– Что тебе не покоится, Назарянин!
– Я хотел поговорить с тобой.
– Хорошо, давай поговорим.
Иисус внимательно посмотрел на друга.
– Ты не простил! Ты все еще сердишься на меня!
– А ты как думаешь?
– Но ты же…
– Иисус, ты – единственный человек, с которым я всегда и во всем был откровенен. Ни секунды я не жалел об этом. Я не ожидал, что моя откровенность станет… что ты можешь так больно ударить… Зачем?
– Я не хотел, Иуда! Пойми, я не нарочно! Просто сказал не подумав! Прости же меня!
– Не подумав… Конечно! Со мной не обязательно выбирать слова! Я все стерплю…
– Иуда! Как еще мне просит прощения? Я ведь тогда хотел просто поблагодарить тебя.
– Не за что меня было благодарить! Кому как не мне защищать тебя от всяких безумцев? Иисус, пойми, еще не перед кем и никогда я так не обнажал свою душу, как перед тобой. Ты ближе и дороже мне, чем отец и мать, чем любой человек на свете. А когда больно делает близкий человек – больнее вдвойне!
– Я понимаю! Мне так стыдно за себя!
Несколько секунд Иуда молча смотрел на него.
– Хорошо, – он взял Иисуса за руку. – Забудем об этом!
– Ты прощаешь! Я так обрадовался, когда увидел тебя! Больше всего боялся, что ты не вернешься!
– Я?! Я же пообещал: пойду с тобой до конца! А словами я не бросаюсь, ты знаешь.
– Но ты вернулся не только из-за обещания?
– Я и не собирался уходить.
– Спасибо! Как странно получается: я обидел тебя, а ты снова помог мне.
– О чем ты?
– Об этой девочке.
– Ее исцелил ты.
– Но я бы не узнал о ней без тебя. Прошел бы мимо и не обратил внимания на их дом.
– Ты недооцениваешь себя, Иисус! Сердцем ты бы почувствовал их горе, услышал бы молчаливые мольбы и стенания матери. Это я ничего не смог бы сделать для нее без тебя.
– Неправда! Это ты себя не ценишь! Не я – Господь исцелил ее посредством моим. Так что я ничего не сделал. А ты отнесся к ней, как к родной, ты вопреки всем принес ее в синагогу и укротил бездумную жестокость людей. Не думай, что твои поступки ничего не стоят! Для меня никто не сделал больше, чем ты.
Иуда странно посмотрел на него.
– Ты искренне говоришь это, Иисус?
– Конечно! Почему ты не веришь мне?
– Я верю! Тебе я верю во всем и стараюсь быть достойным спутником.
– Перестань! От этих слов веет холодом! Ты мне дорог не за что-то, просто потому что ты есть!
Глаза Иуды потемнели.
– Не надо, Назарянин!
– Ты усомнился в моих словах?
– Нет. Ты искренен, я знаю. Только… не надо!
– Я не понимаю тебя, Иуда! – удивленно отступил Иисус. – Хорошо, не будем говорить об этом, если не хочешь. Только не исчезай больше. Каждый раз, когда ты пропадаешь, я боюсь, что не увижу тебя снова!
– Напрасно! Мне от тебя никуда не деться! Дорога долгая, но пройдем ее мы вместе.
Иуда медленно шел по берегу. Ослепительно блестела гладь озера, печально звенели цикады. Воспоминание об искаженных бездумной яростью лицах, налитых кровью глазах, хищных ртах и жадных руках болезненной иглой засело в памяти, он никак не мог отогнать жуткое видение. Иуда остановился, сжал виски руками и замотал головой, словно пытаясь вытряхнуть его. Утром, когда он суровым окриком понукал перепуганных учеников, бросался навстречу разъяренным людям и выводил Иисуса из толпы, он ясно понимал, что говорит и делает. Но теперь все это вспоминалось ему, словно сон, лишь одна мысль колотилась в мозгу: «Господи! Что это было? Как это могло быть?». Всплывая снова и снова, она не давала соображать спокойно, доводя до головной боли. Царапина на лбу, оставленная брошенным камнем, все еще горела. Иуда некоторое время стоял, обхватив руками голову, потом подошел к воде. Опустившись на колени, он погрузил лицо в воду, с наслаждением почувствовал, как охлаждается пылающий лоб.
Умывшись и утолив жажду, он присел на прибрежный камень. В душе у него царили мрак и хаос. Иуда закрыл глаза, видение вновь возникло перед взором. Теперь у каждого человека в толпе было его лицо, это он во множестве обликов замахивался на Иисуса камнем, рвал на нем одежду, кричал «Смерть ему!», а Назарянин смотрел на него с невыразимой горечью и состраданием. Иуда содрогнулся, тряхнул головой.
– Да, я… мог бы оказаться на месте этих… несчастных… Тогда – давно… Господи! Благодарю, что спас меня от этого! Воистину, гнев Твой суров! Зачем Ты лишил людской разум ясности, а души силы? Зачем сделал нас слепыми и глухими?.. И что же дальше? Что дальше, Боже? Ведь не такой конец ты определил ему? Не для этого же он возглашает слово Твое? Боже Правый! Просвети меня! Мне страшно, Господи!
Иуда вскочил. Он понял, наконец, что не давало ему покоя. За словом «дальше» была пустота, неведомая и угрожающая. Как бы его разум не старался заполнить эту пустоту, ответы пугали еще сильнее, чем неизвестность, в них Иуда видел не просто гибель, но конец, сокрушительный и ужасный, перечеркивающий весь их путь.
