируя поведение участников уголовного процесса в реальных ситуациях, они создают возможность для ведения бесконечных разговоров вокруг них.
Кроме того, лишение возможности решать часть уголовных дел на стадии предварительного расследования поставит пореформенный суд, которому и так угрожает резкое увеличение нагрузки (вследствие, например, возложения на него обязанности рассматривать жалобы граждан на неправомерные действия должностных лиц), перед новыми трудностями.
Аттестация и инспектирование трудовых коллективов и общественных организаций. В связи со сказанным автор видит пути реального совершенствования института порук не в изменении субъекта, принимающего решения, а в оптимизации действий трудовых коллективов и общественных организаций по действительному перевоспитанию лиц, переданных на поруки. В этих целях субъект, принимающий решение по ходатайству того или иного коллектива, должен располагать данными о его способности осуществлять перевоспитание. А это означает, что в одной из служб органов внутренних дел, наверное в подразделениях, занимающихся исполнением наказаний без лишения свободы, должны быть сосредоточены материалы проведенных ими аттестаций возможных субъектов принятия на поруки, под углом зрения их способности исполнить принимаемые на себя обязательства. Если в картотеке нет необходимой информации о конкретном коллективе, заявившем ходатайство о передаче ему виновного на поруки, следователь или орган дознания должен иметь возможность, в том числе – достаточный процессуальный срок, для того, чтобы назначить инспекцию, призванную дать заключение о способности этого коллектива исполнить принимаемые на себя обязательства. Систематические инспекции силами этого же подразделения должны сопровождать и весь период порук.
Целесообразно также, чтобы в протоколе общего собрания трудового коллектива или общественной организации, принявшей ходатайство о передаче на поруки, и соответственно в постановлении о прекращении уголовного дела было поименовано конкретное лицо, ответственное за организацию работы по исправлению и перевоспитанию виновного.
Распространение рекомендаций. Подобного рода рекомендации относятся также к передаче материалов в товарищеский суд (ст. 7 УПК) и к избранию такой меры пресечения, как поручительство общественной организации (ст. 95 УПК).
Восстановить институт общественных помощников следователей в органах МВД СССР. Нуждается в восстановлении институт общественных помощников следователей в следственных органах МВД СССР, ликвидированный с приходом к руководству Главным следственным управлением министерства генерала В. Г. Новикова. В прокуратуре общественные помощники следователей в ряде мест продолжают работать, хотя и без особого внимания к себе.
Необходимое условие – атмосфера справедливости в уголовном судопроизводстве. Для того чтобы призыв к сотрудничеству с правоохранительными органами нашел широкий, деловой и всепроникающий отклик среди населения, нужна атмосфера справедливости в уголовном судопроизводстве.
3. Отлаживание механизма взаимодействия с учреждениями массовой информации
От взаимного непонимания, недоверия и дисфункциональности – к сотрудничеству. Механизм взаимодействия правоохранительных органов с УМИ
И сам бог ориентируется в мировых делах по газетам
Взаимодействие (всяческое воздействие друг на друга) правоохранительной и массово-информационной систем существует в каждом государстве и обществе с той поры, как наряду со специализированными правоохранительными органами, возникшими вместе с государством, появились институализированные учреждения массовой информации (УМИ), первые по времени – газеты. Наличие взаимодействия объективно обусловлено весьма существенным совпадением объектов внешних управляющих воздействий этих систем, их среды функционирования (население, общественное мнение и общественное настроение), а также наличием у каждой из названных систем воспитательной функции (т. е. частичным совпадением функций-задач). Свою работу правоохранительные органы делают в социально-психологической атмосфере, в значительной мере созданной усилиями УМИ, в среде, адекватно и своевременно информированной или, напротив, дезинформированной или информированной с запозданием ими же. С соответствующими изменениями это относится и к условиям работы газет, радио, телевидения: их сообщения, касающиеся правовой сферы, воспринимаются аудиторией в свете реальной деятельности правоохранительных органов и реального состояния правопорядка.
Само наличие взаимодействия между правоохранительной и массово-информированной системами не зависит от осознания этого факта правоведами и журналистами, от их желаний и предпочтений. От осознания этого факта, от организации взаимодействия зависит другое: будет ли взаимодействие носить характер сотрудничества, способствовать выполнению каждой из систем своих функций или, напротив, акции одной из систем станут дисфункциональными для деятельности другой.
Отсутствие отлаженной системы сотрудничества приводит к тому, что социально-психологическую атмосферу, особенно в экстремальных ситуациях, начинают в значительной степени формировать слухи.
Трагические события апреля 1989 года в Тбилиси. Приведу по необходимости длинную выписку из сообщения корреспондентов «Правды»:
«Ставшие уже ежевечерней традицией брифинги дают достаточно полное представление о том, как складывается ситуация в Тбилиси и республике. Практически любой вопрос не остается без ответа, – по крайней мере, в той степени, в какой правительственная комиссия, расследующая трагический инцидент 9 апреля, ЦК Компартии Грузии располагают строго проверенной информацией. Но нельзя, чтобы брифинги делались только ради какой-либо акции. Хотелось бы обозначить тот факт, что многое из того, о чем на брифингах говорится, почему-то или неполно, или медленно доводится до широких слоев населения. Оперативная, проверенная информация пока еще отстает от слухов, муссируемых в определенной среде.
Казалось бы, как важно было молниеносно донести до широких масс сообщения, что в осмотре тел погибших принял участие представитель неформальной общественной организации, как того требуют сегодня люди. По словам секретаря ЦК Компартии Грузии, он лично осмотрел все тела погибших. С другой стороны, явно запоздала информация медиков о состоянии здоровья пострадавших военнослужащих внутренних войск и Советской Армии, о природе их ранений и повреждений, которые явились следствием применения холодного оружия и металлических прутьев.
Да, любые выводы до конца работы комиссии опасны. Но есть очевидные факты, которые глубокого исследования не требуют и которые, к слову, общеизвестны в Тбилиси. И поэтому делать из них секрет глупо, о них нужно давать самую оперативную информацию.
