По мнению автора, перед разработчиками новых УК в качестве одной из главных задач должно быть поставлено – сократить число уголовно-правовых запретов до уровня, на котором система уголовного судопроизводства в состоянии обеспечить хотя бы приближение к обеспечению неотвратимости ответственности. Всем нам не худо бы в этой связи помнить слова Иеринга: «Печально, конечно, исходить из слабости; но лучше исходить из слабости и добиваться сносных результатов, чем уповать на силу, которой нет».
Имеются и чисто процессуальные возможности сокращения числа заявок на обслуживание. Об одной из них скажу здесь. В инициативной рабочей группе по разработке республиканского УПК в МВД Казахстана мы обсуждали вопрос о производстве по уголовному иску. Суть новелы заключается в следующем. В тех случаях, когда хозяйственным или должностным преступлением ущерб причинен иному собственнику, чем государство, дело может быть возбуждено лишь по специальному поводу – по заявлению собственника или лица, им уполномоченного. Зачем закону становиться между людьми, если его об этом не просят? К этой категории можно было бы отнести довольно широкий круг составов: ст. 921, 94, 98, ч. 1 ст. 991 (если она сохранится), 100, 155, 1701, 1711, 172, 175, 2112 и некоторые другие. (Нумерация статей здесь – по УК РСФСР). В предварительном расследовании или иной форме досудебной подготовки и судебном разбирательстве таких дел установить обязательное участие заявителя с процессуальным статусом, аналогичным положению гражданского истца в уголовном процессе, и функциями обвинителя. Видимо, целесообразно будет для заявлений такого типа установить определенный минимум информационных приложений: акт о недостаче, акт ревизии, документы, обосновывающие выводы ревизии, а также докладные и объяснительные записки.
Увеличение пропускной способности правоохранительной системы. В завязавшейся дискуссии о допустимости дифференциации и рационализации форм уголовного судопроизводства автор давно и решительно на стороне покойного П. Ф. Пашкевича[404] и тех немногих процессуалистов, которые последовательны в отстаивании не только допустимости, но и необходимости, неизбежности и дифференциации, и рационализации, и упрощения уголовного судопроизводства. Любопытно, что зарубежные участники рабочей группы «Рыночные отношения и преступность» большой международной конференции «Право и европейское сотрудничество», состоявшейся в Москве, вовсе не пугались процессов рационализации и дифференциации процессуальной формы. Более того, анализ Рекомендаций N R (87) 18, одобренных 17.09.87 г. Комитетом министров Совета Европы, показывает, что основная направленность их – упрощение (слово для многих российских процессуалистов, как красный платок для быка) уголовной юстиции[405].
Представителем Великобритании в рабочей группе была судья Б. Миллс, руководитель Управления по борьбе с крупными мошенничествами. В этом Управлении, по ее словам, рука об руку работают специализированные следователи, собственные детективы и бухгалтеры-эксперты, имеются собственные полицейские – и, представьте себе, никто не боится пресловутого сращивания, того самого сращивания, которое вместе с упрощенчеством являют собой два жупела, две дубинки, обрушиваемые на любую здравую мысль, если она не укладывается в прокрустово ложе господствующих теоретических моделей. К слову, по данным моих исследований, нижегородские судьи, во всяком случае отвечая на вопросы специальной анкеты, более уважительно, чем, к примеру, прокуроры, отнеслись к служебной тайне оперативных работников и представляемой ими информации.
Нынче много вояжируют за рубеж. В заведении на Пушкинской улице в Москве я недавно с удивлением обнаружил, что груда фотографий на загранпаспорта больше, чем любая другая. Так может минюсты или кто другой поднатужатся и пошлют в Лондон в управление госпожи Барбары Миллс – она приглашала – нескольких молодых судей. Молодых – чтоб им не пришлось слишком ломать собственные сложившиеся стереотипы.
Будь моя воля, я бы и нескольких слушателей Нижегородской высшей школы, специализирующейся на подготовке профессионалов в области борьбы с экономической преступностью, направил на стажировку к судье Б. Миллс. Чтобы не случилось рассогласования – приставил бы к ним дядьку-процессуалиста.
Как явствует из изложенного в двух предыдущих абзацах, автор вовсе не против поездок правоведов за рубеж. Напротив, он очень даже за. Но только он за то, чтобы оттуда вывозилась целостная информационная картина, а не вырванные из контекста жизни картинки-иллюстрации, подтверждающие позиции того или иного туриста.
По поводу дифференциации и рационализации УСП поломано немало копий. Не раз писал об этом и автор настоящей статьи. Поэтому ограничимся сказанным по этому поводу и перейдем к другой идее о способе увеличения пропускной способности системы УСП. Боюсь только, что эта идея некоторых моих коллег шокирует.
