– Мы осудили ее во имя Бога и Закона! Смерть ей! Уйди с дороги или тоже умрешь!
Бар-Абба устремился к Магдалине. На его пути оказался Иуда, перехватил занесенную руку зелота, резко выкрутил. Тот вскрикнул и выронил нож. Иуда подсечкой сбил его с ног и остановился над ним в угрожающей позе, положив руку на рукоять.
– Бар-Абба! Я тебя предупредил! Остановись, если хочешь жить!
– Оставь его, брат. Он в плену своей ярости, но не может причинить мне вред, – незнакомец подошел к иуде, положил руку ему на плечо.
– Он – демон ярости и кровавого безумия! – резко ответил тот. – Отойди! Твои ласковые речи здесь не помогут! Лучше уведи женщину подальше!
Незнакомец наклонился к Магдалине, помог подняться.
– Пойдем, сестра! Тебе больше нечего бояться! – он обернулся к толпе, все еще стоявшей в замешательстве. – Идемте, братья и сестры, я хочу говорить с вами.
Ведя Марию за руку, незнакомец направился к соседнему холму. Люди, словно завороженные, следовали за ним. Скоро возле сикомора остались только двое. Иуда позволил зелоту встать.
– Теперь мы один на один! Ты так ждал этой встречи! – иронически заметил он.
Бар-Абба не ответил. Полными злобы глазами он провожал удалявшихся людей.
– Даже не думай! Сначала тебе придется убить меня. Хочешь попробовать?
Несколько секунд зелот стоял в раздумье, сжимая в руках нож, затем отступил. Иуда ядовито засмеялся.
– Передай братству, если я им нужен, пусть пришлют кого-нибудь храбрее тебя. Найти меня легко, я никогда не прячусь.
– Мы еще встретимся с тобой, отступник!
– Может быть. Но попадаться мне на пути не советую. Ты меня знаешь.
Иуда повернулся к зелоту спиной и стал неторопливо спускаться с холма. Бар-Абба долго провожал его взглядом, затем сплюнул и пошел прочь.
Проповедник говорил негромко, без надрыва. До Иуды доносились обрывки фраз: «Любовь – дар Божий!..», «Любите ближнего!..», «Умейте прощать…», «Милосердие…».
Он остановился под кипарисом, в стороне от толпы, горько усмехнулся: «До чего же мы глупы, если о таких простых вещах нужно проповедовать!.. Впрочем, это по крайней мере что-то новое! Я такого еще не слышал». Он поднялся выше.
– Я – зерно, посланное моим небесным Отцом, чтобы насытить страждущих, всходы мои – Царствие Небесное, – говорил проповедник, весь пронизанный предзакатным солнцем. – Я принес вам Его заповедь любви к ближнему.
– На словах все просто, – крикнул из толпы женский голос. – А если у тебя дома ни крошки, плачут голодные дети, как любить богача, у которого сундуки ломятся?
– По-братски. Возлюби его – и он полюбит тебя, разделит с тобой добро, ибо так заповедовал Господь. А если нет – Господь воздаст ему за это гневом своим. Бедные и униженные будут утешены Отцом нашим, а неправедные и беспечные получат по заслугам. Но услышавшие глас Божий познают милость Его.
– Воров, убийц, предателей тоже надо любить? – насмешливо спросил какой-то молодой парень.
– Разве они – не люди? Разве каждый из вас – безгрешен? Люди добры по природе, ибо сотворил нас благой Отец. Но люди слабы. Грех – сын слабости. Слабость одолевают силой. А сила – в любви.
– Красиво ты говоришь, проповедник, но словами не утолить людских скорбей.
– Не словами пришел я утолять их. Говорю вам, Бог ожидает всех в царствии своем, и каждому там воздастся по делам его. Блаженны в нем будут обиженные, униженные, плачущие, троекратно воздастся им за скорби земные. Блаженны и нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны жаждущие правды, выстрадавшие ее блаженны воистину. Господь любит детей своих. Так возлюбите и вы Его, как отца и матерь.
– Когда же все это сбудется? Сколько еще ждать и мучиться Израилю?
– У Бога своя мера времени, Он – ему хозяин. Нам же надобно каждый миг быть готовыми предстать пред очами Его, ибо Он один знает сроки.
– Но мы-то люди! – отчаянно крикнула какая-то женщина с усталым обветренным лицом, одетая в ветхое платье. – Наш век короток и полон скорби! Справедливо ли это? Разве Бог не знает о наших страданиях? Почему он так медлит?
– То мне неведомо, сестра. Знаю лишь, час Суда Господнего надо встретить с чистой душой. Молитесь, просите прощения за грехи свои, возлюбите Господа своего превыше всего на свете.
– И что будет?
– Тогда сможете вы смело, с чистым сердцем предстать перед Богом с Судный день и сказать Ему: «Господи, верую, что Ты Создатель и Отец наш, люблю и почитаю Тебя, как отца и мать. Я грешен, но молю о прощении, ибо грехи мои были не от порочности и злобы, а по слабости духа, раскаяние мое искренне и глубоко!»
– Что же будет?
– Такому человеку дарует Господь милость свою, познает он вечное блаженство в обители Его. Те же, кто не возлюбит Бога превыше всего, не покается, чье покаяние не будет искренним, познают гнев Божий, тяжкая десница Его падет на них.