«Нельзя давать “ядовитым языкам” волю, – сказал нам ветеран труда, участник Великой Отечественной войны Сурманидзе»[356].
Но вот что показательно: почти так же, как при освещении событий в Сумгаите, Ереване, Баку, сама «Правда» систематически запаздывала с сообщением всесоюзному читателю о фактах, имевших место в Лыхны, Сухуми и Тбилиси.
Значимость для уголовного судопроизводства взаимодействия со СМИ особенно усилилась в последние годы. Основная причина этого – прежде всего в общем возрастании значения средств массовой информации в жизни страны, их инициирующей роли в утверждении политики гласности.
Частная, но очень показательная деталь: никогда юристы столько не ссылались на газеты, столько не писали в газетах и журналах.
«Чрезвычайные полномочия» учреждений массовой информации»
…Мир изменен свинцом, особенно тем, который не в пулях, а в типографских литерах
Отметим сразу же одну очень важную закономерность, детерминирующую в значительной степени нынешнее состояние взаимоотношений между правоохранительной и массово-информационной системами. Революционные преобразования второй половины 80-х годов имеют одну особенность, принципиально отличающую их от всех доселе известных революционных преобразований. Они должны осуществляться в основной массе теми же людьми, которые и привели страну к положению, нуждающемуся в революционных преобразованиях. В такой ситуации значение основной движущей силы преобразований приобретают критика и самокритика, восходящие в условиях гласности, в условиях открытого общества на качественно новый, более высокий уровень. Их наиболее эффективный инструмент – средства массовой информации (СМИ). Таким образом, СМИ в процессе перестройки приобретают по существу чрезвычайные полномочия. Я бы сказал даже так: нынче ЧК – это не комитет государственной безопасности; нынче ЧК – это средства массовой информации.
Та поистине уникальная роль, которую играют сегодня СМИ, обусловлена глубинными потребностями ситуации. В условиях, когда революционные преобразования в стране должны осуществляться теми же людьми, чье положение в итоге таких преобразований приобретает неустойчивый характер, чьи интересы затрагиваются, нужна система, которая противостояла бы ведомственности, реально развивала бы гласность. Для решения этих задач сегодня, пожалуй, приемлемы только СМИ – учреждения массовой информации. Так что их сегодняшняя роль объективно обусловлена. Беда только в том, что СМИ оказались неготовыми к перестройке, в том числе и по кадровым соображениям, как и все другие системы в стране. Неся службу по информации перестройки, они перестраиваются и сами, причем по ряду параметров делают это быстрее и эффективнее, чем, к примеру, вузовская система или правоохранительные органы.
То обстоятельство, что СМИ осуществляют свою историческую роль по инициации перестройки, в том числе и в правоохранительной системе, не будучи полностью подготовленными к исполнению этой роли, приводит к значительному числу дисфункций.
Укажем вначале на очень опасную – политическую. Эйфория вседозволенности приводит подчас к тому, что часть журналистов подпадает под влияние политических провокаторов, а часть сама оказывается ими. В результате вместо конструктивной перестройки средства массовой информации могут начать выполнять дестабилизирующую функцию. Цитирую Э. Талунтиса, писателя: «…что делается в эстонской печати! Какие только измышления не печатаются! А кто их осуждает? Кто им противостоит? Один лишь листок “Вестник Интердвижения”, выходящий с января раз в месяц на деньги, собранные с шапкой по кругу. А около двухсот других изданий, от бюллетеней до газет и журналов, единым слаженным хором поносят все, что связано с Россией. Причем те, кто читает по-эстонски, говорят, что газеты, недоступные для русских из-за незнания языка, уже давно ничем себя не сдерживают, не стесняются и пишут о России крайне злобно. Идет ничем не прикрываемая массовая обработка населения во враждебном всему Союзу духе»[357].
О том же в той же подборке писала домохозяйка из Таллинна 3. Кравченко: «…разве только один Т. Маде занимается шельмованием русских? А пресса? А телевидение? А радио?»
Впрочем, вернемся к нашей основной теме. Дисфункциональность в уголовно-правовой сфере материалов, обнародуемых учреждениями массовой информации, подчас осознается, а подчас и не осознается. Часть журналистов попадает под влияние отдельных школ или даже отдельных юристов и становится их рупорами. Отсутствие культурных традиций в освещении правоохранительной деятельности средствами массовой информации приводит к появлению среди полезного в основном материала публикаций, влияние которых на конечные цели перестройки в лучшем случае двойственно, в худшем – отрицательно.
И – самое главное! – на сегодня не существует единого фронта правоведов и журналистов в борьбе за законность, за расчистку площадки под фундамент правового государства и последующее его строительство.
Эффективность управления взаимодействием правоохранительных органов и учреждений массовой информации зависит от ряда причин. Среди них: отношение правоведов и журналистов друг к другу и к самой идее сотрудничества, адекватность указанных оценок в условиях резкого изменения шкалы отсчета (в условиях развития демократии и гласности), наконец, наличие знаний, умений и навыков сотрудничества.
Позиции субъектов взаимодействия не только влияют на его характер и результаты, но и являются взаимовоспитывающим фактором.
Исследование профессионального общественного мнения правоведов и журналистов. В связи с изложенным автором было предпринято (главным образом) в рамках Горьковской области исследование профессионального общественного мнения правоведов и журналистов о некоторых аспектах взаимодействия правоохранительной и массово-информационной систем.
В основу программы исследования были положены следующие рабочие гипотезы:
– в Горьковской области имеет распространение взаимная настороженность, предубежденность правоведов и журналистов;
– среди сотрудников как правоохранительных органов, так и учреждений массовой информации (УМИ) много таких, которые весьма поверхностно представляют специфику деятельности взаимодействующей системы;
– среди юристов сильны настроения против широкого освещения средствами массовой информации конкретных уголовных дел;
– среди юристов сильны настроения против широкого освещения средствами массовой информации (СМИ) случаев злоупотреблений и коррупции в правоохранительных органах;
– среди журналистов – при убеждении в необходимости более широкого обнародования материалов о правоохранительной деятельности – нет ясности в понимании целей обнародования и целесообразных средств их достижения;
– среди журналистов сильны предубеждения против опровержения обнародованных данных, даже когда появляются серьезные аргументы, их порочащие;
– как среди журналистов, так и среди юристов весьма распространены искаженные представления о позиции закона по исследуемым проблемам; силен субъективизм в оценках.
