— Думаешь, Роф придет тебе на выручку? Вот как? — Бладлеттер демонстративно окинул взглядом окружающий их пустой лес. — Думаешь, благосклонный правитель появится здесь и заступится за тебя, спасет от меня? Твоя верность похвальна… но она не защитит тебя от этого.
Лязг металла по металлу раздался подобно крику в ночи, когда Бладлеттер достал лезвие, размером сравнимое с косой Кора.
— Все еще говоришь о верности Королю? — протянул Бладлеттер. — Ты осознаешь, что местонахождение Короля неизвестно? Что он исчез после смерти родителей? Поэтому нет, не думаю, что тебе стоит ждать спасения от него. — Раздалось рычание. — От кого бы то ни было.
— Я спасу себя сам.
В это мгновение облака проиграли бой с ветром, плотная завеса разошлась в стороны, создавая отверстие, сквозь которое лунный свет засиял на небе подобно солнечному светилу, которое Кор не видел с момента его превращения.
Бладлеттер отшатнулся. А потом склонил голову на бок.
Повисло долгое молчание, во время которого шевелились лишь еловые ветки и кустарники.
А потом Бладлеттер… убрал кинжал в ножны.
Кор не опустил свое оружие. Он не понимал, что происходит, но знал, что врагу нельзя доверять… а он, спасая свою жизнь, стал врагом воина, вселяющего страх.
— Тогда пошли за мной.
Поначалу Кор не уловил его слов. Но даже потом не смог понять их смысл.
Он покачал головой.
— Я лучше отправлюсь в могилу, чем приближусь к тебе. И то, и другое равнозначно.
— Нет, ты пойдешь за мной. И я обучу тебя искусству войны, и ты будешь служить рядом со мной.
— С чего бы мне…
— Такова твоя судьба.
— Ты меня не знаешь.
— Я знаю, кто ты. — Бладлеттер кивнул на обезглавленное тело. — И от этого все становится намного понятней.
Кор нахмурился, что-то пронеслось в его венах, и это был не страх.
— Какую ложь ты хочешь скормить мне?
— Тебя выдало твое лицо. Я думал, это слух, россказни. Но нет, не с твоей боевой рукой и этой губой. Ты пойдешь со мной, и я научу тебя сражаться против Общества Лессенинг…
— Я… всего лишь вор. Не воин.
— До этого дня я не встречал вора, способного на подобное. И ты это понимаешь. Отрицай, коли хочешь, но ты был произведен на свет ради подобных свершений, ранее потерянный… сейчас ты нашелся.
Кор покачал головой.
— Я не пойду за тобой… нет, я не…
— Ты — мой сын.
Услышав это, Кор опустил косу. К глазам подступили слезы, и он сморгнул их, не желая показывать слабость.
— Ты пойдешь со мной, — повторил Бладлеттер. — И я обучу тебя военному искусству. Под моей рукой ты станешь тверже стали, закаленной в огне, и ты не разочаруешь меня.
— Ты знаешь, как моя мамэн? — спросил он слабо. — Где она?
— Она не хотела тебя. Никогда.
Это была правда, подумал Кор. Правда, которую сказала ему няня.
— Сейчас ты пойдешь за мной, и я проложу для тебя дорогу к твоей судьбе. Ты станешь моим приемником… если обучение не убьет тебя.
Кор вернулся к настоящему, открыв глаза, которые закрыл неосознанно. В чем-то Бладлеттер был прав, в чем-то ошибался.
Обучение в военном лагере оказалось в разы хуже того, что мог представить Кор, бойцы в том месте сражались за редкую еду и воду, а также их ставили друг против друга потехи ради. То была суровая жизнь, которая ночь за ночью, неделя за неделей, месяц за месяцем… все пять лет… делала то, что обещал Бладлеттер.
Кор закалился, стал тверже стали, он лишился сострадания и всех эмоций, словно их и не было, жестокость за жестокостью накладывалась на него слоями, пока его личность не была подавлена сначала тем, что он наблюдал, потом — что творил сам.
Садизм можно вбить в человека. Кор — живое доказательство этому. Садизм также оказался заразителен, учитывая, что он обрек Тро на то, что с ним сделал Бладлеттер, подверг бывшего аристократа шквалу оскорблений, унижений и нападок. Результат был схожим: Тро также преодолел все испытания, но ожесточился под их давлением.
Так все и вышло. Однако, в отличие от Кора, Тро не исцелился под действием благословенной внешней силы, он не смог обуздать свои амбиции.
По крайней мере, так обстояли дела до пленения Кора… и он сомневался, что за прошедшее время амбиции и наклонности мужчины претерпели хоть какие-то маломальские изменения.
Поэтому Кор счел нужным предупредить Рофа о бывшем соратнике.
Кор погладил плечо Лейлы, изумляясь ее воздействию на него, ее способности прорваться сквозь щиты его агрессии и злости, дотянуться к спрятавшемуся там мужчине, к нему настоящему.
Тому, с кем он давно потерял связь.
Она обнулила его, запустила обратный процесс, возвратила воина к прежнему состоянию, до того судьбоносного мига, когда судьба свела его с Бладлеттером.
