— Ох, это… чудесно, — выдохнула она, когда Кор поставил поднос на низкий кофейный столик.
Сев рядом с ней, он взял тост со стопки и начал намазывать маслом.
— Я могу сама, — пробормотала она.
— Я должен услужить тебе.
Тогда сними штаны, подумала Лейла, окинув взглядом огромные бедра, на которых трещали черные нейлоновые штаны. Массивные бицепсы, растягивающие до предела рукава футболки. Намек на щетину на потемневшем подбородке.
Впившись ногтями в колени, она посмотрела на его губы.
— Кор.
— М-м? — вопросительно промычал он, накладывая ножом масло слой за слоем.
— Хватит с едой.
— Я почти всё.
А я давно «всё», хватит с меня, подумала Лейла.
Подавшись вперед, она попыталась отвлечь себя, налив чашку чая, но случай оказался безнадежным. Однако она заметила, что полы мантии разошлись.
Она воспользовалась идеей.
Потянувшись к поясу на талии, Лейла развязала узел и развела две половины в стороны, открывая взгляду полупрозрачную сорочку, которая служила традиционным нижним бельем Избранных. Так, это тоже надо снять… и, вот неожиданность, когда она начала освобождать крошечные пуговицы-жемчужины из петелек, они словно пытались помочь ей в ее начинании.
А потом она выскользнула из укрывавшей ее ткани, устраиваясь поверх мантии.
А Кор все еще упражнялся с гребаным тостом.
Отодвинувшись, он оценил проделанную работу, и Лейла подумала, что хотя концепция «связанный мужчина обязан кормить свою женщину» имела свои положительные стороны по части эволюции, это выходило за все рамки.
Что дальше? Измерит высоту с помощью линейки?
— Знаешь, что не помешает этому тосту? — спросил он, снова пройдясь по маслу острием ножа.
Да, потому что левый верхний край был неровным.
— Что?
— Мед, — пробормотал Кор. — Думаю, мед хорошо дополнит тост.
Лейла посмотрела на чашку с медом.
— Думаю, ты прав. — Протянув руку, она взяла чашку и прогнулась в спине. — Мед хорошо дополнит не только тост.
Помешав мед специальной ложкой, она поместила ее над грудью, и золотистая жидкость потекла на ее сосок. Лейла прикусила губу, чувствуя покалывание, а медовый поток скользнул по коже дальше, ручейком спускаясь к животу.
— Кор..?
— Да…
Повернувшись к ней, он дважды окинул ее взглядом… а потом бросил тост на поднос. Лейла испытала облегчение, потому что если бы ей не удалось одержать победу над углеводами в сражении за его внимание, то плохи ее дела.
Его темно-синие глаза мгновенно потемнели, он сосредоточенно смотрел, как мед, капля за каплей падает на ее грудь, скатываясь вниз… все ниже… и ниже.
— Интересно… — прошептала она хрипло. — Мед слаще, чем я?
С этими словами она отвела колено в сторону, показывая ему свое лоно.
Мужчина так резко отпихнул поднос, словно тот чем-то оскорбил его.
Ей пришлось по нраву вырвавшееся из его горла рычание, как и резко выступившие клыки. А потом Кор навис над ней, удерживая вес на массивных руках, его огромная сила едва удерживалась в тисках самоконтроля, когда он вытянул язык, ловя капельку, сорвавшуюся с ее соска.
Со стоном его теплые, влажные губы накрыли горошину, облизывая, целуя, втягивая в рот. Лейла откинула голову назад, склонив на бок, чтобы наблюдать за своим огромным мужчиной. Ощущения были настолько эротичными, что Лейла чувствовала подступающий оргазм, но не хотела торопиться. Она отчаянно желала быть с ним, но сейчас хотела насладиться каждой секундой в его объятиях.
— Кор… посмотри на меня.
Его взгляд метнулся к ее глазам, и Лейла, поднеся медовую палочку ко рту, позволила последней капле упасть на язык. А потом она сама закружила языком, втягивая ложечку в рот, выпуская… обхватывая, посасывая…
— Женщина, ты станешь моей смертью, — выругался Кор.
Он проворно забрал у нее ложку и вернул в чашу с медом, а ее тело стало как сам мед, которым она поливала себя — кости плавились, мускулы обмякли. Бедра раскрылись еще шире, и Кор крепко поцеловал ее, губы липли от меда, он прижимался к ее лону своей эрекцией, спрятанной в штанах.
Ненадолго.
Он резкими движениями освободил член, а потом вошел в нее, вбиваясь и не разрывая поцелуя, их тела подобрали единый ритм, настолько жесткий, что диван врезался в стену при каждом толчке.
Жестче, быстрее, глубже, пока стало невозможным продолжать поцелуй. Лейла ухватилась руками за его плечи, бугрящиеся мускулы под гладкой кожей напоминали о бушующем океане…
Удовольствие пронзило ее подобно молнии, но не раскалывая, а делая целой… а потом Кор достиг разрядки, изливаясь в нее.
Но он не остановился.
И не сбавил свой темп.
Глава 48
Сердце Блэя подскочило в груди, когда открылась дверь, и до него дошел запах его единственного-и-неповторимого.
Один плюс в курении — сигарета занимает руки. Минус — когда приходится стряхивать пепел, сигарета выдает дрожь в руках, если таковая имеется.
— Привет.
Блэй прокашлялся.
— Привет.