В связи с тем, что главной задачей исследования было получение информации не о состоянии взаимодействия между системами, а о профессиональных мнениях и настроениях сотрудников этих систем, основным методом исследования было избрано анкетирование различных групп правоведов (судей, адвокатов, следователей) – органов внутренних дел и прокуратуры, прокуроров и журналистов.
Для привлечения дополнительной информации использовались: включенное наблюдение, неформальное интервьюирование, экспертные оценки, опубликованные данные предыдущих исследований по смежной проблематике.
Большинство рабочих гипотез подтвердилось в ходе исследования.
Анализ анкет правоведов. Наиболее негативно из опрошенных категорий правоведов настроены следователи органов внутренних дел. К примеру, из числа ответивших «да» на вопрос «Бывали ли в вашей практике случаи выступления СМИ?..» лишь 33 % респондентов ответили, что выступление средств массовой информации помогло расследованию.
Показательно также, что ни один из следователей не ответил утвердительно на вопрос, повлекло ли выступление СМИ изменение его позиции по делу. Впрочем, другие категории опрошенных юристов в большинстве своем также отрицают изменение своей позиции под влиянием выступления СМИ.
83 % следователей оценили сегодняшнее количество выступлений СМИ о работе правоохранительных органов как чрезмерное и лишь 17 % – как недостаточное.
Свои претензии и пожелания учреждениям массовой информации следователи изложили в ответах на открытый вопрос: «Как вы оцениваете преобладающие акценты и тенденции в оценке и освещении СМИ процессов и субъектов правоохранительной деятельности»?:
«Необходимо освещать и положительные стороны работы правоохранительных органов, а СМИ пока отражает только плохое»; «Часто освещение темы носит поверхностный характер, материалы готовятся некомпетентными лицами»; «СМИ необъективно освещает деятельность правоохранительных органов: в последнее время тенденция представить хорошими обвиняемых, а плохими работников правоохранительных органов… Журналисты торопятся приобрести известность за счет сенсаций»; «Критикуемой стороне на страницах газет слово обычно не дается, напротив, попытки использовать гласность однозначно истолковываются как стремление защищать «честь мундира». Такая гласность вряд ли принесет ощутимую пользу делу укрепления социалистической законности и так далее практически во всех анкетах, не исключая и анкеты тех 17 % следователей, которые оценили сегодняшнее количество правовых публикаций как недостаточное.
Весьма показательно распределение ответов на вопрос: «Повлияло ли выступление СМИ на оценку расследования (судебного разбирательства) общественным мнением?»
Настораживает высокий процент неинформированности о выполнении публикациями своей основной задачи – формирования общественного мнения.
Раздраженность (далеко не всегда необоснованная) доходит у значительной части респондентов до того, что они… забывают закон. В среднем 70 % следователей и 85 % прокуроров ответили, что выступление СМИ до возбуждения уголовного дела с указанием на виновность конкретных лиц недопустима.
При наличии в Законе пункта 4 ст. 108 УПК РСФСР, прямо называющего статьи, заметки и письма, опубликованные в печати, поводами к возбуждению уголовного дела, такой большой процент ответов, отрицающих возможность выступлений СМИ до возбуждения уголовного дела, нуждается, конечно, в осмыслении. Представляется (хотя могут быть и другие объяснения), что сработал характерный для правоохранительной системы стереотип отчуждения от СМИ. Автору уже не раз приходилось высказывать мысль, что нагромождение различных препятствий на пути сотрудничества правоохранительных органов и СМИ имеет в своей основе стремление уйти от социального контроля.
Подчеркну: на приведенных данных исследователь основывает оценку нереального состояния публикаций (для этого нужны дополнительные данные) – приведенные данные дают основания для оценок отношения юристов к выступлениям СМИ, сегодняшнего состояния их профессионального сознания в этой специальной сфере.
Наличие предубеждений проявляется в подготавливаемых ведомствами актах. Анализ п. 3 ст. 5 Закона «О статусе судей в СССР».
Вот формулировка п. 3 ст. 5 Закона: «Средства массовой информации не вправе предрешать в своих сообщениях результаты судебного разбирательства по конкретному делу или иным образом воздействовать на суд до вступления решения или приговора в законную силу».
Итак, средствам массовой информации запрещается: во-первых, предрешать в своих сообщениях результаты судебного разбирательства, и, во-вторых, иным образом воздействовать на суд.
Неопределенность, безразмерность второй формулировки приводит в ужас. В случае большого желания под нее можно подвести все что угодно, даже простое сообщение о факте, не говоря уже об изложении речей сторон. Изложила газета речь прокурора – воздействие на суд, выступил по ТВ общественный защитник – воздействие на суд. Но ведь судебное заседание у нас проходит, за прямо оговоренными в законе исключениями, гласно. Так почему же те, кто не смог прийти в суд, не вправе знать то, что восприняли пришедшие туда?
С другой формулировкой положение еще пикантнее: она попросту не в ладах с русским языком. Что значит «предрешать»? Принимать решение, обязательное для принятия другого решения. СМИ по уголовному делу никаких решений не принимают.
Вот что еще показательно: в формулировке закона исчез тот флер, таинственный покров, который накидывается на ограничение прав прессы в различного рода объяснениях. Речь ведется вовсе не о том, что нельзя громогласно называть подсудимого виновным (с таким ограничением вряд ли кто сегодня стал бы спорить), закон говорит – не сметь публично анализировать действие судьи даже в тех случаях, когда он, к примеру, отправил дело на доследование вследствие плохо проведенного судебного следствия или своей нерешительности.
