Для организации конференции были привлечены также бывшие участники партийной школы, закончившие незадолго до этого занятия и уехавшие в Россию. Туда же поехал и т. Серго — Орджоникидзе{169}. Для той же цели была создана в России Организационная комиссия по созыву конференции, которая встретила горячий отклик. Вокруг нее сразу объединились все существовавшие тогда организации в России и на Кавказе. В то время когда Организационная комиссия в России делала большие успехи в деле организации партконференции, за границей антиликвидаторы — СДПиЛ и большевики-примиренцы — стали тормозить работу по созыву конференции. Между большинством Заграничной технической комиссии и представителями русской Организационной комиссии начались трения.
Из редакции ЦО вышел представитель СДПиЛ (после совещания членов ЦК антиликвидаторов 18 (5) июня 1911 г. из редакции ЦО были удалены ликвидаторы Мартов и Дан), а когда «Социал-демократ» вышел из печати без участия представителя СДПиЛ, то т. Лева, член Технической комиссии, потребовал от меня, чтобы я не отправлял в Россию «Социал-демократа», и в то же время предлагал мне отправлять «Информационный бюллетень», который стала издавать Заграничная техническая комиссия (всего вышло два номера). Я, конечно, отказался выполнить его требование и написал об этом в редакцию «Социал-демократа» письмо, которое было там напечатано. Тов. Лева осенью 1911 г. явился ко мне в Лейпциг проездом из Берлина в Париж, где он, очевидно, имел совещание с «держателями» по поводу прекращения выдачи средств на печатание «Социал-демократа» и на транспорт. После того как он убедился, что я не прекращу отправки в Россию «Социал-демократа», он мне заявил, что Техническая комиссия прекращает выдачу средств на транспорт.
В начале ноября я получил от Ильича спешное письмо, в котором мне предлагалось немедленно поехать в Прагу и там все приготовить для партконференции. В этом же письме была записка к чешскому социал-демократу Немецу от Ильича{170}. Я сейчас же поехал в Прагу. Немец познакомил меня с двумя чешскими социал-демократами — заведующим Народным домом и его помощником, и вместе с ними мы составили план практических мероприятий по подготовке конференции{171}. С чехами я уговорился насчет явок к ним из Парижа и из Лейпцига и насчет телефонных разговоров с ними из Лейпцига. Когда все приготовления были закончены, я вернулся в Лейпциг и оттуда сообщил Ильичу о сделанных приготовлениях и явках. Сам же я стал подготовлять в Лейпциге прием делегатов из России{172}.
К этому времени во многих городах делегаты уже были выбраны, и мы их ожидали со дня на день. В середине декабря я получил извещение от Натана с границы, что с нашим паролем и на явку, которую он нам дал, приехало 4 человека. Он отправил их за границу ко мне. Я ждал день, другой, а товарищей все не было. На явке, куда они должны были приехать, я бывал по нескольку раз в день. Наконец, их задержка стала меня сильно беспокоить[25]. Я выяснил, когда приходят поезда из Берлина, и решил к этому времени бывать на вокзале, полагая, что пропавшие товарищи все же явятся. Я отправился на Баварский вокзал рано утром, к первому поезду. Когда я подошел к вокзалу, то увидел, что оттуда вышло 4 человека. Я сейчас же узнал в них россиян. Шли они все вместе, были в сапогах, которых в Средней Германии никто не носит, и, кажется, даже в галошах, в зимних потертых пальто и в теплых русских шапках, которых немцы тоже не носят. Трое из них были маленького роста, а один высокого роста и довольно-таки толстый (это был Залуцкий{173}). Я решил, что это именно те товарищи, которых я ждал, но прежде чем подойти к ним, я их осмотрел с ног до головы. Приезжие тоже обратили на меня внимание. Наконец я подошел к ним и спросил, какая улица им нужна. На мой вопрос я получил ответ, что это не мое дело. Тогда я спросил у них, не нужна ли им Цейцерштрассе (улица, на которой была явка и куда они должны были явиться). Кто-то из них мне ответил, что нет. Я решил все же не отставать и пошел вслед за ними. Между ними начался спор. Один говорил, что я шпик, другие высказывали предположение, что я пришел их встречать. Наконец ко мне подошел, кажется, Павел Догадов и начал со мной разговор. Мы быстро установили, что ищем друг друга, и я пошел с ними вместе к т. Загорскому, на квартире которого для них была приготовлена комната и все нужное для того, чтобы им не пришлось днем ходить по городу. Эти четыре товарища были делегатами на конференцию. Из них двое рабочих — Степан Онуфриев (обуховский рабочий) и Залуцкий были из Питера, Павел Догадов из Казани и Серебряков из Николаева{174}. Я сейчас же сообщил об их приезде Ильичу. В ответ получил от Ильича письмо, в котором он высказывал предположение, что