Требование полноты раскрытия преступления избыточно. Уже формулировка ст. 2 (что в доживающих союзных Основах уголовного судопроизводства, что в УПК РСФСР) внутренне противоречива. Она требует раскрывать преступления полно… и быстро. Очевидно, что между этими требованиями имеется противоречие. А читателю известна грустная история Буриданова осла, которого заставили выбирать между двумя охапками сена. Подох бедняга. Вот так же чахнут и умирают – не в силах найти компромисс между полнотой и быстротой – многие сложные, многоэпизодные и многолюдные уголовные дела, в основном, о хозяйственных и должностных преступлениях, о крупных хищениях. Одна из причин этого то, что кодексы наши одноноги. Их разработчики при конструировании почти всех норм исходили из общеуголовных преступлений. Опасность подобной односторонности сохраняется и при подготовке проектов нового УПК. Между тем УСП по большим делам о хозяйственных, должностных и некоторых других преступлениях имеет подчас такую специфику, что меняется сам тип ситуации. И требование полноты, если дать ему операциональное определение, вполне логичное при раскрытии убийства, превращает в аттракцион «бег в мешках» расследование крупных коррупции или массовых беспорядков. Доказательство правильности этого вывода мы находим в факте появления на свет божий инициированного, естественно, правоохранительными органами Постановления Президиума ВС СССР от 30.09.89 г. «О применении статей 14 и 15 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик при расследовании и судебном рассмотрении многоэпизодных дел»[406]. В преамбуле этого документа идет речь о преступных деяниях, не влияющих существенно на оценку степени общественной опасности личности обвиняемого. В постановляющей же части Президиум разъясняет, что Генеральный прокурор СССР и его заместители, «признав собранные доказательства в отношении конкретного лица по отдельным эпизодам обвинения многоэпизодного дела достаточными для составления обвинительного заключения, вправе дать письменное указание об окончании расследования и направлении дела в суд по этим эпизодам.
В этом случае суд рассматривает дело в пределах предъявленного обвинения…»
Мне представляется, что позиция, из которой исходит Президиум в анализируемом Постановлении, заключается в допустимости отбора материалов (эпизодов) при направлении дела в суд. По делу Адылова, в частности, следствие, накопив 300 томов материалов, в суд направило только 122, не предъявив обвинения по целому ряду эпизодов и преступлений, о которых имелась информация. И это правильно.
47 тысяч документов. 50 ревизоров год проводили ревизию. Потом девять месяцев судебные бухгалтеры проверяли ревизоров. Объем бумажного производства по делу Дурдыева составил 733 тома, из них 17 – обвинительное заключение. По делу проведено 300 (триста!) ревизий и экспертиз, допрошено – и не по одному разу! – 40 тысяч человек. Только если не задумываться над реальным положением вещей, можно предположить, что все это море информации будет использовано при вынесении приговоров. Вот то, что избыточность информации и высокий уровень информационного шума помогут недобросовестным участникам процесса «наводить тень на плетень», это точно.
Избыточность информации, добываемой по уголовному делу, приведет не только к тому, что сил и средств, излишне затраченных в одном месте, не хватит в другом, но и к не необходимому ущемлению законных интересов граждан. Самый совершенный сетевой график не сможет обеспечить положения, при котором расследование в отношении всех обвиняемых по многолюдному УД придет к своему завершению одновременно. А это означает, что в отношении части лиц, вовлеченных в сферу УСП, меры процессуального принуждения будут действовать больше и дольше, чем это необходимо. Кроме того, увеличение объема познания по делу само по себе влечет расширение применения мер принуждения к лицам, не являющимся обвиняемыми по данному делу.
Ну как тут не вспомнить Сенеку и его «Письма к Луцилию»: «Может, они и нашли бы необходимое. Если бы не искали лишнее…»
Предметом познания в УСП является не преступление вообще, а информация, необходимая и достаточная для определения меры ответственности обвиняемого. Все остальное от излишнего любопытства, от лукавого… Если установление дополнительных эпизодов по делу или даже совершения новых преступлений обвиняемым не повлечет за собой, по мнению обвинителя, изменения меры или характера ответственности, оно не должно входить в предмет доказывания по делу.
В завершение я только хотел бы сказать читателю: если советскому уголовному процессу суждено выбраться из той ямы, в которую его совокупными усилиями затолкали теоретики, не знающие теории, и разного рода дилетанты, определявшие и сейчас определяющие как окончательный вид нормативного акта, так и уголовно-судебную политику в целом (впрочем, есть ли она сегодня?), то выход этот лежит на пути испытания его здравым смыслом, осознанием реалий и выдавливанием из нормативных актов и процессуальных документов необязательных слов.