– Я же сказал: объясниться, поговорить начистоту.
– Но я ничего не требую, Иуда. Мне не нужно твоих объяснений и признаний. Если ты решил остаться со мной, я приму тебя таким, как есть.
– Как легко ты бросаешься словами, Назарянин! Скажи, зачем я тебе так нужен? Ведь ты совсем не знаешь меня.
– Знаю! С нашей первой встречи мне кажется, мы всегда были знакомы.
– Вот как! И что же ты знаешь? – с явной насмешкой спросил Иуда.
– Я знаю, что твоя доброта превыше рассудка, что обязан тебе жизнью, что у тебя горячее чуткое сердце, смелое и верное. А еще я вижу страждущую душу, одиночество и страдание.
Усмешка исчезла с лица Иуды. Он замер, глядя на проповедника.
– Красиво! Но это все слова. Ты не знаешь меня, и, поверь, лучше бы тебе оставаться в неведении, – тихо произнес он уже совсем другим тоном.
– Ты сам сказал, что хочешь объясниться.
– Увы, теперь это надо сделать. Хотя… скажи, ты по-прежнему зовешь меня с собой?
– Да, конечно!
– Тогда… Тебе пора услышать правду обо мне.
Жестом Иуда предложил Назарянину сесть, сам остался стоять.
– Прежде всего, почему я захотел объясниться именно сейчас. Видишь ли, к Иоанну я приходил с тем же вопросом, что и ты…
– Не может быть!
– Сколько совпадений, правда? Но, в отличие от тебя, я не получил ответа. Креститель сказал лишь, что мне надо дождаться знамения Божьего. Утром я хотел уйти, но он, почувствовав что-то, удержал меня. А потом появился ты… Третья встреча! И то, что случилось во время крещения!..
– Ты видел?
– Лишь слепой бы не увидел!
– Но что это было?
– Если ты сам не понял, откуда же мне знать?
– Я не разобрал слов, если это действительно были слова… Но продолжай, прошу тебя!
– Продолжать? Иисус, чтобы понять, что уста твои изрекают истину, путь начертан самим Господом, не надо ждать знака. Я знал это еще в первую встречу и отказывался идти с тобой не от неверия. Наоборот! Просто… невозможно таким, как мы, быть рядом! Меж нами пропасть… Разве можно соединить чистоту с грязью, гордыню со смирением, воду с пламенем, свет с мраком?
– Но из таких сочетаний состоит мир.
– Ты никак не хочешь понять! Потерпишь ли ты рядом такого грешника, как я?
– Разве меня окружают одни праведники?
– Они! Где только ты нашел их – настоящие дети! Невозможно сравнить их грехи и мои. Я… мои руки в крови, Иисус. Я… убийца.
Глаза Назарянина широко распахнулись.
– А, теперь тебе страшно! Так слушай дальше. Я не просто убивал, учился делать это и был прилежным учеником! Этот клинок прервал много жизней, на совести моей еще больше. Ну, как, ты все еще хочешь, чтобы я шел с тобой?
– Я не могу поверить! – прошептал Иисус.
– Напрасно, – холодно пожал плечами Иуда и продолжил с пугающим спокойствием. – Все просто: в юности я по своей воле присоединился к зелотам и был с ними пять лет. Они научили меня владеть оружием, произносить пламенные речи, чтобы подбивать людей к бунту, выслеживать и уничтожать врагов. Братство ценило меня, потому что я по привычке прилежно усваивал все уроки и успешно применял их на практике!
– Ты сказал пять лет? Но как же…
– Пять лет! Я вступил в братство в девятнадцать и гордился этим. Вот только не научился не думать, правильно ли поступаю, вонзая нож в плоть человека, не понял, как не замечать залитых кровью и заваленных телами улиц и площадей после очередной безумной попытки восстания, не постиг, как это – не считаться с чужими жизнями. Я стал слишком много задавать вопросов и сомневаться. Меня не понимали, не слышали. А я спрашивал и с каждым днем все больше убеждался, что избрал неверный путь, совершил непоправимое, погубив свою жизнь и душу. Я ушел, получив клеймо труса и предателя.
– Но это же не так! – пылко возразил Иисус. – Ты правильно сделал, что ушел от них!
– Да? А как же клятва верности, которую я давал им, а потом нарушил? Я – клятвопреступник.
– Это гораздо меньший грех, чем оставаться с ними! Ты был прав!
– Прав?!.. Пусть даже так. Но что это меняет? Сделанного не вернешь, мои жертвы не восстанут из мертвых, слез, пролитых по моей вине, не избыть. Так как, ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
Повисла пауза. Они снова смотрели друг другу в глаза.
– Хочу! – твердо произнес Иисус.
– Но почему?
– Потому что ты смог признать свое заблуждение, пытаешься искупить свершенное. Потому что в твоей душе живут вина и раскаяние, отравляя ее смертельным ядом. И еще потому что, вопреки всему, сердце твое осталось чистым и полным доброты. А ведь большинство твоих былых товарищей до сих пор продолжают убивать, посылать на смерть доверчивых и наивных. При этом они считают себя праведниками только из-за того, что отказались от нескольких сомнительных удовольствий…
– Да… это так…
– Конечно! А ты, виновный меньше любого из них, казнишь себя уже многие годы беспощаднее всякого палача. Я никогда еще не видел раскаяния столь горького, искреннего и неизбывного…
– Откуда ты знаешь степень моей вины? – жестко прервал его Иуда. – Как можно определять ее в таких делах!
– Я не знаю, но уверен, ты никогда не бросал людей в опасности, как это делают многие зелоты, и не находил в убийстве ни радости, ни верного пути.
