{155}).
После разгрома II Думы, когда укрепился столыпинский режим, разногласия углубились. Они касались уже самого существования нашей партии. Плеханов громогласно заявил, что не надо было браться за оружие (речь идет о вооруженном восстании в декабре 1905 г. в Москве и в других городах России), а меньшевики в печати обвиняли нас, большевиков, в том, что мы отпугнули кадетов тем, что стали выставлять социальные требования: 8-часовой рабочий день и пр.; выходило, что большевики виновны в том, что революция 1905 г. потерпела поражение. По заявлению меньшевиков, никаких надежд и признаков нового революционного подъема не предвидится, ибо столыпинский режим укрепился всерьез и надолго. Исходя из этого, меньшевики предлагали приспособиться к столыпинскому — царскому — строю, а это значило, что РСДРП должна была работать легально в рамках царских законов, для чего она должна была выкинуть за борт программу и тактику партии, т. е. ликвидировать партию как революционную социал-демократическую партию. Иного взгляда придерживались большевики. Они заявляли, что коренные вопросы, которые вызвали революцию 1905 г., не разрешены. Рабочий класс не удовлетворен; он не получил ни свободы союзов, ни свободы стачек, ни свободы собраний и слова, ни 8-часового рабочего дня, нет никакого социального страхования, а заработная плата стала еще ниже, чем была до революции. Не получил ничего и крестьянин: земля осталась у помещиков, налоги не уменьшились, он остался таким же бесправным, как и до революции. Значит, задачи революции не решены. Буржуазно-демократическая революция, говорили большевики, потерпела временное поражение, но она вспыхнет с еще большей силой. Исходя из такой революционной перспективы, большевики категорически настаивали на сохранении как нелегальных партийных социал-демократических организаций в России, так и революционной социал-демократической программы и тактики.
Теперь все рабочие в России знают, что большевики оказались правы и что их кропотливая идейная и организационная работа в идейном и практическом отношении не пропала даром; но потребовались колоссальные усилия и жертвы, чтобы отстоять партию от ликвидаторов справа и «слева», отзовистов и ультиматистов.
К тому времени как я приехал за границу, осенью 1908 г., меньшевики-ликвидаторы и большевики имели уже свои печатные органы за границей и уже оформились (у меньшевиков был «Голос социал-демократа»{156}, а у большевиков — «Пролетарий»), Оба течения были связаны с русскими организациями. Кроме того, в Вене издавалась Троцким газета «Правда»{157}, которую он считал нефракционной. Вокруг этой газеты группировались социал-демократы, главным образом за границей, которые якобы не хотели примкнуть ни к большевикам, ни к меньшевикам, но на деле они стояли близко к ликвидаторам. Троцкий был центристом, он пытался примирить в одной партии большевиков с меньшевиками на ликвидаторской платформе. После январской (1912 г.) Пражской всероссийской партийной конференции, созванной большевиками, Троцкий возглавлял Августовский блок, фактически направленный против большевиков (в Августовском блоке участвовали, кроме группы венской «Правды», ликвидаторы, впередовцы, Кавказский областком, латыши и Бунд). В клубе венской «Правды» принимали участие, помимо Троцкого, тт. Урицкий, Семковский, Иоффе{158} и др. Находясь во главе клуба венской «Правды» и самой газеты, Троцкий вел борьбу против Ленина и большевиков так же, как до, во время и после революции 1905 г. Когда Троцкий стал издавать «внефракционную» венскую «Правду», он вел замаскированную ожесточенную борьбу против большевиков, чтобы рабочие в России не смогли установить настоящее лицо «нефракционной» газеты [20]. Примиренческую позицию к Троцкому занимал в то время Каменев{159}. После же того, как выяснилось, что меньшевики не выполнили постановления пленума ЦК 1910 г. о борьбе с ликвидаторством, закрытии своего фракционного органа и т. д., Троцкий продолжал усиленную кампанию против большевиков. После же Пражской конференции партии кампания против большевиков перешла в травлю. Вдохновителем Августовского блока ликвидаторов и созванной им конференции летом 1912 г. в Вене являлся все тот же «нефракционный» Троцкий. Группа же «Вперед» только-только складывалась. Она составилась после расширенного заседания редакции «Пролетария» в 1909 г. из различных товарищей: одни были против участия социал-демократов в Думе, другие были недовольны удалением из рядов большевиков «отзовистов», как тогда называли сторонников отзыва социал-демократических депутатов из III Думы. В группу «Вперед» входили также сторонники идеалистической философии Маха, несовместимой с учением Маркса и Энгельса (Богданов-Рядовой и др.), и «богостроители»[21] (Луначарский и др.), от которых большевики отмежевались. Группа «Вперед» издавала свой фракционный орган, который выходил нерегулярно. Эта группа влияния на рабочие массы в России не имела. Она пользовалась главным образом старыми большевистскими связями, но как только партийные товарищи узнавали, что впередовцы и большевики — не одно и то же, они тут же переходили к большевикам. (Впередовцы устроили партшколу на острове Капри. Выписали из России рабочих — членов партии. После окончания курса школы почти все ученики перешли к большевикам.) В группе «Вперед» были Алексинский, Богданов, тт. Лядов, Луначарский и др. Фактически эта группа хотя и считала себя левее большевиков, но пошла на блок с ликвидаторами и участвовала с ними в Августовском блоке и созванной им Августовской конференции.
