Она открыла холодильник, стоящий в углу, и достала бутылку воды, пытаясь трясущимися руками открыть крышку.
– Однако в нашем случае Мокс – обреченный спаситель человечества, запакованный с ног до головы в сифоны, окруженный мертвецами и способный одним движением превратить в лед целый городской квартал. С таким Избранным Дженетриксу не светит ничего хорошего.
Мокс. Избранный. Слоан чувствовала себя компьютером, сгоревшим от резкого скачка напряжения.
– Твоя вера в меня всегда поднимала мой боевой дух, – съязвил Мокс. – Слоан тоже Избранная, Сибилла, только в параллельной вселенной.
Сибилла внимательно осмотрела Слоан и удивленно вскинула брови.
– Интересно, – молвила она. – Садись, девочка.
На этот раз Слоан приняла приглашение, нашла шезлонг, стоявший рядом с Моксом, и присела на его край. Она втиснулась между измученной дождем садовой скульптурой херувимчика и картонной коробкой с надписью «Комната Чарли», сделанной перманентным маркером.
– В своем мире ты принимала участие в большом сражении, – сказала ей Сибилла и опустилась на большой деревянный пень. Она поставила перед собой бутылку с водой и обхватила руками колени. Она была такой хрупкой и маленькой, что кости позвоночника четко просматривались даже через кардиган. – Но эта битва все еще не отпускает тебя.
Сибилла посмотрела на руку Слоан, покрытую шрамами. Слоан с трудом подавила желание спрятать ее куда-нибудь за спину.
– Но это была не твоя битва. Точнее, не совсем твоя.
Слоан инстинктивно хотела возразить Сибилле. Это была ее битва… конечно, это была ее битва. Темный забрал у нее брата. И то, что она встанет на тропу войны с ним, было неизбежно, с этим было бесполезно спорить. Но в словах Сибиллы было слишком много правды, и поэтому она молчала. Да, эта война была достойна того, чтобы участвовать в ней, но это совсем не означало, что это была ее война. Ее личная битва. В течение десяти лет Слоан валяла дурака в ожидании, что что-то прояснится, что произойдет что-то новое. Но пока этого не происходило, ей было слишком страшно думать о том, что впереди ее ждет еще одно сражение. И что именно оно может быть предназначено для Слоан, а то, первое, лишь касалось ее и не имело к ней прямого отношения.
– Так почему именно вы пожаловали ко мне? – спросила Сибилла.
– Меня притащили сюда против моей воли. Аелия, Нерон и… кто-то еще, – ответила Слоан. – Они сказали нам, что Воскреситель разрушает наши миры и они не отпустят нас обратно домой, пока мы не убьем его ради спасения Дженетрикса. Но Мокс… – она нахмурилась. – Я просто хочу знать, в чем заключается правда?
– Правда, говоришь, – Сибилла вздохнула и встала. – Если мы собираемся поговорить о правде, то нам потребуется виски.
Первым делом, когда они вошли в дом, Сибилла включила пластинку Parsley, Sage, Rosemary and Thyme Саймона и Гарфанкела. В полутемной гостиной, где мебель была настолько старой, что на креслах и диване виднелись продавленные очертания людей, сидевших на них, звуки гитары звучали как-то особенно жутковато. Когда Мокс сел на низкий розовый диванчик, он стал выглядеть как взрослый мужик, взгромоздившийся на детскую табуретку. Как только Мокс вошел в комнату, воздух вокруг него начал потрескивать как наэлектризованный, и Сибилла резко отругала его, призывая держать себя в руках. Это не возымело никакого эффекта, он нахмурился и присел на скрипнувший под ним диванчик.
Сибилла удалилась на кухню, чтобы налить виски, и пока они ждали ее возвращения, Слоан решила рассмотреть книжные полки. Книг на них не оказалось, лишь обширная коллекция National Geographics и журналов по вязанию. Там же стояли фарфоровые статуэтки балерин, потягивающихся кошечек и воздушных шаров. Создавалось впечатление, что Сибилла увидела иллюстрацию в энциклопедии к статье о том, как должен выглядеть бабушкин дом, и в точности воспроизвела ее, вплоть до кружевных салфеток на кофейном столике из красного дерева.
Когда началась вторая песня с альбома, Слоан громко фыркнула.
– А вам нравится окружать себя сплошными клише, не так ли? – спросила она хозяйку, когда та вернулась с тремя стаканами виски в руках.
Сибилла улыбнулась.
– В этой песне говорится о повторяющихся паттернах, шаблонах, – произнесла она. – Я думала, вы оба оцените атмосферу и настроение.
Слоан глотнула виски и почувствовала, как будто вдохнула полные легкие дыма. Она попыталась подавить кашель, на ее глаза навернулись слезы. Тем временем Сибилла осушила за один присест полстакана и уселась в кресло рядом с проигрывателем, не отрывая глаз от пластинки.
– Я не хотела и не выбирала этот дар, – молвила Сибилла спустя некоторое время. – Когда произошел инцидент с «Тенебрисом», мне было два года. В четырнадцать я стала впадать в транс. Это было страшно, я ничего не помнила, говорила загадками и вела себя, как одержимая. Когда мои бредни начали сбываться, люди стали избегать меня. По правде говоря, никто не хочет знать своего будущего.
Она потягивала виски, а Слоан примостилась на подлокотнике дивана с порванной местами розовой обивкой.