– Креститель говорит то же самое, проповедник! Он велит готовиться…
– Иоанн суров. Он крестит гневом и огнем, я же – любовью. Ибо любовь – истинный Дар Божий, высшее благо земное и небесное. Возлюбите ближнего, как себя, и мир воцарится на Земле, возлюбите Бога превыше себя и всего земного, и познаете бесконечное блаженство в Царствии Его. Я зову вас в путь, долгий путь к нашему Небесному Отцу. Каждый может пойти по этому пути, если возжелает. Он долог и труден, много на нем искусов и скорбей. Но одолевший его вступит в обитель вечную, познает радость воссоединения с Господом в царстве Истины и Духа.
Иуда внимательно слушал. «Хорош! – думал он. – Его мудрость проста… Но в ней больше смысла, чем в речах умников из Храма. И говорить он умеет!..».
Проповедник действительно производил впечатление: хрупкая фигура в ослепительно белом одеянии, изящные руки с длинными точеными пальцами, лицо с правильными тонкими чертами, обрамленное пушистыми темными волосами. Во всем его облике была возвышенная притягательная красота. Но самыми удивительными были голос и глаза. Голос – нежный, негромкий, бархатистого тембра – звучал текуче и мягко, завораживая красотой и проникновенностью. Глаза затягивали, словно бездна, взгляд их был ласковым, полным доброты и чуть печальным. Он гипнотизировал, проникал в душу.
Проповедник умолк, люди стали понемногу расходиться. Иуда изумленно смотрел на них. На лицах было умиротворение, в глазах светились радость и надежда. «И это он сделал за полчаса проповеди! – восхищенно думал он. – Воистину, в нем великая сила. Надеюсь, он знает, что с ней делать».
Скоро проповедник остался на вершине холма в обществе одной Магдалины, благоговейно склонившейся перед ним. Он устало опустился на камень, улыбнулся к женщине, которая, наконец, осмелилась заговорить. Иуда продолжал наблюдать за ними. Вдруг он услышал чьи-то шаги, обернулся. Со стороны селения к нему приближался молодой человек. Иуда узнал его – Иаков, старший сын местного богача Зеведея. Они были знакомы, Иаков нравился ему – этот рассудительный и добрый парень разительно отличался по характеру от своего скаредного, хитрого отца, у которого половина Вифсаиды[54] была в долговой кабале.
– Мир тебе.
– И тебе мир, Иаков. Ты ко мне по делу?
Рыбак смутился.
– Я пришел поблагодарить тебя…
– За что?
– Ты спас нас всех от тяжкого греха, помешав убийству, тем более, Магдалина просила у отца защиты… Мне стыдно, что мы послушались этого разбойника. Не суди строго – мы люди простые и часто делаем прежде, чем думаем хорошенько…
– Это верно, к несчастью! Но меня не за что благодарить: не появись этот проповедник, неизвестно, чем бы все кончилось. Ты его слушал?
– О да! Он удивительно говорит! Но он опоздал бы со своей проповедью, если бы не ты. Ты пристыдил нас, напомнил о собственных грехах. И как ты остановил этого верзилу! Ты такой храбрый!
– Спасибо на добром слове! – улыбнулся Иуда. – Я рад, что у вас хватило разума меня услышать. И все же благодарить меня не стоит – я поступил так, как хотел, и стал бы защищать ее даже против всего селения.
– Знаю. Мне иногда кажется, ты вообще ничего не боишься. А вот я струхнул, честное слово! Думал, ваша перепалка добром не кончится. Но ты… странный, Иуда. В наших краях нет таких, как ты.
– Каких?
– Ну… говоришь иначе, всегда поступаешь, как хочешь, смело судишь обо всем, знаешь много того, что нам неведомо… Впрочем, я все равно не умею объяснить… Лучше пойдем к нам домой. Ты, верно, голоден и не имеешь приюта на ночь. У очага всем хватит места, а у матери всегда есть лишний кусок для гостя.
– Спасибо за приглашение. От ужина не откажусь – я действительно голоден, но ночевать не останусь. Знаю, твой отец не любит незваных гостей, да еще таких подозрительных оборванцев, как я. Не будем смущать почтенного Зеведея. Но все равно спасибо.
– Ты напрасно так говоришь. Родители – гостеприимные люди. Отец поворчит и успокоится. Как же можно оставить человека без приюта на ночь! Пойдем. Семья ждет тебя.
Иуда оглянулся на проповедника. Тот беседовал с Магдалиной.
– Может, стоит позвать его, а не меня? Иаков совсем смутился.
– Ему отец точно будет не рад. Тебя он уважает и помнит твою услугу. А таких, как этот Назарянин, не выносит, считает всех их шарлатанами.
– Почему Назарянин?
– Он сказал, что из Назарета[55] родом.
– А! Этого я не услышал… Надо же – пророк из Назарета… Помнишь поговорку[56]?
Из дома Иакова Иуда вышел, когда совсем стемнело. Несмотря на все уговоры, он не остался на ночлег. Общество Зеведея ему было неприятно, а сдерживать себя сегодня не хотелось. Его котомка значительно потяжелела – щедрая хозяйка Шеломит снабдила его снедью не меньше, чем на два дня пути. Иаков был искренне огорчен его уходом, на прощанье, все еще смущаясь, подарил новый хитон. Иуда принял – ему не хотелось обижать парня, да и нынешняя его одежда совсем износилась.