– А ты сам знаешь ответ на этот вопрос, игемон? Только не говори, что цель твоей жизни – величие и процветание Рима. Не поверю!
– Ну ты и наглец! – без малейшего гнева заметил наместник. – Но ты прав, мало кто знает этот ответ.
– Тогда зачем спрашивать?
– Чтобы понять тебя, Иуда. Разговаривать с тобой не просто, но, клянусь богами, у меня давно не было такого собеседника.
– Но это же допрос, а я – арестант, обвиняемый в преступлениях против Рима. Меня привели сюда, чтобы ты вынес мне приговор, а не разгадывал мои тайны.
– Не тебе напоминать о моих обязанностях!
– О! Прости, игемон. Жду твоих приказаний! – Иуда иронически поклонился.
– Прекрати! Ты снова забываешься! Кстати, кто были те двое, от которых ты спас торговца?
– Этого не стоило спрашивать, игемон. Неужели ты думал, я отвечу?
– Почему нет? Ведь это были зелоты. А ты больше не с ними.
– Это не значит, что я стану доносить на них.
– Благородно! Но глупо. Думаю, они не столь щепетильны. Наверняка считают тебя предателем и убьют без жалости.
– Вот это уже мое дело, игемон.
– Хорошо, оставим это. Скажи, что бы ты делал дальше, если бы не попался?
– Бог знает. Я давно не загадываю, что будет завтра.
– И как ты живешь?
– Разнообразно, игемон. Главное, чтоб вечером мне не было стыдно за прожитый день.
Пилат снова впился взглядом в лицо Иуды. «Хоть записывай за ним…» – усмехнулся он про себя.
– Ладно… – наместник выдержал паузу. – А почему ты не вернешься домой? Ты мог это сделать, когда ушел от зелотов.
– Нет, не мог. Мне нечего там делать.
– Однако твои родные живы?
– Да. По крайней мере, год назад у них все было хорошо. Что случилось с тех пор – не знаю.
– Значит, ты не хочешь, чтобы им стала известна твоя судьба?
– Нет, игемон. Единственное, о чем я прошу, если, конечно, могу просить о чем-то, не трогайте мою семью. Они не имеют никакого отношения к моим делам.
Пилат не ответил. Несколько секунд он пристально смотрел на арестанта, затем хлопнул в ладоши. Появился раб-нубиец.
– Афрания ко мне.
Нубиец убежал. Повисла пауза. Проводив глазами раба, Иуда вопросительно взглянул на римлянина и, не получив ответа, засмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Да так, собственным мыслям, игемон.
– Что же в них такого веселого?
– Я просто подумал, видя ежедневно таких, как вот этот раб, вы действительно могли решить, что призваны управлять миром.
– Я не понимаю.
– Разве можно так явно трепетать перед господином! Не думаю, чтобы ты был особенно жесток с рабами, игемон. А ведь он боится тебя, как огня!
– Он мой раб, правильно боится – от моего слова зависит его жизнь и судьба.
– Нет, игемон, просто он – раб по сути своей, подчиняться, быть униженным для него так же естественно, как дышать. Вы, римляне, высокомерны и горды, потому для вас его покорность и трепет ближе и понятнее, чем упорство и неповиновение моего народа.
– Ты хочешь сказать, вы никогда не были чьими-то рабами?
– Я хочу сказать, рабство – не естественный закон, а состояние души. Человек, свободный душой, никогда не будет рабом.
– Вот как! Право, интересная мысль, Иуда. Но как ты объяснишь…
Наместника прервал звук шагов. На террасу стремительно вошел Афраний.
– Чем еще я могу быть тебе полезен, игемон? – почтительно спросил он.
– Дело этого человека оказалось сложней и необычней, чем мы полагали, Афраний. Скажи, осведомитель, написавший донос, может засвидетельствовать под клятвой, что этот иудей – бунтовщик и убийца? Он сам был свидетелем этих преступлений?
– Нет, игемон. Информация пришла через третьи руки со слов какого-то доносчика.
– Ясно. Значит, прямых свидетельств его вины у нас нет. Зато есть показания центуриона Руфуса, что этот человек однажды оказал содействие римской власти и помог предотвратить бунт и убийство лояльного нам подданного. В таком случае, я принял решение, Афраний. Не стоит давать этим безумцам лишний повод для волнений.
– Игемон поступит так, как считает нужным.
– Разумеется. Секретаря и конвой сюда!
На лице Иуды появилась насмешливая улыбка.
– Давно пора! – тихо заметил он.
Появились секретарь и конвоиры, заняли свои места. Наместник выдержал паузу и начал диктовать, чеканя каждое слово:
– Я, всадник Понтий Пилат, наместник Иудеи, разобрав дело арестованного Иуды, уроженца Иерусалима, обвинявшегося в бунте против Рима, постановляю освободить обвиняемого из-под стражи здесь и немедленно, так как эти обвинения не могут быть ничем доказаны. Донос же, послуживший поводом к аресту, к делу быть приобщен не может, потому что его автор не способен клятвенно подтвердить или доказать свое сообщение. Приговор окончательный и пересмотру не подлежит.
Повисла тишина. Секретарь усердно записывал, только его глаза округлились. Афраний, тонко улыбаясь, согласно кивал головой. Иуда изумленно смотрел на наместника. Пилат повернулся к нему.
– Ты понял, Иуда? Ты свободен, – тихо сказал он.
