Следует отметить, что такие религиозно-административные учреждения, как дацаны и монастыри, имеют реальную возможность обеспечить реальный контроль за единоверцем, за которого поручились.
Поэтому, если говорить о Сибирском регионе, вполне правомерно предоставить региональному законодателю право самому разрешить вопрос о замене предупреждения об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний присягой, светской или религиозной, и о форме ее принесения (учитывая каноны соответствующей религии), в частности, определить, должен ли при принесении присяги присутствовать священнослужитель. Региональному законодателю целесообразно также самому решать, приносится ли присяга только в суде или же и на предварительном расследовании тоже, вопрос о допустимости присутствия священнослужителя при допросе. Подчеркну, присутствие при допросе священнослужителя соответствующей конфессии не является обязательным. Целесообразно ли это – решает судья или следователь по собственной инициативе или по ходатайству стороны.
Субъектам Федерации Сибирского региона рационально, видимо, предоставить право дополнить перечень мер пресечения в соответствии со специфическими условиями региона и дать возможность нормативно решить другие вопросы, о которых шла речь в предыдущем абзаце.
Отсутствие учета национально-религиозной специфики уже в советские времена приводило к тому, что положения УПК РСФСР, не соответствующие местным условиям, корректировались на местах явочным порядком, молча. К примеру, в Чечено-Ингушской АССР еще и в советские времена следователи и суды стремились рассматривать уголовные дела с минимумом свидетелей или совсем без них. Дело в том, что обвинительные показания, данные против чеченца, влекли за собой в целом ряде случаев кровную месть. Причем если обвинительные показания давал чеченец же, то кровная месть распространялась на его род.
Другое условие, которое побуждает нас задуматься о целесообразности предоставления субъектам Федерации права в определенных пределах дополнять и (или) корректировать общероссийское законодательство – это расстояния. А расстояния, об этом процессуалисты почему-то часто забывают, напрямую связаны со временем, с процессуальными сроками в частности. Я уж не говорю о состоянии и просто наличии дорог, ландшафтных (горы, болота), климатических и прочих природных условиях. Одно дело доставить задержанного к судье за 48 часов (ч. 2 ст. 22 Конституции) или 72 часа (ст. 122 действующего УПК) в условиях города Москвы, Ярославской области или густонаселенного Краснодарского края, и совсем другое – в Якутии, Бурятии или Красноярском крае. Связь природных условий просматривается и с другими процессуальными сроками, со сроками подачи кассационных жалоб, например.
Я думаю, что природная среда обитания детерминирует и такой институт, как участие понятых при производстве следственных действий. И это должно сказаться на норме. Присутствие понятых не должно быть обязательным, когда такие следственные действия, как осмотр, обыск и некоторые другие, производятся в малонаселенных и (или) труднодоступных местах.
Площадь Красноярского края 2 млн 400 тыс. кв. км, а Якутии и вовсе – 3 млн 100. Это при населении-то соответственно 3 млн 117 и 812 тыс. человек. Думается, что законодатели должны это иметь в виду. Так же, как они должны учитывать специфику Республики Бурятии, Хабаровского края, особенно Чукотки, Камчатской области и ряда других мест в Сибирском регионе.
Я не призываю, по крайней мере пока, создавать в каждом субъекте Федерации свой УПК. Хотя имеют же американцы свой кодекс в каждом штате. И срок представления арестованного судье разнится даже в Нью-Йорке и Вашингтоне. Не в наших традициях создавать кодексы в каждом субъекте Федерации. Однако думается, что в отношении регулирования процессуальных сроков и некоторых других названных и не названных выше процессуальных институтов и норм федеральный законодатель поступил бы правильно, если бы делегировал некоторые свои полномочия законодателям субъектов Федерации.
Это правильно сделать еще и для того, чтобы субъекты Федерации не захватывали такое право явочным порядком. Дня специалистов не секрет, что президентский Указ № 1446, внесший весьма существенные дополнения в уголовно-процессуальное законодательство (один только 30-суточный срок задержания чего стоит!), в значительной мере повторял региональный закон субъекта Федерации – Татарстана, принятый двумя годами ранее Указа.
