{63}, выбранные на II съезде в ЦК (последние два товарища на самом II съезде не присутствовали), и другие товарищи, кооптированные в члены ЦК, — должен был проводить линию съезда, что он вначале и делал. ЦО партии с переходом Плеханова на сторону меньшевиков и кооптацией им старых редакторов «Искры», не выбранных съездом, и после выхода из редакции Ленина оказался в руках меньшевиков. И Совет партии, куда входили двое от русского ЦК, двое от редакции «Искры» и пятый — Плеханов, выбранный съездом в своем большинстве, тоже стал меньшевистским.
После II съезда все комитеты и группы социал-демократов, параллельно до этого существовавшие, слились в единую организацию. Однако решения II съезда не во всех организациях были приняты единодушно. В Центральной России почти все без исключения стали на сторону большевиков, на юге России и на Кавказе отдельные организации одобрили позицию меньшинства съезда.
Берлинский транспортный пункт партии остался после съезда в таком же виде, в каком он был раньше, с той лишь разницей, что он подчинялся теперь не редакции «Искры», а непосредственно русскому Центральному Комитету. Во главе берлинского (можно даже сказать, германского) транспортного пункта стоял фактически уже один я{64}.
В общем и целом работа шла так же, как описано выше, только «Искра» была уже не прежняя, а «новая», меньшевистская по содержанию. Это уже был не грозный набат, не собирательница всех революционных элементов под знаменем РСДРП, а оппортунистическая газета.
Стала выясняться позиция русского Центрального Комитета. После арестов части членов ЦК и кооптации оставшимися на свободе членами ЦК новых товарищей (в члены ЦК были кооптированы: т. Красин (Никитич), Любимов (Марк), Землячка, Розенберг-Эссен («Зверь»), Гальперин (Конягин), Карпов и др.){65} ЦК занял примиренческую позицию{66} по отношению к меньшевикам и враждебную по отношению к большевистским организациям в России и за границей, отстаивавшим решения II съезда. Таков уж удел всех примиренцев, которые желают угодить и нашим и вашим. Русский ЦК хотел примирить большевиков и меньшевиков, а фактически он стал на сторону меньшевиков{67}. Центральный Комитет послал за границу своим представителем Носкова, а после своего отъезда последний оставил вместо себя «Сюртука» (Коппа), которые пытались стать цензорами статей и брошюр сторонников большинства. Тов. Носков навязал мне помощника для работы в германском транспортном пункте, думая, что последний сможет заменить меня — «твердокаменного» большевика, но это ему не удалось: «помощник» скоро убедился, что связями германского транспортного пункта ему не удастся завладеть, и оставил работу по транспорту литературы{68}.
Примиренчество ЦК, не встретившее сочувствия в России, получило полную поддержку среди студенческих групп содействия РСДРП за границей. До перехода ЦК фактически на сторону меньшинства за границей существовали группы содействия меньшинству и большинству почти в каждом городе, в том числе и в Берлине. Берлинская группа содействия большинству РСДРП{69} в июле — августе 1904 г. сговорилась с меньшевистской группой об объединении обеих групп. Это было тогда, когда студенты — члены группы — уехали на каникулы. На этом собрании, где был решен вопрос об объединении, отсутствовали и т. Горин{70} (по болезни) и я (я был в тот день сильно занят). Когда я и Горин узнали о решении объединиться с меньшевиками, мы потребовали созыва собрания группы для перерешения этого вопроса. Вместо удовлетворения нашего требования мы получили приглашение уже на совместное заседание двух групп. Мы туда пошли, но потребовали удаления меньшевиков, что было исполнено. Сколько мы ни доказывали большинству группы, что партийные комитеты в России в своем большинстве против редакции меньшевистской «Искры» и против примиренческого ЦК, гремя голосами против двух было принято решение объединиться с меньшевистской группой. Мы удалились, но нам не удалось сейчас же организовать группу содействия большинству партии, ибо фактически я остался один (Горин заболел тяжелой нервной болезнью). Чтобы сохранить преемственность группы большинства, нам необходимо было иметь хотя бы трех членов, а их тогда в Берлине не было. Какими-то путями я узнал, что в Берлине учатся два товарища большевика: болгарин Аврамов, тесняк, и т. Шаумян{71}. Я их разыскал, и с большим трудом мне удалось убедить их войти в группу. Таким образом, нас уже было четверо, но помощи в работе они мне не могли оказывать. Осенью приехали студенты и студентки, которые были раньше членами нашей группы или ей сочувствовали. Группа сделалась большой и энергичной и очень много сделала для большевиков после 22 (9) января 1905 г. Провокатор Житомирский тоже был членом берлинской группы содействия большинству партии до объединения обеих групп. Когда он приехал после каникул в Берлин, он сильно колебался: к кому перейти — к нам или к меньшевикам. Он, очевидно, ожидал инструкции от охранки. Наконец, он перешел к нам. Охранка уже тогда, очевидно, понимала, что большевики были и будут более опасными для самодержавия, чем меньшевики, поэтому она своих шпиков оставляла у нас, большевиков.