– Этот дар оказался необычным даже в среде почетных магов. Еще более необычным оказался масштаб того, что я говорила. Мои слова касались событий во всем мире. Чем кончатся войны, о стихийных бедствиях, изменение законов. И, в конце концов, я говорила о конце света. Вообще-то у меня есть запись.
Она встала и поставила стакан на стол рядом с проигрывателем, затем остановила пластинку и начала что-то искать в большой корзине с кассетами, которая стояла под шкафчиком. Слоан была слишком далеко, поэтому не смогла прочитать надписи на этикетках, увидела только, что они были самодельные и закрученные от времени по краям.
Сибилла нашла нужную кассету и подошла к маленькому магнитофону, который стоял в углу комнаты на полке рядом с National Geographics. Кассета перематывалась со страшным пронзительным звуком. Слоан отхлебнула еще немного виски и старалась не смотреть на Мокса.
Сибилла нажала на кнопку вопроизведения и встала перед магнитофоном, как перед алтарем. Сначала раздалось какое-то потрескивание, затем звук выровнялся и голос на кассете принял очертания.
– Случится конец Дженетрикса, – произнес низкий и странный голос, – настанет разрушение миров. Нечто стоит между Дженетриксом и его близнецом. Темный уничтожит этот барьер, и миры столкнутся друг с другом, и настанет конец всему.
Тело Слоан свело от напряжения.
Она подумала о той нити света, которая соединяла Дженетрикс и Землю на дне реки Чикаго.
Этот мир и его двойника. Игла.
Низкий голос продолжал:
– Темный будет сокрыт, но его местонахождение не будет тайной, останется жажда, утолить которую он будет не в силах. – Сибилла стояла перед магнитофоном и, не издавая ни одного звука, синхронно повторяла слова. – Их Равноценность станет надеждой Дженетрикса, Равноценность, омраченная магией, но овладевшая силой.
Слоан смотрела, как Сибилла постукивает пальцами по ноге, словно пророчество было песней, под которую она танцевала. Возможно, так оно и было. Возможно, из-под тех нитей света, которые видела Слоан под водой, струилась музыка, как если бы это были струны скрипки или гитары, и эта музыка приходила к Сибилле во время ее пророчеств.
– Равные дважды будут приветствовать друг друга как в первый раз, и судьба мира окажется в их руках.
Мокс уставился на свои руки, которые он стиснул между коленями так, что у него побелели костяшки пальцев.
Прозвучала последняя строчка пророчества, но так тихо, что Слоан едва расслышала ее. Затем запись прекратилась.
– Твой глаз, – произнесла Слоан. – Порождение отравленной магии.
Сибилла все еще стояла за ее спиной, но она поймала себя на том, что обращается к Моксу, как будто они были одни в этой комнате.
Мокс кивнул. Казалось он пребывал в таком состоянии, что готов вот-вот развалиться на части в любую секунду.
– На протяжении десяти лет Нерон был моим учителем, – произнес он; его губа слегка подрагивала. – Он предал меня. – Он не мигая смотрел на Слоан, в полумраке дефект на радужной оболочке его глаза был незаметен. – Он убил армию, которая была предназначена для Избранного, первую Армию Мерцающих. Во всем он обвинил меня. Он обернул пророчество против меня.
Слова вырвались откуда-то из глубины его горла; по спине Слоан пробежал холодок.
Она вспомнила его длинные пальцы, продевающие тугую нить сквозь кожу оторванной руки женщины-солдата, и как он отчаянно звал Зиву возле убежища на улице. Если его преданные солдаты были армией Избранного, тогда естественно, что он знал их до того, как они погибли, и верил, что они встанут рядом с ним в борьбе против зла, которое он не мог понять и принять.
Нерон. Человек с неутолимой жаждой.
Они встретятся с ним на поле битвы на Дженетриксе, и судьба мира – миров – окажется в их руках.
В свой книге «Проявление невозможных желаний: новая теория магии» Артур Солоуэлл делает смелое заявление о том, что «желания не могут возникнуть под угрозой или вследствие манипуляции». В целом я согласна, что простые угрозы и надежные магические результаты несовместимы, но наивно было бы предполагать, что никто и никогда не использовал принуждение для решения магических задач. Возможно, мистеру Солоуэллу повезло вырасти в обществе, состоящем из взрослых, придерживающихся высоких моральных убеждений, которые никогда не оказывали на своих детей никакого давления; мне повезло меньше. Я видела, как моих сверстников и друзей воспитывали жестокие родители и, следовательно, как они своим поведением влияли на формирование детских желаний.
Вариантов развития событий множество. Например, строгое религиозное воспитание захлопывало открытое сознание ребенка, и впоследствии он мог выполнять только основные практические задачи и оказывался неспособным на что-то большее. Или вследствие полного пренебрежения со стороны родителя у ребенка формировалось полное пренебрежение к личным границам других людей, что в итоге подталкивало его к манипуляциям с целью вовлечения их в свои магические практики, далекие от этики и морали. Если родители учили своих детей стремлению добиться успеха на самом высоком уровне, невзирая ни на что, то в дальнейшем это отвращало их от творчества и воображения, которые они могли бы использовать в своей магической работе. Эмоциональное насилие, перенесенное в детстве, искажало магические действия человека, его магия становилась более жестокой, менее искусной. Один из моих самых талантливых друзей стал жертвой воспитания, полностью утратил способность к магии и теперь живет в Сент-Луисе, городе Небесного Покрова.