По крайней мере, для нее.
Что до него? Воспоминания остались с ним, и на иное он бы не согласился. Он приготовился к жизни, полной тоски по Джейн, годам без нее, разлуке со своей половиной, от расставания с которой его словно стало вдвое меньше. В тот момент у них не было иного выхода. Она была человеком со своей жизнью. Он относился к расе, о существовании которой ее сородичи даже не подозревали, и участвовал в войне, в которой она могла погибнуть.
Конечно, в то время его мать могла отколоть что угодно, у судьбы оказалось извращенное чувство юмора, их ждали более сложные испытания…
Хотя он боролся с потоком образов, мозг его не слушался: внезапно кухню сменила более страшная сцена: в Джейн стреляли, она истекает кровью, умирает у него на руках. А потом он увидел, как лежит на своей кровати, свернувшись, прямо как Кор сейчас. Тогда он желал смерти.
Вишес не мог больше смотреть на ублюдка. И он бы вообще ушел, будь такая возможность.
Вместо этого он стиснул зубы и запустил в куртку руку, которая не превращала целые автомобили в обгорелые скульптуры в модернистском стиле. Приложив гигантские усилия, он отбросил воспоминания и чувства, прогнал непрошеных гостей со всем радушием вышибалы, убиравшего клуб перед закрытием.
Пока-пока.
В глобальном масштабе эмоции не имели никакого значения. На самом деле.
Как и воспоминания о прошлом.
***
Лейла стояла в гостиной милого уютного ранчо, перед огромными часами, служившими на стене элементом декора. С изогнутыми черными стрелками длиной с ее руку и витиеватыми цифрами, эти часы словно сошли со страниц дикенсоновского романа, одновременно причудливые и элегантные… и они были в рабочем состоянии.
Она перестала плакать. Обветренные щеки горели, от постоянного вытирания слез и от мороза у нее словно сошел верхний слой кожи. Горло болело. А пальцы пульсировали от холода.
Вишеc использовал козырь, который ей было нечем крыть, и он оказался прав, как всегда: если она хочет видеть Лирик и Рэмпа, последнее, что ей нужно, — мешать казни Кора.
Особенно, сделать что-то сумасшедшее… например, броситься наперерез пуле, предназначенной мужчине.
Суть в том, что дети всегда будут для нее важнее всех, важнее себя… и даже Кора. Но, Боже, боль от потери этого мужчины… она казалась трансформирующей, эта агония в ее груди, от эмоциональной ноши она словно стала весить больше и была стеснена в движениях…
Поначалу Лейла почти не услышала звон телефона. Только когда мобильный в кухне замолк, а потом снова затрещал, она нахмурилась и посмотрела в арочный проем.
Телефон, который оставил ей Вишес, замолчал. И снова разразился звоном.
Может, кто-то пытался связаться с ним, чтобы он привел ее к детям?
Бросившись к столу, она посмотрела на экран. Когда он загорелся… там высветилось имя Вишеса.
Он звонил сам себе? Невозможно. В это мгновенье он убивал…
Когда на глаза набежали слезы, она закрыла лицо руками. Брат хотя бы отнесется с уважением к останкам Кора? Она не могла допустить иной мысли…
Звон затих. Когда за ним не последовал новый, Лейла отвернулась. Должно быть, это сбой аппарата, кнопка, нажатая случайным движением…
Звонок раздался в третий раз. Или четвертый?
Развернувшись, Лейла нахмурилась и протянула руку, поднимая мобильный. Отвечая на звонок, она…
— Господи Иисусе, — воскликнул Вишес, прежде чем она успела сказать хоть что-то. — Почему так долго?
Лейла отшатнулась.
— Я… что такое?
— Возвращайся.
— Что?
— Ты меня слышала. Возвращайся в лес.
Она тяжело задышала, ужас и печаль душили ее.
— Как ты можешь быть так жесток? Я не могу видеть его мертвым…
— Тогда тебе же лучше поторопиться и накормить его. Нам нужно увезти его из леса.
— Что?!
— Твою мать, ты меня слышала. А сейчас материализуйся сюда, пока я, черт возьми, не передумал.
Связь оборвалась так быстро, что Лейле показалось, будто Вишес выбросил телефон, по которому с ней разговаривал. Или выстрелил в него.
Сердце гулко стучало, голова кружилась, когда она опустила телефон и уставилась на него. Но потом она бросила устройство на стол.
Лейла выскочила на улицу прежде, чем мобильный перестал скакать по деревянной поверхности.
Она дематериализовалась, приняв форму возле Кора, и обнаружила, что Вишес стоит в пяти футах от мужчины. Он курил с таким остервенением, словно самокрутка между зубами служила ему единственным источником воздуха. Тем временем, Кор преобразился под действием непонятного источника тепла, снег растаял на его теле и вокруг него, замерзшая земля под ним превратилась в лужи и грязь. Его кожа больше не была серой, а приобрела пылающий красный оттенок.
Он был жив. И он почувствовал ее присутствие, чуть повернул голову и переместил взгляд.
— Лейла..?
— Что… почему… — она запнулась.
Вишес провел рукой по воздуху, а потом заговорил усталым голосом:
— Без обид, но заткнитесь оба, ладно? Никаких вопросов. Ты — кормишь его. А ты — возьмешь ее гребаную вену и быстро. Я вернусь через двадцать минут, вам же лучше приготовиться к транспортировке.