Причем, обратите внимание, до какой поры[358] действует закон – до вступления решения или приговора[359] в законную силу, т. е. до того момента, когда исправление ошибки становится втройне труднее: кассационная проверка уже прошла или стала невозможной.
Словом, становится совершенно очевидным, что ч. 3 ст. 5 Закона о статусе судей – это способ увести последних от социального контроля, наиболее эффективный метод которого сегодня – это выступления средств массовой информации.
Просто удивительно, как это журналисты практически обошли вниманием эту, стреноживающую ТВ, газеты и радио, формулировку. Вот она, будучи принятой, действительно имеет предрешающее (преюдициальное) значение для ее Закона о печати.
Анализ анкет журналистов
Если вы собрались защищать демократию и перестройку танками, то хотя бы скажите об этом людям, предупредите, подготовьте их основательно
Первой неожиданностью при анализе этих анкет стала следующая: при ответе на вопрос «стали ли они (журналисты) в связи с процессом усиления гласности чаще выступать по правоохранительной тематике?» менее 18 % числа опрошенных ответили «да», 6 % опрошенных не ответили на этот вопрос, более 76 % ответили отрицательно.
При всеобщем убеждении, что последние годы СМИ стали уделять правоохранительной тематике гораздо больше внимания, чем раньше, такие ответы нуждаются в истолковании. Думается, что видимое противоречие объясняется аберрацией, отклонением восприятия. Журналисты, отвечая на анализируемый вопрос, имеют в виду количество публикаций. Представление же о возрастании внимания прессы к правоохранительной проблематике основывается на объеме и характере обнародованных материалов. Аберрации способствует и существенное возрастание количества публикуемых официальных и полуофициальных сообщений.
Возможно также следующее объяснение; резкое увеличение материалов на правовые темы дала центральная печать, нами же были опрошены журналисты областных газет. Словом, исследование нуждается в продолжении.
С распределением ответов по анализируемому предмету согласуются и оценки журналистами количества выступлений средств массовой информации по работе правоохранительных органов сегодня: «чрезмерно» – менее 6 % (напомню, у следователей таких оценок подавляющее большинство – 83 %); «недостаточно» – 65 %; «в самый раз» – 18 % (11 % не ответили на вопрос).
Ниже приводятся данные о распределении ответов журналистов на ряд других содержащихся в анкетах вопросов.
Среди отвечавших на вопрос «повлияло ли выступление СМИ на ход и результаты уголовного судопроизводства?» оптимистов оказалось 18 %. Именно столько констатировали – «помогло». 12 % отметили – «не сказалось». Вдвое больше (23 %) – «бывало и так и этак». Больше всего опрошенных (почти половина: 47 %) «проголосовало ногами» – ушло от ответа на этот вопрос. Ни один из опрошенных журналистов не отметил, что выступление (его выступление) помешало судопроизводству.
Приведу для сравнения ответы правоведов. Следователи органов внутренних дел: публикация помогла ходу расследования – 20 %; помешала – 33 %; не сказалась – 47 %. Не ответивших на вопрос не было. Следователи же: публикация способствовала принятию правильного решения – 8 %; «не сказалась» – 80 %. 12 % – не ответили.
Адвокаты. Влияние публикации на свидетелей: побудила изменить показания – 5 %; сделала их более решительными в показаниях – 20 %; не повлияла – 45 %; на обвиняемого: «помогла осознать свою вину» – ни одного: «не повлияла» – 10 %; «не знаю, воспринял ли он публикацию»
– 35 %; обвиняемый «ожесточился» – половина опрошенных; на судебную аудиторию: «помогло ей разобраться в деле» – ни одного, «создало предубеждения» – 70 %.
Для ответа на вопрос «изменялась ли ваша позиция, высказанная в публикации, после того, как вам становились известными новые факты или результаты рассмотрения уголовного дела?» опрошенным журналистам было предложено три варианта ответа: 1) нет; 2) помню такую ситуацию; 3) изредка изменялась частично. Почти 30 % из них отметили первый вариант, столько же третий. Остальные… нет, не второй. Ни один из опрошенных не отметил, что его позиция, выраженная в публикации, под влиянием новых фактов полностью изменилась. Оставшиеся 40 % дружно на вопрос не ответили. Впрочем, отказ от ответа – это тоже информация.
Ряд вопросов анкеты был направлен на то, чтобы выявить информированность журналистов относительно действующих правовых норм и распространенных в настоящее время правовых лозунгов. Путаницы в некоторых умах, конечно, предостаточно. Однако вот что любопытно отметить: в некоторых случаях здравый смысл журналистов позволял им занять позицию, более соответствующую закону, чем искаженная стереотипами и предубеждениями позиция профессиональных правоведов. Уже отмечалось выше, что 70 % следователей и 85 % прокуроров в вопросе о допустимости публикаций до возбуждения уголовного дела заняли позицию, противоречащую закону.
Среди журналистов, так ответивших, было только 35 %. 12 % ушли от ответа, остальные ответили правильно.
Теперь о взаимооценках. Журналистам были заданы два взаимосвязанных вопроса: 1) адекватно ли сегодня юристы оценивают выступления СМИ? и 2) адекватно ли сегодня журналисты оценивают деятельность правоохранительных органов? Вот сводка ответов на них (в %).
Таким образом, при весьма высокой критичности оценок юристов часть журналистов, к сожалению, меньшая, демонстрирует и самокритичность.
Вывод из двух предыдущих фрагментов. Состояние профессионального сознания, взаимоотношений и взаимооценки правоведов и журналистов в Горьковокой области соответствует интересам успешной перестройки правоохранительной деятельности, ее интенсификации во имя укрепления социальной справедливости далеко не полностью.
Этот вывод, видимо, может быть распространен и на другие регионы страны.
Позиция аудитории.
Результаты опроса 400 респондентов по месту жительства в 4 районах г. Горького. Средний возраст в пределах 45–70 лет (май 1988 года).
По этим же трем вопросам в г. Горьком были опрошены члены общественных правоохранительных формирований и в качестве контрольной группы горьковчане, работающие на тех же предприятиях.