– Я понял, игемон, – еще тише ответил арестант. – Но все же почему?
– Я тоже живу так, как велят мне разум и совесть.
– Ясно. Но я не хочу быть у тебя в долгу, наместник.
– Ты не будешь, Иуда. Я сделал это ради себя.
– Я действительно виновен, игемон. Поймать меня снова будет не просто.
– Я уверен, не придется. А твоя вина… Здесь каждый пятый виновен, как ты. Но мало кто может остановиться. А ты смог и не примешься за старое. Или я уже совсем перестал разбираться в людях. А в это я не верю. Иди. Да поможет тебе твой бог.
– Пусть и тебе Всевышний поможет, игемон. Прощай. Это была добрая встреча!
– Прощай, Иуда. Желаю тебе разобраться со своей жизнью. Пропустить его!
Конвоиры послушно расступились. Иуда с достоинством поклонился наместнику и стремительно вышел. Некоторое время римлянин задумчиво смотрел ему вслед, потом жестом отпустил секретаря и конвой, поднялся.
– Идем в покои, Афраний. Нам нужно обсудить кое-что.
– Смерть блуднице! Убить девку!
Они нагнали ее на вершине холма, окружили, начали подбирать камни. Магдалина припала к земле возле сикомора[53], закрыла руками голову, с ужасом ожидая первого удара. Иуда растолкал толпу и загородил собой перепуганную женщину.
– Не троньте ее, – сказано было негромко, но так, что люди остановились.
Магдалина в надежде приникла к его ногам. Бар-Абба выступил вперед.
– Иуда! – радостно провозгласил он. – Предатель, отступник, трус Иуда! Ты все бегаешь от нас! Но вот мы, наконец, встретились!
– Твоя речь глупа и пуста как всегда, Бар-Абба, – насмешливо ответил Иуда. – Я и не думал бегать от вас, если бы братство захотело, меня давно нашли бы – это не сложно. А с тобой встречи я действительно не искал – вот уж пустая трата времени!
Зелот задохнулся от ярости.
– Как бы там ни было, уйди и не мешай мне! С тобой я разберусь позже! Всему свой черед! – проревел он.
– И чему же черед сейчас?
– Убить эту девку! Эту проклятую блудницу! Она осквернила субботу! Она предавалась блуду в святой день! – разбойник устремился к Магдалине.
– Вот что! – Иуда предостерегающе поднял руку. – Бар-Абба, если ты тронешь ее хоть пальцем, это будет последнее, что ты сделаешь в своей никчемной жизни!
Зелот остановился в нерешительности. Иуда еще не прикасался к ножу, но Бар-Абба слишком хорошо знал, на что он способен. Идумей помнил, на тренировках в братстве гибкий, ловкий, быстрый Иуда, всегда выходил победителем из схватки с ним.
– Смотри, отступник, я не один! – прорычал он.
– Я заметил! Тебе привычно прятаться за чужие спины.
– Я не прячусь! Я выполняю волю Господа, и потому люди следуют за мной! – бешено ответил зелот, повернулся к молчаливой толпе и зазывно закричал: – Бейте этого нечестивца! Он предатель! Клятвопреступник! Он якшается с римлянами! Он хочет спасти блудницу от вашего праведного гнева! Смерть ему!
Несколько самых рьяных подхватили крик зелота, угрожающе двинулись к Иуде. Он не тронулся с места, не вынул нож – спокойно смотрел на разъяренных людей, пока они не остановились, и вдруг расхохотался.
– Как всегда! Как всегда, мой храбрый Бар-Абба! Все не своими руками! Напакостишь, разозлишь римлян, потом исчезаешь, а обманутые тобой глупцы попадают под горячую руку солдат! Молодец, нечего сказать!
– Здесь нет римлян!
– Верно! Но есть я, и владеть ножом я еще не разучился!.. Ну! – Иуда резко повернулся к толпе. – Смелее! Вы, верно, все праведники, что так торопитесь на встречу с Господом? Уверены, Он вас примет ласково? Что ж, подходите!.. А когда Бог спросит вас, за что приняли смерть, не забудьте сказать: погибли, собираясь нарушить одну из Его заповедей ради благочестивейшего дела. Ну! Кто самый безгрешный? Вперед.
Люди отступили, стали выбрасывать камни.
– Хорошо сказано! – неожиданно произнес мягкий чарующий голос.
Все разом обернулись. Легкими неторопливыми шагами к ним приближался человек в длинной белой одежде с рассыпанными по плечам темными волосами. Руки его были подняты в благословляющем жесте, лицо сияло, на губах играла ласковая улыбка. Толпа расступилась, очарованная этим видением, незнакомец прошел сквозь нее, вглядываясь в лица, остановился рядом с Иудой.
– Хорошо сказано, брат! – повторил незнакомец, обращаясь к нему. – Но жестоко!
Мария осмелилась, наконец, поднять голову, замерла, заворожено глядя на пришельца.
– Кто ты? – зарычал Бар-Абба.
– Человек божий, как и ты, друг мой! – мягко ответил незнакомец.
– Я тебе не друг! – с яростью крикнул разбойник. – Что ты хочешь?
– Уберечь вас от греха и спасти эту женщину от вашего безумия.
– Какое тебе дело до нее? Это блудница! Она трудилась в субботу! Осквернила Закон!
– Она – дочь божья, только Бог может судить ее.