московский делегат на конференцию наверно провалился, а без московского делегата не хотелось бы открывать конференцию, и поэтому Ильич просил, чтобы я послал кого-нибудь в Москву с тем, чтобы там попытаться произвести новые выборы. По получении этого письма я решил немедленно отправить в Москву Лазаря Зеликсона, находившегося тогда в Лейпциге, где он работал полировщиком по дереву. Тов. Лазарь согласился ехать, и 1 января 1912 г. (18 декабря 1911 г.) он выехал из Лейпцига в Москву. Спустя несколько дней после его отъезда я получил от Натана извещение, что через границу проехало два лица, что они прибыли на нашу условную явку, а затем отправился прямо в Париж. (Натан меня аккуратно извещал о переходе через границу потому, что платил за переход я, а не товарищи, переходившие границу; это мною было сделано во избежание грабежа, который практиковался на границах по отношению к нашей публике контрабандистами.) В этом же письме Натан мне писал, что к нему явился жандарм, им подкупленный, и сообщил, что ему, жандарму, поручено наблюдение за меблированными комнатами, куда заезжают лица, разыскивающие способ перехода через границы. Это оказался адрес нашей явки. Натан мне сообщил новый адрес и новый пароль и добавил, что если даже кто-либо приедет на старую явку, тоже ничего не случится, ибо жандарм никого не арестует. Арестов действительно не было. Оказалось, что в Париж проехали пропавший московский делегат Филипп — Голощекин и провокатор Матвей. Последний, очевидно, сообщил охранке явку на границе. Из письма Надежды Константиновны ко мне о «пропавшем» московском делегате т. Филиппе выяснилось, что за последним была слежка, вследствие чего он с трудом добрался до Двинска, где жила его сестра. У нее он встретился с Матвеем, который тоже собирался на конференцию, так как получил разрешение на поездку туда от Семена Шварца, к тому времени уже арестованного, очевидно, выданного тем же Матвеем. Сообщение Натана о провале явки, после того как я узнал, что через границу проехал Матвей, отправившийся на конференцию, ускорило посылку моей телеграммы об устранении Матвея, о которой я рассказывал выше.
От т. Лазаря я получил сообщение, что ему удалось собрать товарищей, работавших в московских легальных рабочих организациях, и что последние выбрали делегата на конференцию. Найти же нелегальную организацию из-за последних провалов ему, Лазарю, не удалось. Он передал делегату адреса, явки и пароли, после чего т. Лазарь был арестован, очевидно, не без участия самого делегата, ибо последним был не кто иной, как провокатор Малиновский.
О прибытии за границу Малиновского известила телеграмма, посланная им уже из Германии на адрес явки, куда он должен был заехать. В этой телеграмме он просил не открывать конференцию до его приезда.
После приезда первых четырех делегатов в Лейпциг приехал М. И. Гурвич (его кличка тоже была Матвей) как делегат от Виленской и двинской организаций партии. Наконец, в начале конференции, когда я уже был в Праге, мне сообщили из Лейпцига, что приехал еще делегат от нелегальных организаций Тулы — Аля (он же Жорж — Романов), оказавшийся провокатором. Романов не имел явки ко мне и потому заехал к т. Бухарину{175}, который был тогда в Германии (в Ганновере). Тов. Бухарин, по всей вероятности, списался с Парижем, откуда он узнал явку в Лейпциг. Организационная комиссия по созыву конференции решила допустить Романова на конференцию. Непосредственно в Париж приехали кроме Филиппа делегат от Саратова — Валентин (Воронений), делегат от Екатеринослава — Савва (Зевин), сторонник Плеханова, делегат от киевской меньшевистской организации — Виктор (Шварцман); Серго Орджоникидзе от Тифлиса и Сурен Спандарян (он же Тимофей){176} от Баку. Оба последние были и членами ОК по созыву этой конференции. Когда я приехал в Прагу, конференция была уже открыта и велись прения по докладу т. Орджоникидзе от имени Организационной комиссии. Организационная комиссия предложила конституировать конференцию как всероссийскую партийную конференцию с правом выбора центральных партийных учреждений, ибо Организационной комиссией были приняты все меры для того, чтобы на конференции были представлены действительно все партийные организации (Организационная комиссия пригласила Плеханова, Горького, группу «Вперед», СДПиЛ и др.{177}).
Против конституирования всероссийской партконференции возражал яростно екатеринославский делегат Савва (Зевин). Малиновский тоже заявил, что он будет голосовать против, ибо он имеет соответствующий императивный мандат от своих московских избирателей (это не помешало ему на следующий день голосовать за объявление конференции всероссийской). Савва, насколько я припоминаю, при голосовании этого вопроса воздержался.