– Послушайте!.. – закричал Иисус.
– Молчи! Или все это добром не кончится!
– Но…
– Иисус! Еще миг, и полетят камни! Зачем тебе говорить с глухими? Они не хотят слышать тебя!
– Но что делать?
– Уходить отсюда.
Двое мужчин снова бросились к проповеднику. Иуда загородил его собой. Мужчины попытались оттащить его. Он ударил одного. Тот полетел на землю, сбил с ног товарища. Толпа притихла на мгновение, потом начала угрожающе шуметь. Кто-то крикнул: «Бей!». Люди двинулись на них.
– Назад! – крикнул Иуда. – Я никому из вас не желаю зла! Но если вы тронете его…
– Что ты нам сделаешь? Один! – насмешливо спросили из толпы. Иуда резко обернулся на голос, нашел взглядом молодого парня, задавшего вопрос.
– Ты точно хочешь узнать, что я сделаю?
Парень отшатнулся, спрятался за спинами. Иуда медленно обвел глазами толпу.
– Кто еще здесь храбрый?
Ответа не последовало.
– Пропустите нас! Мы пришли к вам с миром, уйдем с миром, если не хотите слушать.
– Этот полоумный – богохульник! Он всегда был странный, теперь окончательно чокнулся. Пришел совращать нас!
– Он пришел помочь, ибо любит вас. Не желаете слышать слово истины – воля ваша! Но становиться на пути не смейте!
Люди не двигались. К ним протолкались Петр, Иаков и Варфоломей, встали рядом с Иисусом. Иуда шагнул вперед, снова обвел взглядом собравшихся.
– Мы уйдем, и вы не станете нам мешать! А если попробуете!.. Ему не ответили. Иуда взял Назарянина за руку, спокойно повел сквозь толпу. Горожане молча расступились перед ними.
Иисус сидел в стороне от остальных в тени раскидистой смоковницы. В нем все еще кипел гнев – родной город, люди, которых он знал с рождения, не поверили ему, подвергли такому унижению на глазах у учеников. Проповедник содрогнулся, горько вздохнул. Было стыдно, хотелось как-то загладить произошедшее. Он огляделся. Ученики ужинали, тихо переговариваясь между собой, только Матфей сидел, как обычно в стороне, задумчиво теребя в пальцах ветку. Иуда был в общем круге. Изящно полулежа на траве, он любовался ярким разноцветьем заката. Его лицо было мечтательным, глубокие глаза, как показалось Иисусу, улыбались, волосы вольно рассыпались по плечам и отсвечивали золотом в закатном свете.
– Иуда, – негромко окликнул его Назарянин.
– Что?
– Я хочу поблагодарить тебя.
– Ты уже сделал это, я уже ответил: «Не стоит!».
– Не могу! Это же мои земляки. Они так обошлись со мной! А ты меня спас, их тоже…
– О чем ты?
– Они набросились на тебя, а ты их не тронул. Спасибо, все-таки они не чужие мне…
– Это неудачная шутка, Иисус!
– Почему ты решил: я шучу?
– Назарянин, ты всерьез полагаешь, я стал бы…
– Но ты всегда защищаешь меня в минуту опасности. В таких ситуациях случиться может всякое…
– Ты издеваешься надо мной? – голос Иуды зазвенел.
– Конечно, нет! Просто ты – единственный из нас, кто владеет оружием…
– Что?
Иуда резко выпрямился, словно его ударили по лицу, встал, несколько секунд пронзительно смотрел на проповедника, потом отвернулся и стремительно пошел прочь. Иисус вскочил.
– Иуда! Иуда, постой!..
Он не обернулся. Назарянин изумленно смотрел ему вслед. «Что такого я сказал?..». Он снова сел, чувствуя себя очень неловко. Ученики в смущении отводили глаза. Но Петр не стал лукавить.
– Зачем ты обидел Иуду, равви?
– Что?
– За что ты обидел его? Он сделал тебе что-то плохое?
– Я обидел его…
– Конечно, и очень сильно! Вон что с ним стало – аж побелел! Прости мою дерзость, равви, но неправильно это – ведь он сегодня спас тебя, нас тоже.
– Я хотел его поблагодарить, а вышло наоборот…
– Да, нехорошо. Правда, Иуда странный, другой… Мне самому часто неуютно с ним. Но он – хороший человек, верный друг, искренне любит тебя. Не стоит с ним так.
– Как?
– Не стоит напоминать о том, о чем он старается не думать. Верно, что-то его мучает… Конечно, иногда мы сами его боимся, порой не знаем, как к нему подступиться. Но ведь ты сам говоришь, мы все грешны, учитель. Зачем же лишний раз бередить рану?
Иисус не ответил. Он повернулся к дороге, словно надеясь увидеть там друга, провел руками по лицу.
– Глупец! Что же я сделал!.. – прошептал он. – Отче! Прости мне, Отче! Я ведь не хотел! Пусть он поймет это, Отче! Верни его! Он так мне нужен!