Анализ их ответов позволяет сделать вывод, что теле– и радиопередачи, статьи в газетах о проблемах борьбы с нетрудовыми доходами вызывают у 30 % опрошенных из числа членов правоохранительных общественных формирований и у 31 % из числа населения – живой интерес; соответственно: у 24 % и 24 % – желание обсудить это; у 17 % и 18 % – раздражение; у 14 % и 17 % – желание что-то сделать.
По мнению опрошенных, количество материалов о недостатках в работе правоохранительных органов публикуется в периодической печати, оглашается по радио и телевидению соответственно: недостаточно – 52 % и 49 %; достаточно – 24 % и 18 %; более чем достаточно – 7 % и 5 %; а количество материалов о мужестве и мастерстве сотрудников органов внутренних дел публикуется в периодической печати, оглашается по радио и телевидению соответственно: недостаточно – 50 % и 56 %; достаточно – 20 % и 17 %; более чем достаточно – 6 % и 3 %.
Из сопоставления приведенных данных с данными, содержащимися выше, при анализе п. 3 ст. 5 Закона о статусе судей в СССР, явствует:
– мнение аудитории о степени насыщенности средств массовой информации правовыми публикациями занимает промежуточное положение между мнением следователей и журналистов;
– журналисты при этом ближе в своем мнении к ожиданиям аудитории, чем следователи.
Дело об изнасиловании слушается на стадионе. В экстремальных ситуациях, как в геологических обнажениях, подчас становятся видны глубинные пласты, покрытые в рутине будней флером обыденности. 18 августа 1989 г. в Набережных Челнах проходил процесс по обвинению В. в изнасиловании и убийстве 18-летней С. Приговор – смертная казнь. Процесс шел на стадионе «Старт», в присутствии пяти тысяч человек[360]. Первыми с просьбой открыть двери суда обратились родственники погибшей. (Следует подумать, не занимало ли существенного места в их мотивации знание того обстоятельства, что в выездных заседаниях суд, как правило, строже?) Открытого процесса потребовали и жители города. Угрожая в противном случае… забастовкой. Учитывая сложную оперативную и социально психологическую обстановку в городе, в суд с таким же ходатайством обратился горком партии.
В распорядительном заседании суд определил: дело слушать в закрытом заседании. Однако в первый день процесса во Дворце культуры КамАЗа собралось большое число жителей города. Узнав о начале судебного заседания, люди двинулись к зданию Автозаводского райнарсуда. Временно пришлось перекрыть движение…
Перед зданием суда начался импровизированный митинг. Никаких объяснений работников УВД, прокуратуры, городских властей собравшиеся слушать не хотели.
Объявляется, что дело будет слушаться открыто.
Новое требование: рассматривать на стадионе! И дело рассматривается на стадионе.
Все четыре дня, что рассматривалось дело, трибуны стадиона были забиты до отказа. При этом горожане сами организовали рабочие дружины, которые поддерживали порядок. Разговоры со многими людьми в эти дни убедили, что потребовать такой меры их заставила крайняя обеспокоенность ростом преступности в городе (по сравнению с прошлым годом она выросла в Набережных Челнах почти на 60 %).
«В целом я удовлетворен проведенным процессом, – сказал в беседе с журналистами председательствовавший в нем член Верховного Суда Татарской АССР И. Гилязов. – Но он наглядно показал, что независимость суда – понятие пока что относительное. Нужны работающие правовые механизмы, которые оградили бы судебную власть от какого бы то ни было влияния…»[361].
А вот мнение самого журналиста: «С одной стороны, судьи и народные заседатели ответственные перед своими избирателями, а с другой – «независимы и подчиняются только закону». Сложно, разумеется, представить, что пятитысячный стадион (как бы тихо он себя ни вел) способствовал нормальному ходу судебного процесса и не оказывал на судей хотя бы психологического воздействия. Но и людей, думаю, понять надо – устали они уже от постоянного страха за себя и особенно за своих детей, от наглости и вседозволенности всяческого хулиганья и доморощенных «мафиози». Люди имеют, чего уж лукавить, основания не доверять не данной конкретной коллегии, а всей судебной машине, так часто уже дававшей сбои и осечки.
Конечно, не дело вмешиваться в ход судебного заседания и выносить приговоры на многотысячных митингах: рано или поздно могут возобладать эмоции и свершится самосуд. Но и гласность, раз уж общественное возмущение достигло критической точки, не отменишь»[362].
Может быть, серии таких взвешенных журналистских выступлений и не хватило Набережным Челнам до суда?
Я не сомневаюсь, что Верховный Суд РСФСР кассирует этот приговор. Суд здесь, безусловно, действовал под давлением. Но только надо себе представить и реакцию в городе, если к отмене приговора заблаговременно не будет подготовлено общественное мнение.
Рекомендации в масштабе региона. На базе проведенного исследования автором была предпринята попытка сконструировать систему рекомендаций, направленных на кардинальную перестройку взаимоотношений – от взаимного недопонимания, недоверия, дисфункциональности – к сотрудничеству между правоохранительными органами и массово-информационными ведомствами (учреждениями).
Все эти рекомендации касаются обеих сторон и направлены в основном на воспитание духа сотрудничества между правоохранительными органами и учреждениями массовой информации и, тем самым, на оптимизацию сотрудничества.
В этих целях:
1) во всех службах и подразделениях органов внутренних дел, в других правоохранительных органах выделить офицеров (сотрудниов) по связи с УМИ; довести эти назначения до сведения всех УМИ;
2) во всех УМИ выделить журналистов, ответственных за связи с правоохранительными органами; довести об этих назначениях до сведения всех сотрудников правоохранительных органов;
3) благоприятствовать участию (систематически и своевременно информировать, приглашать, обеспечивать возможность) представителей взаимодействующей системы в некоторых повседневных, а не только парадных и специальных мероприятиях. Хотя и в иной степени, это относится не только к правоохранительным органам, но и к УМИ;
4) создавать при УМИ общественные редколлегии по оказанию содействия редакциям в подготовке материалов к опубликованию и ответов на поступившие письма, для консультирования авторов, участия в зондажах общественного, в том числе профессионального, мнения и т. д.;
5) практиковать в необходимых случаях временное командирование сотрудников правоохранительных органов (к примеру, УВД или отдела юстиции) для работы в составе редакции.