Перед глазами встал образ мужчины, настолько четкий, словно он видел его только вчера, все: от тяжелых бровей до глаз, проникающих в самую суть, резкого подбородка и толстой шеи, очертаний массивного тела. Он был переростком среди громил, стихией, способной пристыдить бушующие летние грозы и несдержанные, обжигающие зимние бури.
Он также оказался лжецом.
Кто бы ни породил Кора, это был не Бладлеттер. Об этом ему сообщил настоящий отпрыск Бладлеттера.
Кор покачал головой, лежавшей на мягкой подушке, пытаясь прояснить мысли.
Столь долгое время он пытался выяснить, кто были его родителями — этого желают брошенные дети по всему миру: пусть он и был нежеланным ребенком, пусть не было никакой надежды на близкие отношения с настоящими родителями, он все равно желал узнать их.
Это сложно объяснить, но он всегда чувствовал, что гравитация практически не влияла на него, его тело пребывало в подвешенном состоянии, и это, как он осознал позднее, толкнуло его к идеологии Бладлеттера — идеологии разрушения, хаоса и смерти.
А когда у тебя нет собственного ориентира, ты неизбежно попадешь под чужое влияние.
В его случае он попал под влияние наиболее испорченного, самого злого вампира на свете.
Боже, его одолевали сожаления.
Бладлеттер говорил, что целью обучения является подготовка к войне, но стало очевидно, что мужчина потакал собственной жажде крови, а не ставил целью защиту расы… и все равно Кор следовал за ним. Ощутив вкус отцовской гордости, как бы извращенно она ни подавалась, он подсел на одобрение, как на наркотик, и оно стало противоядием, заполнившим пустоту внутри него.
Но отцовство оказалось химерой. Ложью, которая раскрылась самым неожиданным образом.
Когда мужчина погиб, Кор чувствовал себя так, словно его бросили в третий раз: первый был сразу после его рождения. Второй — когда ушла женщина, считавшаяся его няней… или кем-то большим. А потом пришел третий раз — когда раскрылась ложь Бладлеттера, выстроенная с той целью, чтобы Кор наверняка последовал за ним в военный лагерь, и сия новость пришла из источника, чья достоверность не ставилась под сомнение.
Родная сестра Вишеса, Пэйн, убила своего настоящего отца, Бладлеттера.
Чем разрушила ложь.
Но Кор не роптал. Когда он обрел свою любовь? Его скитания кончились. Он прекратит искать семью, которой у него не было потому, что они не захотели его. Он оставит поиски внешних источников для заполнения внутренних пустот. Довольно жить по чужой системе ценностей, а не по своей собственной.
И оставив попытки обрести несуществующее, он обнаружил внутри себя то, что искал всегда. И это было… хорошо.
Хорошо чувствовать себя целым.
Хорошо предложить себя открыто и без страха женщине, которую он любил всем своим существом.
Кор нахмурился. Боги, разве способен он оставить Лейлу? Но такова судьба, и как бы он не изменился в лучшую сторону, на какую бы благостную тропу ни ступил… невозможно стереть прошлое или деяния, за которые он должен заплатить. Ничто не исправит этого.
На самом деле, он всегда будет недостоин ее. Он бы уехал по своей воле, даже без вынужденной депортации.
И сейчас они должны сделать отведенные им мгновения значимыми.
На всю жизнь.
Глава 32
Следующим вечером, когда ночь опустилась на Колдвелл, Блэй попытался выбраться на заднее крыльцо, чтобы сделать первую затяжку после пробуждения. Начало было идеальным: кружка «ЙЕТИ» с кофе «Данкин Донатс», купленного он-лайн и сваренного его мамэн, и пачка «Данхиллс»… которую он уже распределил, ведь осталось всего шесть штук. На нем также была парка из «Патагонии» с таким количеством пуха, сколько не наберется во всех подушках в родительском доме.
Да, план был хороший. Кофеин и никотин жизненно необходимы, если за день проспал не больше пятнадцати минут и не хочешь бросаться на окружающих.
В чем проблема? Когда он попытался открыть дверь, пришлось навалиться плечом на панель.
А потом ему в лицо устремился шквал снега.
Отшатнувшись, он выругался и закрыл дверь.
— Срань Господня, это ад какой-то…
Из кухни донесся громкий шум, от чего-то вроде сковородки из нержавеющей стали или, может, противня, по крайней мере, судя по звону цимбал[79].
— Мам?
Забыв про никотиновый допинг, Блэй бросился в кухню…
… и обнаружил мамэн на полу перед плитой, ее лодыжка была изогнута под неестественным углом, ореховый рулет, который она собиралась поставить в духовку был на плитке, а форма, в которой он лежал, — в трех футах от нее.
Избавившись от кофе и пачки сигарет, Блэй бросился к маме, опустившись на колени рядом с ней.
— Мамэн? Ты ударилась головой? Что произошло?
Лирик села, морщась, опершись руками на локти.
— Я просто хотела поставить рулет в духовку до того, как твой отец спустится на Первую Трапезу.
— Как голова, ты не ударилась? — Блэй смахнул ее волосы в сторону, молясь о том, чтобы не обнаружить там кровь. — Сколько пальцев ты видишь?