С этим коротким всплеском оптимизма, Брат испарился в воздухе.
Лейла моргнула, гадая, не снится ли это ей. А потом перешла к действиям.
Остается молиться, чтобы Вишес оказался любителем скоростной езды, — подумала Лейла, опускаясь на колени.
Она не стала говорить с Кором. Сразу задрала рукав халата и обнажила запястье, вскрыла вену собственными клыками и приложила источник силы и питательных веществ ко рту Кора.
Но он отказывался размыкать губы. Хотя жизненная сила, в которой он так отчаянно нуждался, окропила его губы, он не пускал ее в себя.
Кор молча смотрел на нее и качал головой из стороны в сторону.
Она вспомнила мгновение, когда впервые встретила его под кленовым деревом на лугу. Тогда он тоже пытался отвергнуть ее.
— Без обид, — пробормотала Лейла. — Но, твою мать, пей уже!
Она не представляла, почему Вишес решил сохранить жизнь врагу. Но она не станет противиться происходящему… и не воспримет отсрочку как должное. Черт, Брат в любой момент мог передумать и вернуться с пистолетом. Кинжалом. Подкреплением.
Кор по-прежнему отвергал ее, и она свободной рукой сжала его ноздри.
— Если ты любишь меня, то спасешь свою жизнь. Не обрекай меня своей смертью на пожизненные муки совести.
Кор просто лежал на земле, казалось, он приготовился к удушью, и Лейла уже начала придумывать, как исхитриться и заставить его открыть рот. Но потом он сделал небольшой вдох… и этого оказалось достаточно.
Несколько капель попало в его рот, он застонал иначе, не как от боли, его торс выгнулся, ноги задергались, и казалось, мужчину охватила непреодолимая нужда.
А потом он зашипел как хищник…
… и укусил ее так сильно, что Лейла еле сдержала проклятье.
Кор приник к ее вене, грозясь иссушить ее огромными глотками. Он мог случайно убить Лейлу, его голод возобладал над всеми инстинктами, даже тем, что стремился защищать ее.
Дражайшая Дева-Летописеца, хотела бы она знать, что Вишес уготовил для них… но порой в жизни лучше не заглядывать далеко вперед. Сейчас она должна накормить Кора и согревать его, пока Вишес не вернется с транспортным средством.
А после? Она не знала.
Смахнув волосы со лба Кора, Лейла встретила его безумный взгляд и ощутила внезапное желание помолиться. Сдаваясь на волю рефлекса, она по памяти повторяла четверостишия, выученные еще в детстве в Святилище, древние, священные слова проносились в голове, ритм Древнего языка вторил барабанному бою в центре ее груди.
Жаль, что наверху ее никто не услышит. Но разве это имело значение? Вишес — единственный спаситель для нее с Кором… и, видит Бог, у Лейлы не было выбора.
Глава 21
— Я забыл, — пробормотал Трэз. — Машина айЭма на механике.
Стоя снаружи входа для персонала, он хмурясь смотрел на «БМВ М6», соображая, что придумать, чтобы Тэрэза отвезла его к Хэйверсу…
Женщина, при виде которой он грохнулся в обморок, забрала чип у него из рук.
— Нет проблем. Я хорошо управляюсь со сцеплением.
Тэрэза сняла «БМВ» с сигнализации, открыла водительскую дверь и села на кожаное сиденье так, будто всю жизнь гоняла на спортивных тачках.
— Слушай, я не могу посадить тебя на пассажирское сиденье. Эту задачу ты должен выполнить сам.
У нее была легкая, но далеко не простодушная улыбка. На самом деле, в ней не было ничего простого, ни в ее движениях, ни в голосе, ни в том, насколько идеально на ней сидели черные брюки.
Селена бы выбрала именно такие.
О, и да, в голове звенело предупреждение айЭма: «Это не твоя умершая шеллан вернулась к тебе».
Выругавшись, Трэз обошел седан со стороны багажника. Устроившись в салоне, он посмотрел на женщину. Господи, ее профиль…
— Эм, ты не мог бы закрыть дверь? На этой модели стоит блокировка колес при открытой двери. Я не смогу тронуться с места, пока ты не закроешь ее… и, давай начистоту, на улице жуткий холод. Бррр.
Смутившись, Трэз ухватился за ручку. Потом он попытался расслабиться, когда женщина завела двигатель, убавила мощность кондиционера и включила заднюю передачу. С идеальным разворотом в два приема, они отъехали от «Сала» и пересекли парковку, направляясь к выезду на четырехполосную дорогу.
— Тебе придется объяснить мне, куда ехать.
Она была так прекрасна в персиковом свете от приборной панели, прямой нос, полные губы, сильный подбородок… именно ее образ он тщетно пытался воспроизвести в 3D-проекции из 2D-воспоминаний.
Он заговорил неосознанно. Ненамеренно.
— Я так скучал по тебе…
Его голос надломился, когда женщина шокировано уставилась на него.
— Прости, что?
Черт, что только что вылетело из его рта?
— Я… эм. М-да. Я несу околесицу. — Он извиняюще улыбнулся ей… и, черт возьми, ему правда было неудобно перед ней. — Наверное, мне действительно нужно к доктору.