Это предложение применимо, конечно, не только на уровне области. Оно не менее значимо и для центральной прессы. Следует вспомнить, что в МВД СССР в свое время уже делалось такое предложение. Однако оно не было реализовано. Вспомнить о нем побудило следующее решение Секретариата ЦК КПСС в ситуации, во многом аналогичной: «Одобрительно отнестись к предложению о направлении в редакции центральных газет по согласованию с редколлегиями квалифицированных военных журналистов с оставлением их в кадрах Советской Армии и Военно-Морского Флота. Передать этот вопрос на рассмотрение Совета Министров СССР»[363].
Такой опыт в других государствах был. В Болгарии состав главных редакций «Луч» (ТВ) и «Полюсы» (радио) паритетный: из сотрудников МВД и республиканских ТВ и радио. В Чехословакии на Пражском и Братиславском ТВ созданы специальные редакции «Армия и безопасность». В них за счет штатов Управления политико-воспитательной работы МВД ЧССР работают по 4 сотрудника. В редакции «Руде право» также за счет численности УПВР содержится журналист, готовящий публикации совместно со службами министерства (Ю. В. Наумкин);
6) активизировать работу созданного при областном Научно-координационном совете по правовой пропаганде Консультативного совета по прессе или преобразовать его;
7) споспешествовать взаимному обучению. Целесообразно было бы, в частности, под эгидой Горьковского отделения Союза журналистов или одного из областных УМИ создать на базе слушательского состава ГВШ МВД СССР клуб молодых правоведов-публицистов; включать в профессиональную учебу правоведов журналистскую проблематику, а в учебу журналистов – правовую;
8) сделать систематическими конкурсы среди журналистов, писателей, мастеров искусств на лучшее произведение о сотрудниках горьковских правоохранительных органов (преобладающий состав жюри – юристы);
9) систематически проводить конкурсы среди правоведов на лучшее выступление в СМИ (состав жюри – журналисты);
10) возродить на Горьковской студии ТВ ежемесячый журнал «Гражданин. Общество. Закон»;
11) создать на Горьковском ТВ силами журналистов, следственных аппаратов и оперативных служб экспериментальную ТВ-передачу типа «Преступление не раскрыто… Нужна твоя помощь, товарищ!»;
12) создать на базе одной из областных газет правовую «Газету в газете» с периодичностью выхода один раз в неделю;
13) улучшить пропаганду УМИ, созданных УВД и областной прокуратурой «прямых линий» связи с населением;
14) расширять проведение правоохранительными органами пресс-конференций, брифингов и т. п.
В японских источниках попадается информация о пресс-клубах, членством в которых журналисты дорожат, ибо исключение из такого клуба лишает их многих возможностей для получения сообщаемых полицией данных.
В Англии, судя по источникам, эффективной формой оптимизации взаимодействия полиции со средствами массовой информации является выдача аккредитационных пресс-карточек журналистам, проявившим симпатии к полиции и имеющим достаточную юридическую подготовку. Такая пресс-карточка дает значительные привилегии в возможностях освещения работы полиции, доступ к специальной информации. Если журналист не оправдывает доверия, карточка аннулируется (Ю. В. Наумкин);
15) внедрять в практику оперативный, опережающий выпуск пресс-бюллетеней и иных материалов для прессы по вопросам и даже отдельным фактам, которые неизбежно привлекут общественное внимание или к которым целесообразно привлечь внимание общественности;
16) институализировать линии «прямой связи» У МИ – УВД, прокуратуры, ГВШ МВД СССР и т. д., довести их до уровня районов, в необходимых случаях возложить на сотрудников, названных в п. 1, организацию ситуативных или постоянных пресс-бюро.
Юридическая газета. Есть ряд вопросов, которые могут быть решены только в масштабах всей страны.
Среди них: создание ежедневной общесоюзной юридической газеты. Эта газета не должна быть ведомственной. Скорее всего, это должен быть орган Союза юристов СССР. Определенные шаги в этом направлении предприняты. Летом 1990 года выпущен даже пробный номер. Соучредитель – Минюст СССР. Есть надежда, что в 1991 году газета начнет выходить регулярно.
4. Расширение (качественный скачок) участия адвоката в уголовном судопроизводстве. Слушатель ГВШ МВД СССР, побывавший на стажировке в аппаратах БХСС в 1988 году, рассказал автору о ситуации парадоксальной, но не неожиданной. Женщина, которую он пригласил для дачи объяснения в стадии возбуждения уголовного дела, заявила, что без «своего» адвоката она ничего говорить не будет. Никакие разъяснения, что адвоката в таких случаях не положено, не помогли. Рассказчик сообщил далее, что он, посоветовавшись с руководителями стажировки… пригласил адвоката. Неожиданности продолжались: адвокат прибыл. Право, не знаю, какой ордер выдали ему в юридической консультации[364].
Объяснение происшедшему лежит на поверхности: расширение участия защитника на предварительном следствии – одна из наиболее популярных сегодня тем и в специальной, и в общей литературе.
Адвокатура – единственный из органов, входящих в систему уголовной юстиции, авторитет которого в последние годы возрос и продолжает возрастать. Есть, однако, опасения, что это будет продолжаться очень недолго – до той поры, пока адвокатуре не придет время платить по векселям, которые она и сама, и другие за нее сегодня щедро выдают. Дело в том, в частности, что перед адвокатурой стоят такие же сложные кадровые проблемы, как и перед всеми другими правоохранительными органами.