Не исключено, что в отдельных случаях может возникнуть необходимость и в самостоятельном для некоторых субъектов Федерации УПК. Надо надеяться, что центральная российская власть все-таки когда-нибудь излечится от бледной немочи и вернет территорию, именуемую ныне Ичкерией, в материнское лоно России. В Чечне (Ичкерии) ныне практически не действует уголовно-процессуальное и судоустройственное законодательство России. В ней насаждаются шариатские суды и шариат как источник процессуального и материального права. Президент этой республики не раз заявлял, что в ней строится исламское государство. Очевидно, что попытка ввести там в действие УПК и УК России стало бы дополнительным раздражителем. Так что очень может быть, что понадобятся и особые УПК для отдельных субъектов Федерации.
Подведу итоги предложениями de lege ferenda.
Внести изменения в ст. 71 и 72 Конституции РФ с тем, чтобы вопросы правового регулирования уголовного судопроизводства[456] стали предметом совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов.
В действующем УПК РСФСР и проекте УПК РФ предусмотреть право субъектов Федерации дополнять и изменять (в установленных федеральным законом пределах) федеральное уголовно-процессуальное законодательство. Указать условия, при которых это возможно, и установить перечень вопросов и (или) статей, в отношении которых дополнения и изменения допускаются.
Возможно, наряду с УПК РФ необходимы Основы законодательства о судопроизводстве РФ, которые содержали бы нормы, ни при каких условиях не могущие быть измененными субъектами Федерации. Такого рода Основы станут просто необходимыми, если потребность в УПК субъектов Федерации станет насущной.
Примерный перечень вопросов, которые целесообразно разрешить регламентировать законодательством субъектов Федерации в условиях Сибирского региона.
Установление предельного срока доставления к судье или в орган внутренних дел лица, подозреваемого в совершении преступления (ст. 48 Конституции, ст. 122 УПК РСФСР), задержанного в отдаленном малонаселенном районе. Время доставления не включается в срок задержания, хотя, естественно, засчитывается в срок содержания под стражей в порядке ч.1 и 6 ст. 315 УПК РСФСР. Возможно, региональный законодатель изобретет и иной вариант разрешения осмысливаемой ситуации. Например, установление 24-часового срока для доставления задержанного в суд (ст. 48 Конституции) с момента прибытия в населенный пункт, где дислоцируется надлежащий судья, либо для получения санкции прокурора на арест (ст. 122 УПК).
Приведение сроков разрешения вопроса о возбуждении уголовного дела в соответствие с местными условиями (ст. 109 УПК).
Установление применительно к региону перечня религиозных и иных учреждений и религиозных должностных лиц, которые вправе принимать на себя в соответствии со ст. 94 и 95 УПК обязательства обеспечить надлежащее поведение и явку следствию и суду обвиняемого или подозреваемого. Возможно, региональный законодатель учтет просчеты федерального и установит ответственность за нарушение обязательства, отсутствующую ныне в ст. 95 УПК.
Установление перечня ситуаций, в которых участие понятых при производстве следственных действий не является обязательным.
Возможно, некоторые из региональных законодателей Сибирского региона окажутся решительнее своих федеральных собратьев и регламентируют порядок производства следственных и судебных действий с участием высших должностных лиц региона.
Приведенный перечень ситуаций, которые могли бы быть регламентированы региональным уголовно-процессуальным законодательством, отнюдь не носит исчерпывающего характера. Приведенный здесь перечень лишь призван проиллюстрировать мысль автора о необходимости дополнения федерального уголовно-процессуального законодательства региональным.
Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе. – Красноярск, 1999.
О противоречиях между правом граждан и общества на информацию об уголовном судопроизводстве и правом на защиту неприкосновенности частной жизни (1999 год)
1. Каждая довольно общая идея агрессивна. Она стремится распространить свое влияние на максимально широкую для нее область. В этом своем стремлении она сталкивается с аналогичными устремлениями других подобного рода идей.
Агрессивность увеличивается, если идея персонифицирована, скажем, доктринальной школой или позицией законодателя. Таким образом, предел влияния любой общей идеи в рамках заданной системы (на отрасль права, правовой институт и т. д.) способны положить лишь взаимодействующие[457] с ней другие идеи-агрессоры, другие достаточно общие идеи.
Соотношение между правом гражданина на получение информации об уголовном судопроизводстве по конкретному уголовному делу (одна общая идея) и правом участников этого производства на обережение[458] – защиту, охрану и т. д. неприкосновенности частной жизни (другая идея сопоставимой степени общности), как и все в реальной жизни, конфликтно. Продуктивно этот конфликт может быть разрешен только компромиссом. Субъект конструирований такого компромисса – либо законодатель, либо доктринальная школа, либо (что, конечно, является самым предпочтительным) закон, основанный на эффективной и жизнеспособной научной доктрине.