В последующие годы (с 1910 по 1914, вплоть до войны) в РСДРП образовались еще две заграничные группы: меньшевики-«партийцы», или плехановцы, во главе с Плехановым и большевики-примиренцы-«партийцы». Плеханов и плехановцы, оставаясь с меньшевиками, были против ликвидации нелегальной партии и приспособления к столыпинскому режиму и стояли за объединение всех партийных элементов, против ликвидаторства. Большевики же примиренцы заявляли, что они остаются большевиками, но не согласны и не могут мириться с раскольнической якобы тактикой и непримиримостью Ленина и ленинцев[22]. На деле большевики-примиренцы («партийцы» — как они себя называли) всеми средствами препятствовали и тормозили борьбу с ликвидаторами тем, что они цеплялись за решения пленума ЦК 1910 г., хотя никто из участников пленума, кроме большевиков, не выполнил этих решений; они мешали печатанию и распространению ЦО партии, созданию Организационного комитета по созыву партконференции и т. д. (В эту группу входили Марк — Любимов, Лева, Лозовский{160} и др. Большевики-примиренцы не имели никакого влияния на существовавшие тогда в России организации). В 1912–1914 гг. (до войны) обе вышеназванные группы почти слились и начали издавать совместно за границей орган «За партию»{161}, а в России — «Единство»{162}[23].
Не меньший разброд был и у «националов», входивших формально после Стокгольмского съезда в РСДРП. У латышей боролись два основных течения — большевики и меньшевики. То одно течение брало верх, то другое. В Бунде господствовало меньшевистско-ликвидаторское течение, но там было незначительное меньшинство, которое было недовольно политикой своего Центрального комитета. Что же касается социал-демократов Польши и Литвы, то хотя они и поддерживали на съездах, конференциях и заседаниях ЦК РСДРП в основных вопросах политики и тактики большевиков, но колебались в некоторых вопросах организационной политики, даже мешали проведению решительных мероприятий по созданию Организационного комитета для созыва партконференции. Больше того, они не только отказались участвовать в Пражской всероссийской партконференции, но даже выступали против нее, тем самым они усилили антибольшевистский фронт и препятствовали борьбе с ликвидаторами. И у них была оппозиция — «розламовцы» [24] во главе с тт. Уншлихтом{163}, Радеком, Ганецким и др.
Я привел все вышеизложенное для того, чтобы ясно было, что тогда творилось в рядах РСДРП. Десять лет потребовалось долбить и доказывать то, что теперь так ясно партии. Большевики во главе с Лениным отстаивали чистоту революционных марксистских лозунгов, боролись за них, удерживали и создавали нелегальные партийные организации с четкой революционной тактикой и со строгой дисциплиной.
В середине 1909 г. я был вызван Марком в Париж. К моменту моего приезда уже прибыли из России секретарь русской коллегии ЦК Давыдов — Голубков, член ЦК Мешковский — Гольденберг, Михаил Томский, Донат — Шулятиков{164} (из Москвы) и другие товарищи. В Париже тогда находились Ленин, Надежда Константиновна, Марк, Иннокентий и др. На следующий день после моего приезда на квартиру Ленина открылось неофициальное заседание расширенной редакции «Пролетария» с участием вышеназванных товарищей. Фактически же это было заседание Большевистского центра с представителями Питера и Москвы и некоторых специально приглашенных товарищей, в числе которых был и я. Эти неофициальные заседания длились, кажется, два дня. На них обсуждались вопросы, связанные с дальнейшей работой в России, об отношении к отзовистам-ультиматистам и «богостроителям», которые находились в рядах большевиков. Совещание единодушно отмежевалось от всех отклонений от марксизма и большевизма.