По получении известий о том, что юнкера в 3 часа утра 26 октября заняли манеж и Городскую думу, Военно-революционный комитет при протестах меньшевиков отправил в типографию «Известий МСРД»{257} объявление гарнизону о том, что «весь московский гарнизон немедленно должен быть приведен в боевую готовность. Каждая воинская часть должна быть готова выступить по первому приказанию Военно-революционного комитета». «Никакие приказы и распоряжения, не исходящие от Военно-революционного комитета или не скрепленные его подписью, исполнению не подлежат»[61].
26 октября работники Военно-революционного комитета за исключением дежурных разъехались по районам.
Во всех районах Советы избрали военно-революционные комитеты. Большевистская часть районных военно-революционных комитетов приступила к действию немедленно, не дожидаясь санкции их районными Советами.
Самым больным вопросом в районах был вопрос о вооружении рабочих. Поэтому районные партийные центры и военно-революционные комитеты прежде всего озаботились отправкой в Кремль грузовиков под охраной красногвардейцев с требованиями на оружие. Из посланных районами в Кремль грузовиков удалось пройти только трем, так как после ввода туда роты 193-го пехотного запасного полка юнкера оцепили Кремль, задержали прибывающие из районов грузовики и арестовали сопровождающих их красногвардейцев.
Вечером 26 октября по требованию коменданта Кремля О. Берзина ему было выдано из кремлевского арсенала 12 пулеметов с лентами и 70 тыс. винтовочных патронов[62]. Эти пулеметы по распоряжению Берзина тотчас же были расставлены на кремлевских стенах.
По всем районам было организовано изъятие оружия у проходивших по улице военных. При этом оружие отнималось не только красногвардейскими патрулями, но и добровольцами, добывающими оружие для себя, чтобы принять участие в предстоящих боях. Бывали случаи, когда красногвардейцы с ружьями, но без патронов обезоруживали прекрасно вооруженных офицеров и юнкеров.
Повсеместный захват милиционных комиссариатов произошел 26 октября.
Незанятым осталось управление милиции всего города Москвы (бывш. градоначальство), явившееся впоследствии одной из важнейших позиций белых при наступлении юнкеров на Московский Совет.
Правление профессионального союза милиционеров было на стороне Советов. Большевики вели работу в рядах милиции, вступив в ее состав, согласно еще апрельскому постановлению Московского комитета партии[63]. В результате основная масса милиционеров пошла за большевиками.
В связи с окружением Кремля юнкерами и задержанием ими грузовиков, посланных в Кремль за оружием, партийный центр в 12 часов дня разослал партийным районным организациям следующую телефонограмму:
«Штаб во главе с Рябцевым переходит в наступление. Задерживаются наши автомобили, есть попытки задержать Военно-революционный комитет на митингах, по фабрикам и заводам, надо выяснить это положение, и массы должны немедленно призываться к тому, чтобы показать штабу действительную силу. Для этого массы должны перейти к самочинному выступлению под руководством районных центров по пути осуществления фактической власти Советов районов. Занимать комиссариаты»[64].
Московский комитет партии большевиков 26 октября выпустил воззвание к рабочим и солдатам с призывом перейти в наступление против штаба Московского военного округа для освобождения запертых юнкерами в Кремле революционных солдат.
В 4 часа дня 26 октября районными военно-революционными комитетами была получена телефонограмма из центра, предлагающая воздержаться от наступательных действий.
По-видимому, такое распоряжение было дано в связи с переговорами, которые были начаты В. П. Ногиным с Рябцевым.
В результате этих переговоров «стороны пришли к выводу, что все действия, которые были произведены обеими сторонами, должны быть ликвидированы. Юнкера будут уведены, а ВРК отведет свои части» из Кремля (т. е. роту 193-го полка). «Представители ВРК должны послать своего представителя в ставку»[65].
26- го вечером состоялось экстренное заседание Московского комитета, окружного комитета и областного бюро партии в связи с тем, что между членами ВРК и партцентром выявилось резкое расхождение по поводу происходивших переговоров с Рябцевым. Участники этого заседания после серьезного обмена мнений вынесли категорическое постановление о прекращении всяких переговоров с Рябцевым и дали наказ боевым центрам начать решительные действия. Переговоры 26-го вечером прекратились.
27- го утром меньшевиками и эсерами распространялись слухи о падении Совета народных комиссаров и о победе Керенского. ВРК поручил П. Г. Смидовичу и О. А. Пятницкому установить связь с Петроградом и выяснить действительное положение вещей.
