— Кто там?
Он спросил, желая выиграть немного времени, ведь было очевидно, кто ему звонил… но мама не возражала.
— Куин. По голосу он… странный.
— Еще бы.
Блэй перевел взгляд на пруд. Снова затянулся, ощутив зуд.
— Блэй, не хочу совать нос в чужие дела, но я чувствую, что у вас что-то произошло, иначе он бы тоже приехал. Куин никогда не упускает шанса попробовать мою еду.
— Скажешь, что меня нет? — Он снова щелкнул по сигарете над пепельницей, хотя на кончике нечего было стряхивать. — Скажи, что я только что ушел. Придумай что-нибудь.
— Поздно. Я уже сказала, что ты на крыльце. Прости.
— Ничего страшного. — Придержав пепельницу, Блэй затушил сигарету. — Не против, если я оставлю это здесь? Я все уберу перед уходом.
— Ну конечно.
Его мамэн отошла в сторону и придержала дверь, ожидая, когда он зайдет. Он все медлил, и тогда она сказала:
— Что бы у вас не произошло, вы можете это решить. Вы совсем недавно стали родителями, но ко всему можно привыкнуть.
Что ж, как выяснилось, родителем стал только один из них, поэтому…
Блэй подошел к ней и поцеловал в щеку.
— В кабинете? Папе он точно не нужен?
— Он на чердаке. Расставляет наш багаж в нужном порядке, как бы странно это ни звучало.
— Слово «странно» неприменимо по отношению к отцу и его тяге к порядку. По цвету или по бренду?
— Сначала бренд, потом цвет. Кто мог знать, что чудовищные «самсониты»[35] из семидесятых доживут до наших дней?
— Тараканы, «твинки»[36] и «самсониты». Вот, что останется после ядерной войны.
Внутри было намного теплее, и когда он вошел в рабочее пространство отца, «найки» заскрипели по недавно окрашенному, обработанному сосновому полу. Включив потолочный свет, он предстал перед кучей всего что-стояло-на-своем-месте. Стол напротив, обычный, ничем не примечательной стол из «Офис Дипо», с черными ножками и столешницей медово-коричневого цвета, на нем — телефон и старомодный калькулятор с печатной лентой[37]. Черное мягкое кожаное кресло, рабочий компьютер «МАК»[38].
Ви об этом лучше не знать, подумал Блэй, закрываясь в кабинете.
Здесь было несколько окон, все еще наглухо завешанных шторами на день — доказательство того, что отец еще не начал рабочий день своей консалтинговой фирмы. Дистанционная работа — неожиданная находка для вампиров, желающих преуспеть в человеческом мире, и особенно это удобно для бухгалтеров, работающих с одними цифрами.
Сев за отцовский пульт управления, Блэй взял трубку и прокашлялся.
— Алло?
Раздался щелчок, когда мама положила трубку на кухне, в гостиной или той комнате, в которой она ответила на звонок. А потом в трубке повисло молчание.
— Алло? — повторил он.
Голос Куина был хриплым, едва слышным.
— Привет.
Длинная пауза. Неудивительно. Как правило, именно Блэй шел навстречу, когда у них возникали проблемы, в основном потому, что не мог терпеть расстояние между ними, а у Куина всегда были сложности с открытым выражением «чувств». Но мужчина неизбежно уступал, они обсуждали проблему, как взрослые… а потом Куин ублажал его часами, пытаясь сексом загладить вину за его косяки в межличностном общении.
Неплохой порядок действий. Как правило, им помогало.
Но не сегодня. Этой ночью Блэй в подобные игры не играет.
— Я сожалею, — сказал Куин.
— О чем? — Повисла пауза, и Блэй словно услышал мысленно «ты знаешь, о чем», мелькнувшее в голове Куина. — И, да я заставлю тебя сказать это вслух.
— Я сожалею о том, что ляпнул в расстроенных чувствах. О Лирик, Рэмпе и тебе. Мне, правда, очень жаль… я чувствую себя как кусок дерьма. В тот момент я совсем обезумел и ничего не соображал.
— Охотно верю. — Блэй пробежал пальцами по счетной машинке, по цифрам в центре и знакам — по краям. — Ты был очень расстроен.
— В голове не укладывается, что Лейла подвергла детей такой опасности. У меня крышу снесло от этого.
Сейчас пришло время для Блэя соглашаться, подтвердить, что да, все были расстроены. Ну, это было не сложно.
— Она рисковала ими. Это действительно так.
— Я просто… ты можешь представить жизнь без малышей?
Почему нет. Весь день только этим и занимался.
В горле образовался ком, и Блэю пришлось прокашляться.
— Нет, не могу.
— Они — самое важное, что есть в моей жизни. Малыши и ты.
— Я знаю.
Куин облегченно выдохнул.
— Я рад, что ты понимаешь.
— Понимаю.
— Ты всегда понимал меня. Всегда.
— Действительно.
Повисла очередная пауза. А потом Куин сказал:
— Когда ты вернешься? Мне нужно увидеть тебя.
Блэй закрыл глаза, сопротивляясь его соблазнительному голосу. Он точно знал, что задумал Куин. Опасность стихла, самое время для секса… и подобную перспективу нельзя назвать неприятной. Но, да ладно, Куин был ходячим оргазмом, доминирующая, необузданная стихия в койке, и рядом с ним партнер чувствовал себя самым желанным на целом свете.