— Я рад, что ты здесь. — Пауза. — Не думал, что увижу тебя.
Какое-то мгновение Блэю хотелось закричать «Я тоже, говнюк». Но этот комментарий лучше оставить при себе, если он хочет выглядеть сильным, быть сильным… оставаться сильным.
Боже, ну почему у Куина такой шикарный запах?
— Я привез Рэмпа, — пробормотал Куин.
— Ты же собирался. — Но потом Блэй нахмурился. — А где Лирик…
— А, она тоже здесь. Да.
С юга прилетел легкий ветер и как балерина закружился по снежному ландшафту с легким оттенком голубого. Листья не сопровождали его, все было укрыто белым покрывалом, а еловые ветви на границе участка, согнувшиеся под тяжестью выпавших осадков, смогли облегченно вздохнуть, когда ветер освободил их от снежного бремени.
Боковым зрением, сквозь окна за спиной Куина, Блэй видел своих родителей в желтом, уютном свете кухни. Его мамэн, не слушая возражений, простояла за плитой почти шесть часов, восторг и предвкушение придавали ей сил после ночи и дня в клинике. Ее радость была настолько сильной, что почти забылись мучения на операционном столе, когда ей пришлось вправлять кость. Швы под гипсом. Что ей также придется через два дня вернуться в клинику на осмотр к доктору Манелло.
По крайней мере, Фритц смог отвезти их назад в тонированном минивэне. Хотя стоял день, когда Лирик выписали из клиники, родители после всего пережитого очень хотели вернуться домой, и Блэй уж точно не стал бы оспаривать их решение…
— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Куин.
Когда мужчина засунул руку в пальто, Блэй покачал головой и затушил недокуренную сигарету.
— Зайдем в дом? Я замерз.
Блэй не дождался ответа, и, в сущности, ему было плевать.
Он зашел внутрь, и его снесла волна запахов, ассоциировавшихся с домашним уютом… вызывающих тошноту. Особенно когда Куин последовал за ним в кухню, хотя он исчез из поля зрения, его присутствие нисколько не уменьшилось.
Может, даже увеличилось.
— Чем я могу помочь? — Блэй с улыбкой обратился к своей матери.
Старшая Лирик сидела на стуле перед газовой плитой, жарила бекон с яйцами и французскими тостами.
— Ты можешь поздороваться со своими детьми, — сказала ему мама, оглянувшись через плечо. — И накрыть на стол.
Затушив боль, вспыхнувшую в груди, словно от удара, Блэй положил пачку «Данхиллс» возле домашнего телефона, подошел к раковине, чтобы помыть руки… и попытался приготовиться к встрече с малышами.
Нет, подумал Блэй, вытирая руки. Он не готов смотреть на те переноски. Сначала нужно взять себя в руки, иначе он сорвется.
Изобразить бурную деятельность перед ящиком со столовым серебром. Расставить красно-белые салфетки. Достать четыре тарелки.
За кухонным островом, занимавшим всю кухню, Куин и его отец обсуждали войну, человеческую полицию, футбольные матчи, плей-офф в НАСС[134] и начало игр в конференциях НАСС[135] по баскетболу.
Все это время Куин неотрывно смотрел на Блэя.
И мужчина был умен. Он понимал, что если предложит Блэю подойти к малышам, которые заснули в переносках, стоящих на столе, то это выйдет ему боком.
Черт возьми. Он больше не мог избегать детей. Собравшись с духом, Блэй сложил в одну кучу салфетки, вилки, ножи и все остальное, и подошел к столу.
Он попытался не смотреть. И потерпел крах.
В мгновение, когда его взгляд упал на малышей, пали все его щиты: все рассуждения о том, что ему следует оставаться третьей, незаинтересованной стороной, чтобы не причинить им боль, полетели в окно.
И словно почувствовав его присутствие, двойняшки проснулись и сразу задрыгали ручками и ножками, ангельские мордашки зашевелились, малыши заворковали.
Очевидно, дети узнали его.
Может, даже скучали по нему.
Медленно опустив то, что он держал в руках… не важно, что там было — что-то съедобное или столовый прибор, тостер, лопата или даже телевизор… Блэй наклонился к креслам.
Он открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Горло было сжато.
Поэтому придется довериться рукам. Ну и пусть. Малыши тоже не могли разговаривать.
Сначала он потянулся к Лирик, погладил ее по щечке, пощекотал мягкую шейку. И, он мог поклясться, она захихикала.
— Как моя девочка? — прошептал он хрипло.
Но потом он осознал, какое местоимение использовал… и резко зажмурился. НЕ мои дети, исправил он себя. Они — НЕ мои.
Да, конечно, Куин снова заскочил на поезд под названием «Семья». Но насколько его хватит? Когда у него снова поедет крыша от проблемы с Лейлой? Самое умное в его ситуации — принять удар, залечить рану так, чтобы она больше никогда не раскрылась… и уйти без оглядки.
И на этой ноте Блэй сосредоточился на Рэмпе. Какой он крепыш. Блэй твердо верил в то, что традиционные представления о мужских и женских ролях — конкретная ересь, и если Лирик захочет стать такой же крутой как Пэйн или Хекс, то Блэй ее поддержит. И наоборот, если Рэмп решит стать врачом или юристом и держаться подальше от боевых действий, то ничего страшного. Но, блин, они были так непохожи… хотя казалось очень важным не навешивать на малышей ярлыки. Он свято верил, что дети вольны…