Осип Пятницкий в начале 1900-х годов. Фото. Публикуется впервые.
Фотокопия удостоверения, выданного Пятницкому В. И. Лениным.
Настоящим мы назначаем уполномоченным Центрального Комитета Российской социал-демократической партии т. Фрейтага и просим другие организации и партии оказывать ему всяческое содействие.
Когда наша новая группа окрепла, мы узнали, что объединенная группа сдала в печать обращение к студентам и к русскому «обществу» в Берлине по поводу крупного события — объединения двух групп в Берлине. Мы в тот же день сдали в печать ответ, в котором опровергали факт объединения и разъясняли, что происходит в партии, поскольку это можно было сказать студентам и студенткам. (Эту листовку написал или же только проредактировал т. Гусев{72}, который тогда был в Берлине перед отъездом в Россию). Распространили мы листовку в тот же день, когда объединенная группа распространяла свою на том же реферате в русской колонии. Это произвело фурор и подняло наш престиж среди беспартийных в русской колонии. Вообще борьба между берлинскими группами содействия двух направлений в РСДРП была очень остра, и наша группа, как более организованная и энергичная, оказалась победительницей в этой борьбе.
В состав большевистской группы, после ухода части членов ее к меньшевикам во время примиренческой эры в 1904 г., входили тт. Горин, Шаумян, Аврамов, Лядов, Лядова, Познер, Анна Неженцова{73}, Квятковский, Житомирский, Тарасов, Левинсон, Галина, Лемберг и я.
Кроме того, при группе была создана подгруппа, главным образом из студентов и студенток, куда входили тт. С. Итин, Никольский, Катауров, Анна Мильман, Лидия Фрейдберг, Маршак{74}, Бричкина, Неусыхин и др., которые имели связи с широкими слоями русских, проживавших тогда в Берлине.
В середине лета 1904 г. произошла маленькая заминка с транспортом. Из Берлина мы отправляли по железной дороге пакеты с литературой в ящиках на имя сапожника Мартенса в Тильзит под видом сапожного товара. Прусская полиция однажды открыла пару ящиков и нашла в них литературу вместо указанного в фактуре товара. У Мартенса был произведен обыск, после чего он и еще несколько человек, которые были арестованы на прусско-русской границе не с нашей литературой, были привлечены к суду. Буржуазные газеты начали травлю против русских, «Форвертса» и немецких социал-демократов, обвиняя их в том, что они поддерживают русских анархистов и пр. В один прекрасный день администрация «Форвертса» предложила мне убраться со своим складом литературы, который находился у нее в подвале. На вопрос: «Куда же мне девать литературу?» — было заявлено, что это мое дело и что администрация не может мне ничем помочь, так как она боится обыска. Я обращался к покойному Зингеру{75} за помощью, но и он мне заявил, что, пока не выяснится, как суд отнесется ко всей этой истории, он не может нам помочь. Тогда я обратился за помощью к Карлу Либкнехту{76}. Последний дал мне письмо к одному социал-демократу — домовладельцу, у которого я снял маленькую квартиру и там устроил склад. Мне удалось достать адреса, на которые я мог получать литературу из Женевы, и после этого я отправился в Тильзит. Здесь я очень быстро с помощью т. Мартенса нашел ответственного сотрудника крупной типографии, на адрес которого мы из Берлина могли отправлять литературу уже открыто. Должен отметить, что т. Мартенс, который был привлечем к суду, держал себя, не в пример администрации «Форвертса», прекрасно. И даже после того, как его осудили на три или шесть месяцев тюрьмы, он не переставал работать с нами[5].
Таким образом, заминка с транспортом литературы была ликвидирована, и аппарат наш уже не зависел от милости заправил «Форвертса». В кругах, стоявших на точке зрения большинства II съезда, стали поговаривать о необходимости создания за границей своего органа, так как тогда уже выяснилось, что ЦК не проводит решений съезда, не опирается на большинство комитетов партии и что, наконец, новая «Искра» пр