— Блэй, подожди. Твоя мамэн в порядке? Как ее лодыжка?
— Лучше. Она еще прихрамывает. Док Джейн сказала, что еще пара ночей, и она снимет гипс. Нога хорошо заживает после падения.
— Отличная новость. Передай — я рад, что она идет на поправку.
— Хорошо.
— Так, когда… ты вернешься домой?
— Я не вернусь.
Длинная пауза.
— Почему?
Блэй скользнул пальцами по цифрам, соблюдая порядок… сначала по возрастанию, от нуля к девятке, потом по убыванию. Но он старался не нажимать слишком сильно, чтобы на экране ничего не появилось или ненароком не запустилась печать.
— Блэй, я, правда, сожалею. Я дерьмово себя чувствую. Я не хотел причинить тебе боль, никогда.
— Я верю.
— Я совсем ничего не соображал.
— И в этом моя проблема.
— Слушай, я до сих пор не верю, что достал пистолет и начал стрелять. Меня тошнит при одной мысли об этом. Но сейчас я успокоился, и Лейла покинула дом. Это первое, о чем я спросил, когда пришел в себя. Ее нет, и дети в безопасности, поэтому я в норме.
— Стой, пришел в себя? От чего? Ты пострадал после моего ухода?
— Я… э — э… длинная история. Возвращайся домой, и расскажу тебе лично.
— Они лишили Лейлу прав?
— Еще нет. Но лишат. Роф меня поймет. В конце концов, он тоже отец.
В горле снова образовался ком, но не настолько крупный, чтобы помешать разговору.
— Лейла должна иметь возможность регулярно навещать малышей. Им нужна их мамэн, нравится тебе это или нет, но она должна присутствовать в их жизни.
— Хочешь сказать, что они с Кором будут водить их в «МакДональдс», покупать картошку фри с колой?
— Я не собираюсь спорить с тобой. Ведь это меня не касается, не забыл?
— Блэй, — в голосе Куина звучало нетерпение. — Что еще ты хочешь от меня услышать?
— Ничего. Тебе нечего…
— Сейчас я пришел в себя. Я знаю, что был не прав, когда кричал на тебя, и…
— Перестань. — Блэй потянулся к пачке «Данхилл», но потом снова убрал ее в карман рубашки. Он не будет курить в доме. — То, что ты успокоился? Хорошо, может, это придаст тебе рациональности в вопросе с Лейлой. Но вот в чем проблема: в гневе люди всегда говорят правду. Можешь извиняться за то, что разозлился и кричал на меня и так далее по списку. Но ты никогда не сотрешь тот факт, что в то мгновение, в ту секунду, когда ты был не способен фильтровать свои слова, приукрасить свою речь, сгладить… ты во всеуслышание заявил то, во что действительно веришь. А именно: что я — не отец для твоих малышей.
— Ты ошибаешься. Я был зол на Лейлу. Ты здесь ни при чем.
— Твои слова имели прямое отношение ко мне… и, слушай, я все понимаю. Ты биологический отец этих малышей. Этого у тебя не отнять… это священное право, реальность, предопределенная в то мгновение, когда Лейла забеременела от тебя. И поэтому бредова сама мысль, что ты ждешь от Рофа, чтобы он вычеркнул Лейлу из их жизней. Она в их крови, так же, как и ты… и да, она поступила ужасно, будучи беременной, но малыши благополучно появились на свет, и после рождения она не покидала их ни на минуту. Тебе прекрасно известно, что они — ее главный приоритет, и никто больше, тем более — не Кор. Лишишь ее прав? Ты сделаешь это назло, потому что она чертовски сильно напугала тебя, и ты хочешь преподать ей урок, заставить ее страдать. А это — недостаточная причина, чтобы забрать у Лейлы Лирик и Рэмпа.
— Блэй, она связалась с врагом.
— И он не причинил ей вреда, не так ли? Ни ей, ни твоим детям. — Блэй выругался. — Но ведь это меня не касается…
— Перестань упрекать меня этим!
— Я говорю это не для того, чтобы позлить тебя. — На его глаза неожиданно набежали слезы. — Я говорю это потому, что такова новая реальность для меня, и я пытаюсь привыкнуть к этому.
Он ненавидел хриплые нотки в своем голосе… особенно потому, что Куин знал его слишком хорошо, чтобы не услышать этого. И поэтому…
— Слушай, мне пора…
— Блэй. Перестань. Позволь увидеться…
— Прошу, не стоит.
— Что у нас происходит? — спросил Куин напряженным голосом. — Блэй, что ты делаешь?
Откинувшись на спинку рабочего кресла отца, Блэй закрыл глаза… перед внутренним взором появился образ Лирик, которую он укачивал у своей груди, и Блэй ощутил, как в сердце вонзили нож. Боже, он помнил каждую черточку малышки: ее большие, прекрасные, близорукие глазки — еще неизвестно, какого они были цвета — ее розовые щечки, светлые волосики.
Он помнил, как улыбался ей, а сердце переполнялось от любви, превращая тело в наполненный до краев воздушный шар, который ни за что не лопнет.
Все казалось таким прочным с появлением детей, их отношения с Куином, до этого железобетонные, их словно стянули стальными канатами, связали вплотную.