Частично эти проблемы могут быть, вероятно, решены за счет создания юридических кооперативов, имеющих возможность вернуть к активной деятельности высококвалифицированных юристов-пенсионеров. В печати уже появлялась информация о создании подобных сообществ. В Горьком, в частности, создан кооператив правовых услуг «Юрист», и его ревизор уже выступает в печати с консультацией о размерах оплаты правовой помощи[365].
Следует указать также, что и сегодня участие адвокатов на предварительном следствии в качестве защитников существенно меньше, чем это позволяет действующий закон.
Причины: отсутствие традиций участия адвокатов на предварительном следствии; худшая оплата участия адвоката на ПС, чем в суде; несвоевременное и неполное разъяснение обвиняемому наличия у него права пригласить защитника и способов реализации этого общего права в конкретном случае. Одна из женщин-адвокатов Тракторозаводской (в г. Волгограде) юридической консультации охарактеризовала положение так: к нам, как в реанимацию, обычно обращаются в последний момент.
В июне 1989 года первый заместитель прокурора города Москвы обратился с письмом в президиум Московской городской коллегии адвокатов. В письме говорилось о том, что, не дожидаясь окончательного решения вопроса, органы прокуратуры готовы уже сегодня, если ходатайствует о том подозреваемый, допускать адвоката с момента задержания или избрания меры пресечения. Президиум коллегии, однако, ответил: «Ваши предложения… не могут быть безусловно приняты». Мотивировалось это следующим. Во-первых, закона об участии адвоката со стадии задержания или ареста еще нет (такой закон был принят позднее – см. ниже). Во-вторых, адвокаты не могут постоянно сидеть и ждать, когда их вызовет следователь. А в-третьих, кто же будет за это платить адвокатам? На копии письма, присланной в редакцию «Литературной газеты», кто-то из работников прокуратуры приписал: «При чем здесь оплата? К чему тогда «слезы» адвокатов о поголовном нарушении следователями прав обвиняемых?»[366].
Шаги в обозначенном направлении? Во второй половине 1988 года в адвокатуре была изменена система оплаты. В частности, оказание помощи клиенту на предварительном следствии было приравнено по оплате к участию в судебном разбирательстве. Видимо, это повысит активность адвокатов по участию их в предварительном расследовании.
Впрочем, эти тонкости видны только при ближайшем и внимательном рассмотрении. Для большинства же граждан идея более раннего участия адвоката в уголовном процессе, идея своего адвоката представляется сегодня идеальной.
Адвокат – не только защитник обвиняемого. Анализируя проблему участия адвоката в уголовном процессе, следует иметь в виду вот что еще. В расширении и улучшении правовой помощи нуждается не только обвиняемый. Должны получить процессуальные права, аналогичные правам защитника, представители потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика в уголовном процессе, чьи функции, как правило, выполняют также адвокаты.
Сегодня деятельность названных представителей связана в основном с судебным разбирательством. Никто, конечно, не мешает потерпевшему советоваться с адвокатом и тогда, когда идет еще предварительное расследование. Однако сегодня такие контакты являются не правилом, а скорее исключением. И зря!
Рекомендации. Интродукция. Нижеследующий текст («Рекомендации. Содержание») был написан до ноября 1989 года, т. е. до принятия Верховным Советом СССР Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве[367]. Как многим из читателей известно, этот судоустройственный акт неожиданно для специалистов включил в себя норму, носящую чисто судопроизводственный характер. Речь идет о ст. 14 названных Основ. Она установила участие защитника с момента задержания, ареста или предъявления обвинения. У автора нет никаких сомнений, что эта норма будет подвергнута коррекции в лучшем случае законодателем, в худшем – практикой, явочным порядком. Поэтому автор хотел бы сохранить рекомендации по участию адвоката в том виде, в каком они были написаны до принятия ст. 14 Основ законодательства о судоустройстве, а затем дополнить изложение анализом той небольшой практики применения названной нормы, которую удастся проследить в 1990 году (Основы законо-дательства о судоустройстве введены в действие с 1 декабря 1989 г.).
Думается, что такой подход позволит лучше проникнуть в процессы судебно-следственной реформы, современниками и участниками которой мы являемся.
Рекомендации. Содержание. Резкое (на уровне качественного скачка) расширение участия адвоката в УСП является необходимым условием разрешения проблемной ситуации, сформулированной в начале книги:
1) однако это расширение не должно ограничиться лишь столь популярным нынче в литературе предложением изменить законодательство таким образом, чтобы сделать правилом более раннее, чем при действующих УПК, появление защитника на предварительном следствии.
Само по себе это предложение верное. Однако наивернейшая идея, будучи чрезмерно расширенной, может стать нелепостью. В литературе последнего времени звучат требования допустить защитника на предварительном следствии с момента возбуждения уголовного дела. Кого адвокат будет защищать с этого момента? С кем юридическая консультация заключит договор?
Автору представляется, что защитник должен привлекаться с момента первого допроса лица, фактически лишенного свободы (задержания), либо с момента предъявления обвинения.
Кроме того, расширение временных рамок участия защитника на предварительном следствии (ПС) требует уточнения объема его прав. Согласно ст. 33 Основ уголовного судопроизводства, не подвергавшейся изменению с момента принятия этого документа в 1958 году и, следовательно, ориентированной на участие адвоката в деле, как правило, с окончания ПС, защитник с момента допущения к участию в деле вправе знакомиться со всеми его материалами.
Сохранение этого права в полном объеме, хотим мы того или не хотим, будет побуждать следователей принимать меры к его блокированию. То ли путем создания препятствий для приглашения адвоката, то ли путем редактирования веления закона об ознакомлении его со всеми материалами дела. Последнее будет сделать тем легче, что проверка наличия «материалов дела» на каждый данный момент со стороны затруднена, а большинство прокуроров, на чьи плечи, очевидно, лягут эти проверки, будут разделять опасения следователей, что защитники передадут информацию о материалах дела своему подзащитному. Предположение о том, что защитнику можно воспрепятствовать это сделать путем простого запрета, не выдерживает никакой критики.