– Боже правый! Чего же Ты хочешь от нас? Как сделать, чтобы истина его речей достигла человеческих душ, проникла в них? Как нам достучаться в запертые двери? Мы готовы помочь людям, но как спасти их от самих себя? Господи! Ты знаешь, какой путь прошел я, знаешь, чего он мне стоил! Неужели так должно?.. Не надо, Господи! Я верю, Ты милосерден и любишь свой народ… Боже, пусть это только начало, я все выдержу, все перенесу, только скажи, что мне делать! Зачем я встретил его? Остался с ним? Я услышал Твою волю, но я не понимаю ее, Господи!
Ответом ему, как всегда, была тишина. Иуда тяжело вздохнул, снова жадно приник губами к воде. Напившись, он взглянул на солнце и быстро зашагал прочь от озера, туда, где оставил своих спутников. В задумчивости он не смотрел по сторонам и вздрогнул от неожиданности, когда рядом раздался музыкальный голос Магдалины: – Учитель искал тебя, Иуда. Остальные позабыли утренний страх, собираются порадовать себя трапезой. Иисус беспокоится, не случилось ли с тобой что-нибудь.
– Как видишь, Мария, все в порядке. Ему не стоило волноваться. – А что у тебя на лбу?
Магдалина подошла совсем близко и смотрела на него горячо, благодарно, даже с нежностью. Иуде вдруг стало тепло от этого взгляда.
– Пустяк, – небрежно ответил он. – Задело случайным камнем. – Случайным! Тем самым, от которого ты заслонил учителя. Больно?
Мария протянула руку, но прикоснуться не решалась. Иуда чуть улыбнулся.
– Нет, – мягко ответил он, – но спасибо, что спросила.
– Это меньшее, что я должна сделать для тебя. Когда-то ты спас от смерти меня, а Иисуса – сколько уже раз! И за это я в еще большем долгу у тебя! Ты, словно ангел, посланный беречь наше братство.
– Кто?! – Иуда расхохотался. – Ну, знаешь! Нашла, что сказать! Я – ангел! Кроме того, – он нахмурился, – слово «должна» мне совсем не нравится. Оставь свои благодарности другим, мне их не надо.
– Прости. Не сердись! Я не хотела обидеть тебя.
– Знаю и не сержусь.
Наступило молчание. Иуда смотрел на Марию. Хрупкая, миниатюрная, с огромными черными глазами, она казалась такой юной, беззащитной. Что-то детское, наивное было в голосе, жестах, в том, как она робко протягивала к нему руки. Он взял ее ладони в свои.
– Я не сержусь. Но зачем эти разговоры? Ты же знаешь, я не люблю их.
– Да. Но почему? Ты всегда приходишь на помощь людям, разве не естественно, что они хотят тебя поблагодарить? Зачем отвергать это?
– Потому что… ты же не благодаришь источник за то, что он дает тебе напиться, а виноградник – за его плоды. Почему же людям помощь ближнего кажется такой необычной? Зачем они превращают отношения друг с другом в какую-то непонятную игру? Я помогаю людям, потому что не могу иначе. Но если мне самому лучше от этого, в чем моя заслуга? За что благодарить?
– Знаешь, я никогда не думала так… Странно, Иисус ведь тоже говорит об этом, а я не понимала… Но ты сам подаешь пример, Иуда.
– Что ты хочешь сказать?
– Отдавая, ты ничего не хочешь принять. Никогда не просишь помощи, даже у Иисуса.
– Какой помощи? Для чего она мне?
– Иуда, я же не слепа, учитель тоже. Ведь и тебе бывает плохо, грустно, одиноко… И, может, чаще, чем другим. Но ты никогда никого не просил помочь тебе, просто выслушать, побыть рядом. Почему? Иногда это нужно любому человеку.
Не выпуская рук, Иуда отступил на шаг, пристально глядя на нее, снова улыбнулся, грустно и ласково.
– Мария, у тебя доброе и чуткое сердце, зорче, чем у других. Ты права: каждому бывает нужен кто-то рядом. Но не беспокойся обо мне, мы с Иисусом прекрасно понимаем друг друга, для этого нам не всегда нужны слова, порой вполне достаточно взгляда.
– Да, я знаю. Но чаще не равви помогает тебе, а ты ему. Иуда, ты сильный, несокрушимый, как скала, ты всегда идешь навстречу опасности. От чего же ты убегаешь, когда нужно успокоить душу, развеять тяжесть на сердце? И сегодня тоже. Ты спас нас всех, однако никому из этих безумцев не причинил вреда, а в твоих глазах была боль, не гнев. Почему? От чего ты ушел сейчас?
Повисла пауза. Иуда вздохнул, вскинул голову.
– Мария, я не стану отвечать. Это долго и трудно рассказывать. И зачем тебе знать – разве мало своих печалей? Но я благодарен за этот разговор… Видишь, пошел против своих же правил. Но я действительно благодарен тебе. Ты очень помогла мне.
– Чем же?
– Не хочу объяснять. Просто поверь, – он сжал ее ладони, нежно коснулся губами. – Спасибо, Мария. Пойдем. Не стоит заставлять Иисуса беспокоиться. К тому же я голоден.
Они неторопливо зашагали по дороге, держась за руки.
Иисус увидел их издали, порывисто бросился навстречу.
– Хвала Господу! Иуда, я волновался за тебя. Куда же ты ушел?
– Любовался окрестностями. Зачем волноваться? На сегодня все страхи позади.
– Но мы и двумя словами не обменялись с утра.
– Вот что! Я весь твой, только после ужина. Эта потасовка разбудила мой голод.