– Это правда… почти. Откуда тебе известно?
– Вспомни, как ты спас Магдалину и меня. Иных доводов не требуется.
– Я помню… Но… – Иуда не нашелся с ответом, отвернулся.
Иисус встал, положил руки ему на плечи. Он вздрогнул, обернулся.
– Иуда! Поверь, я понимаю тебя! Ты измучен бременем вины, сожжен раскаянием. Ты сделал свою жизнь бесконечным искуплением прошлого, но уверен при этом: искупление невозможно. Пойми, каждый жизненный путь начертан Господом. И если в юности ты совершил эту ошибку…
– Ошибку?..
– Да, страшную, но ошибку – значит, так было нужно Богу.
Иуда отстранился.
– Всевышнему нужны были смерть и страдания всех этих людей? Да ты кощунствуешь, Назарянин!..
– Нет. Просто человеку никогда не понять Его замыслов. Ты ошибся и дорого заплатил за это, но ты не изменил своей природе, лишь поступал противно ей.
– О чем ты?
– Я вижу, твое сердце полно доброты и жалости, разрывается от чужой боли. Ты готов отдать всего себя ради других. Когда ты рисковал собой, спасая Магдалину и меня…
– Сам говоришь, это искупление.
– Нет! Ведь у тебя мысли не возникло поступить иначе! Ты не мог по-другому, не умеешь проходить мимо чужой беды.
– Знаешь, а ты прав, – криво усмехнулся Иуда. – Я и к зелотам попал потому, что во время облавы спас одного из них от легионеров, вывел из города. А он отблагодарил меня… Но это теперь не важно!
– Нет, важно! Будь ты иным, нужны были бы тебе эти годы страданий и раскаяния, пришел бы ты к Пустыннику с таким вопросом?
Иуда выпрямился, гордо вскинул голову.
– Я говорил Иоанну, повторю тебе – мне не нужно милости.
– Милости? Почему ты считаешь веление Господа милостью?
– А что же это?
– Ты сам говорил, мой путь будет трудным. В чем же здесь милость? Если бы Всевышний хотел просто покарать тебя, сделал бы это давно. А так Он дает тебе возможность искупить прошлое. Ты хочешь пренебречь таким шансом?
Иуда долго молчал.
– Не уверен, что ты прав, Иисус, – тихо ответил он, наконец. – Впрочем, кто это знает, кроме Всевышнего! Но если это так, мне надо благодарить Господа! Однако я не нахожу слов благодарности в своем сердце.
– Не беда. Господу важны не слова, а дела. Так ты пойдешь со мной?
– Пойду? Не спеши! Теперь моя очередь задавать вопросы.
– Хорошо. Спрашивай.
Иуда сел напротив проповедника.
– Ты говоришь «пойдем». Но куда и зачем? Я не хочу больше идти, не зная цели.
– Цели? Иуда, я не могу ответить! Пойми, здесь не моя воля! Если б я мог, жил бы сейчас как мои предки, знал бы тихое семейное счастье…
– Почему же ты не захотел этого?
– Я хотел… Но что делать, если каждый крик страдания, словно нож, вонзается в сердце, каждая слеза прожигает насквозь, а чужое горе я чувствую, как свое?
– Понимаю… Но все же?
– Не я выбирал путь! Я и сейчас не знаю его. Просто иду, потому что Бог так велит и ведет меня.
– Тогда… Что ты узнал у Крестителя?
– Иоанн… он дал ясность моим мыслям, излечил от неуверенности. Он стал наставником, которого у меня никогда не было. И теперь я не боюсь ошибиться.
– А в пустыне? Он… сказал тебе что-нибудь?
– Бог? Нет. Но я говорил с…
– С кем?
– С Люцифером…
– Ого! Эта встреча стоит всех прочих! Что же, он искушал тебя?
– Да. Сулил весь мир.
– Искушение, достойное тебя, Назарянин!
– Нет. Мне не нужен целый мир – это слишком тяжкая ноша.
– Даже если бы ты мог изменить его к лучшему?
– Я? Это дело Бога.
– Конечно. Но… я не понимаю этого мира, Иисус! Не могу понять, почему он таков!
– Мы сами виноваты.
– Кто?
– Люди…
– Все?
– Нет, конечно! Есть много праведных, добрых людей… Но мир полон грязи, греха и порока. Он прогнил, как старое дерево.
– Это не твои слова, Иисус!
– Верно. Так сказал Иоанн.
– А что думаешь ты?
– Я? Я чувствую, Иуда. Мое сердце полно жалости. Мне хочется помочь всем, кто нуждается в этом.
– Тебя не хватит на всех даже за десять жизней, а у тебя всего одна!
Назарянин опустил голову.
– Тогда… я не знаю… Но если я хоть что-то могу сделать, я должен!
В наступившей тишине вздохнул ветер. Иуда смотрел на Иисуса, никто не смог бы описать выражения его глаз. Но на лице была почти нежность.
– Да благословит тебя Господь, Назарянин!
– Так ты пойдешь со мной?
– Отныне да. Если хочешь… Только должен предупредить: я не стану звать тебя учителем, не хочу лгать – ведь я не ученик тебе, сам знаешь. Согласен ты на это?
– Но кем ты тогда назовешь себя?
– Как тебе нравится – спутник, товарищ, друг… Ты веришь мне, я вижу. Но с детства я привык все решать сам, у меня упрямый и гордый нрав, смирение мне незнакомо. Ты готов к этому? Потерпишь ли ты, чтобы я делал и говорил, что хочу, спорил с тобой, давал советы?