Думается поэтому, что права защитника с момента его допуска в дело должны быть приведены в соответствие с его функцией – оказывать подзащитному правовую помощь: участвовать в производстве процессуальных действий с участием подзащитного, а также действий, проводимых по ходатайствам его и его подзащитного; знакомиться с постановлениями о приостановлении и прекращении дела, о продлении срока следствия и далее – в соответствии с текстом ст. 23 Основ, за тем единственным исключением, которое было выше аргументировано;
2) предусмотренное действующим законом право защитника представлять доказательства было бы целесообразно дополнить предоставлением ему определенных прав (обеспечением возможности) для собирания документов и предметов, являющихся потенциальными доказательствами по делу. В частности, адвокату безусловно необходимо обеспечить возможность собирания данных, характеризующих личность обвиняемого;
3) расширение правовой помощи в УСП не должно ограничиться фигурой обвиняемого (подозреваемого). Должны получить процессуальные права, аналогичные правам защитника, представители (потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика).
Если законодатель воспримет предложение о введении дел общественно-публичного обвинения, то здесь полномочия представителя потерпевшего (гражданского истца) должны быть особенно велики вплоть до допущения адвокатского расследования, смыкающегося с расследованием служебным;
4) было бы целесообразно предусмотреть организационные (и агитационные) меры, направленные на инициацию правовой помощи лицам, оказывающимся в сфере УСП, в процедурах, не предусматривающих участие адвоката. В такой, оказываемой в непроцессуальных формах, помощи нуждается, в частности, сегодня правонарушитель в процедуре протокольной формы досудебной подготовки материалов;
5) ни одно из сформулированных выше предложений не сможет быть проведено в жизнь простым дополнением или изменением уголовно-процессуального закона. Коррекция закона должна сопровождаться увеличением штатной численности и улучшением качественного состава адвокатуры.
Целесообразно экспериментально проверить возможности юридических кооперативов в этой сфере;
6) существующие ныне ставки оплаты труда адвокатов, ориентированные на участие в судебном разбирательстве, должны быть пересмотрены в соответствии с идеями расширения участия адвокатов в уголовном судопроизводстве.
Рекомендации. Неожиданный ракурс. Как и все другие элементы реформы УСП, участие адвоката на предварительном следствии должно быть использовано комплексно. В частности, участие адвоката в производстве следственного действия способно, на взгляд автора, заменить участие в этом следственном действии… понятых. Функции понятых удостоверить факт, содержание и результаты действий, при производстве которых они присутствовали (ст. 135 УПК): думается, что адвокат, в силу своей уголовно-процессуальной функции противостоящий следователю, в состоянии выполнить во взаимодействии со следователем и эту функцию.
Не следует недооценивать значимости сокращения случаев, в которых обязательно участие понятых. Для процессуалиста-практика участие понятых – это проблема, неведомая многим процессуалистам-теоретикам. Сложность начинается с того, чтобы найти людей, соглашающихся принять на себя эти обязанности.
Категорические отказы соседей выступать в качестве понятых при производстве обысков, осмотров и других следственных действий – явление далеко не редкое. Напомним также, что правовой обязанности быть понятым в действующем законе нет. Следователь или оперативный уполномоченный, озабоченный тем, чтобы найти понятых, зачастую забывает, что не всякий гражданин пригоден в конкретном случае исполнять функции понятого. Сегодня большинство понятых инертно, а часть способна – по просьбе, например, лица, у которого проводится обыск, – действовать в прямо противоположном своим процессуальным функциям направлении. При обыске на квартире отравительницы (4 смерти и 14 иных тяжких последствий) понятой принимает из ее рук флакон с ядом и выбрасывает его в туалет[368]. В качестве понятых зачастую выступают: водители милицейских машин, конвоиры, делопроизводители, члены ДНД и внештатные сотрудники милиции, в местах массовых волнений – солдаты внутренних войск и т. д., и т. п.
Ситуация становится анекдотической (смеяться надо б, да плакать хочется): все чаще и чаще в качестве понятых выступают… лица, задержанные по другим делам и, особенно, отбывающие административный арест. Правонарушители контролируют следователя.
Поскольку профессиональное общественное мнение перестает видеть в участии понятых реальный смысл, оно начинает снисходительно относиться к случаям легендирования их участия, появляются прямо фальсифицированные в этом отношении следственные документы.
Так что функционирование института понятых в процессе перестройки уголовного судопроизводства нуждается в деловом анализе и преобразовании.
Видимо, профессиональное общественное мнение сегодня еще не готово к радикальному решению вопроса: отказу от института понятых как условия законности следственных действий. Во всяком случае, проведенное автором экспресс-исследование указывает на это.
Поэтому было бы целесообразным придать требованию участия понятых в следственных действиях менее категоричный характер, найти ему работающие альтернативы.
Одна из них уже названа – участие адвоката в следственном действии. Другие направления преобразований:
– предусмотреть в законе возможность проведения следственного действия без участия понятых в случаях, когда приискание таковых затруднительно или невозможно, а промедление с производством следственного действия может привести к утрате следов преступления или порождает опасность для людей;
– аналогично в случаях: участия в следственном действии прокурора, двух или более сотрудников правоохранительных органов;
– если осуществляется сплошная видеозапись следственного действия;
– если об этом ходатайствует лицо, в отношении которого производится следственное действие, в частности свидетельствуемый потерпевший, лицо, у которого производится обыск.
Необходимо также восстановить ответственность (в ст. 76 УПК РСФСР 1923 года она была предусмотрена) за произвольное прерывание понятыми принятых на себя обязанностей.
Напоминание читателю и самому себе. Скрупулезное рассмотрение деталей может размыть общую картину. Раздел начался с анализа поруки, взаимодействия со средствами массовой информации и через предложение о допущении адвокатского расследования автор пришел к развенчанию института понятых в его сегодняшнем виде. На утративший видение общей картины взгляд, казалось бы, что общего между всеми этими проблемами. Именно поэтому целесообразно, наверное, напомнить: все они – элементы разрешения реально существующего противоречия между необходимостью в специальных людях, осуществляющих правоохранительную деятельность, и отчужденностью общества от них.