Они отправились в помещение московского бюро Викжеля{258} (оно помещалось в бывшем помещении жандармского отделения Николаевской ж. д.) с целью вызвать к телефону из Петрограда кого-либо из членов правительства или Питерского военно-революционного комитета. Член Викжеля, тогда правый эсер, Гар не допустил уполномоченных Московского ВРК к телефону, а повел переговоры лично, передавая им лишь то, что нашел нужным. Ввиду этого Пятницкий, ведший партийную работу среди железнодорожников Московского узла{259}, остался в ВРК железнодорожного района, чтобы установить связь с Питером помимо Викжеля. Это удалось сделать. Так как провод с Петроградом, через который Викжель был связан с Министерством путей сообщения, шел через вокзал Северной ж. д., то ВРК этой железной дороги не только сам мог вызвать Петроград к телефону (он вызывал к телефону члена Викжеля, интернационалиста, рабочего Северной дороги Хрулева, который информировал о питерских событиях), но еще имел возможность контролировать все разговоры московского бюро Викжеля с Петроградом. Организованный таким образом на вокзале Северной железной дороги контроль перехватывал телеграфные сношения Рябцева, в частности о передвижении войск, о присылке оружия и т. д.
В связи с тем, что Рябцев предложил 26 октября прислать представителей ВРК для обсуждения с ним «нормы вооружения» рабочих, возобновилась борьба внутри большевистских руководящих органов. Те работники, которые были не согласны с решением МК, областного бюро и окружного комитета о прекращении переговоров, потребовали пересмотра этого решения. В связи с этими разногласиями было созвано совместное заседание наличных членов партийного центра и большевистской части Военно-революционного комитета. На этом заседании боролись две точки зрения: 1) «Раз гражданская война начата, поздно идти назад, да и нет хода назад; если мы не пойдем вперед, пойдут наши противники; при таких условиях передышка в гражданской войне несет выгоды не нам, а нашим противникам, которые во время нее стягивают и организуют свои силы; нас же передышка только дезорганизует… порвать переговоры с Рябцевым и начать решительное наступление на думу». Вторая точка зрения: «У нас мало сил; мы не знаем, на кого опереться, нам нужна передышка для организации сил; необходимо вести переговоры с Рябцевым». «Большинством девяти против пяти голосов было решено вступить в переговоры с Рябцевым». (См. доклад В. Н. Яковлевой на пленуме Моск. обл. бюро РСДРП(б) 10 ноября 1917 г. в архиве МК[66].)
Вечером 26 октября состоялось совещание районных комиссаров Военно-революционного комитета. На этом совещании обсуждался «общий план боевых действий революционной армии».
В течение двух дней — сначала 26, а затем 27 октября — велись переговоры как с председателем Комитета общественной безопасности Рудневым, так и с командующим войсками Рябцевым.
Руднев и Рябцев затягивали сознательно эти переговоры вплоть до получения ими телеграммы из ставки и Западного фронта о том, что затребованные ими войска отправлены, что первые подкрепления с фронта прибудут в Москву 28 октября. С этого момента правые социалисты-революционеры и буржуазия из Комитета общественной безопасности перестают говорить о соглашении; идет подготовка ультиматума, который Рябцев предъявил ВРК в 7 часов вечера 27 октября.
Совет офицерских депутатов организовал утром 27 октября собрание офицеров, сторонников Временного правительства, и разработал подробный план разгрома Советов и разоружения преданных им частей.
Переговоры с Рябцевым и данное в связи с ними указание районам (26 октября, в 4 часа дня) — воздержаться от наступательных действий — не могли не дезориентировать районы. Однако раз приведенные в движение рабочие и солдатские массы продолжали подготовку к решительной борьбе, несмотря на указание воздержаться от наступательных действий.
Начавшиеся кое-где еще 26 октября единичные стычки с юнкерами и офицерами при их разоружении продолжались. Все говорило за то, что рабочие и солдатские массы были против всяких соглашений с белогвардейцами и юнкерами.
Во время переговоров с Рябцевым в Кремле 27 октября солдаты его чуть не растерзали[67].
В. П. Ногин, передавший ВРК в 7 часов вечера 27 октября по телефону ультиматум Рябцева о роспуске и предании суду ВРК под угрозой начать военные действия против Советов, усиленно убеждал вновь вступить в переговоры с Рябцевым[68]. Одновременно с предъявлением Рябцевым ультиматума меньшевики, верные агенты буржуазии, вышли из Военно-революционного комитета. Ультиматум Рябцева был отклонен ВРК.
В 10 часов вечера 27 октября, вслед за предъявлением ультиматума Рябцевьим, юнкера переходят в наступление. Наличные члены ВРК и партцентра на совместном совещании отвечали решением призвать московский пролетариат ко всеобщей забастовке и собрать все силы, чтобы разгромить белогвардейцев. Было признано необходимым отправить председателя Совета В. П. Ногина обратно в Петроград.