Иуда стремительно шел по дороге. Лицо пылало, будто он действительно получил пощечину. «Господи! Как же он мог? … Неужели по наивности?.. Или…» – думал он, взбивая ногами дорожную пыль. Все эти месяцы Иисус ни словом, ни намеком не напомнил ему о прошлом. И теперь… «Нет! Не может быть, чтобы нарочно! Не может быть!.. Или я ошибся во всем остальном!.. Но тогда… Господи! Да разве с такой наивностью он сделает то, что Ты хочешь? Он же!.. Боже Правый! Ничего не понимаю в этой жизни!». Иуда устало опустился на камень у обочины, огляделся. Закат над Галилеей был праздничным. В воздухе плыло сиренево-золотое сияние, по кромке неба струилась тишина. Иуда вздохнул. Горькая улыбка скользнула по его лицу. – Да, Господи, в непостижимой мудрости своей Ты знал, что делаешь, соединяя наши судьбы… Как Иоанн сказал: «Ты будешь ему посохом в долгом пути»… Я благодарен за это, Господи! Безмерно! Только… у этого посоха есть душа… ему тоже бывает больно…
Селение было небольшое – обыкновенная рыбацкая деревушка. Иуда вошел в нее на рассвете, осмотрелся. Разбросанные в живописном беспорядке дома постепенно просыпались. Слышался скрип дверей, детские голоса, блеяние коз. Взгляд Иуды упал на дом, стоящий поодаль от остальных, убогий, безмолвный, словно нежилой. Что-то чуждое, непохожее было в его облике. Он остановился у забора. Заскрипела старая дверь, на пороге появилась красивая статная женщина лет тридцати. Взглянув на нее, Иуда все понял – светло-рыжие волосы, серые глаза, точеный профиль выдавали ее. Хозяйка была гречанкой и, судя по одежде, язычницей. Иуда грустно покачал головой. Он достаточно видел в жизни, чтобы сразу угадать невеселую историю обитателей этого дома.
– Здравствуй, хозяюшка, – заговорил он по-гречески.
Услышав родную речь, женщина в изумлении обернулась.
– Дозволишь путнику напиться?
Несколько секунд хозяйка рассматривала его, потом распахнула калитку.
– Входи, если не шутишь.
– Спасибо!
Иуда вошел во двор. Женщина вынесла ему молока.
– Пей. Парное.
Благодарно кивнув женщине, Иуда в несколько глотков осушил чашу.
– Благослови тебя Бог за доброту.
– Разве не видишь, с кем имеешь дело, странник?
– Вижу.
– И не брезгуешь?
– Конечно, нет. Доброта и свет в твоих глазах важнее твоей веры.
Женщина удивленно взглянула на него, улыбнулась.
– Спасибо на добром слове, странник. Если не брезгуешь – входи в дом, обогрейся у очага. Ты, видно шел всю ночь, а она была холодной.
– Спасибо.
– Входи же. Кусок хлеба для тебя тоже найдется.
Обстановка была бедной, но очаг уютно пылал. Иуда сел возле огня и стал наблюдать, как ловко и бесшумно хлопочет хозяйка.
– Ты не из наших мест, – полуутвердительно сказала она. – Могу я узнать твое имя?
– Иуда. Я из Иерусалима.
– А я Мелита. Родилась в Тарсе, но уже лет десять живу здесь, в этой глуши.
– В Тарсе? Славный город.
– Ты там бывал?
– Пришлось однажды. Давно.
– Странных путников присылает мне судьба! – улыбнулась Мелита.
– Потому что ты не боишься открыть им двери.
Во взгляде гречанки всколыхнулась печаль.
– Чего бояться? Мой дом обходят стороной. Ты – единственный за многие годы, кто не побрезговал…
Иуда вздохнул. Мелита подкинула лозы в огонь, прошла во внутреннюю комнату.
– Мама! – донесся из-за занавески звонкий детский голосок.
– Доброе утро, родная! Просыпайся! У нас гость.
– Гость? Кто, мама?
– Странник.
– А он не…
– Не бойся, он хороший. Сейчас будем есть.
Хозяйка подняла занавеску, остановилась у входа, пристально глядя на гостя. Иуда увидел за ее спиной ложе, на котором неподвижно лежала светловолосая девочка лет десяти. Ее худенькое хрупкое тело было почти не видно под покрывалом, серые, как у матери, глаза смотрели печально и тревожно. Иуда догадался сразу. Его сердце мучительно сжалось.
– Моя дочь Эфра, – сказала Мелита. – Она прикована к постели уже четыре года.
Иуда улыбнулся девочке.
– Привет!
– Здравствуй! Ты кто?
– Прохожий. Какое красивое у тебя имя!
– Нравится? А тебя как зовут?
– Иуда.
– Тоже красиво. Ты не здешний?
– Нет.
– А откуда?
– Это сложный вопрос.
– Почему?
– Видишь ли, родился я в Иерусалиме, но потом столько бродил по свету – сам запутался, откуда я.
– Здорово! Значит, ты видел много интересного?
– Не мало.
– А почему ты пришел к нам?
– Шел мимо, захотел пить. Твоя мама напоила меня молоком.
– А я знаю! Это молоко Амалфеи[64]!
– Кого?
– Так я назвала нашу козу.
Иуда улыбнулся, вспомнив миф про козу-кормилицу Зевса.
– Почему ты смеешься?
– От радости. Очень приятно после долгого пути оказаться в таком уютном доме и познакомится с тобой, с твоей мамой.
– Ты мне тоже нравишься. Ты добрый.
– Спасибо!
Подошла хозяйка.
– Ладно, доченька, ты совсем заговорила гостя. Давайте есть, лепешки остынут.
– Давайте! Мама очень вкусно печет лепешки! А можно Иуда сядет рядом?
– Можно, если хочешь.
– Садись! Расскажи что-нибудь. А то к нам никто не ходит. Так скучно одной!
Иуда виновато оглянулся на Мелиту. Но женщина только печально улыбнулась и исчезла за занавеской.
Иисус с учениками шумной толпой вошли в селение. По пути к синагоге, Фома зазывно трубил в рожок. Жители с любопытством выглядывали из домов, мальчишки бежали впереди, на все лады склоняя имя Назарянина.