Схватка была короткой. С полминуты они кружили по песку, меряясь взглядами. Зелот ударил первым. Клинок молнией рассек воздух у самой груди Иуды. Тот отпрянул и нанес ответный удар. Товия едва успел уклониться, сделал обманный выпад. Иуда отразил клинок, и нанес быстрый, как бросок змеи, удар. Нож по рукоять вошел в грудь зелота. Товия тяжело упал, забился в агонии. Пару мгновений Иуда холодно смотрел на него, потом дважды вонзил клинок в землю, смывая кровь, склонился над умирающим.
– Попробовал? Я предупреждал!
– Будь… ты… проклят… предатель!.. – прохрипел зелот.
– Буду, Товия, не беспокойся. В аду встретимся.
– Ни-ничего… Вас все равно… достанут!..
– Конечно! Только не ты, и не твои дружки. Прощай! Последнее желание есть?
Зелот не смог ответить. Его глаза остекленели, по телу прошла судорога, и он затих.
Иуда замер, отрешенно глядя на труп.
– Ты… убил его? – испуганный голос каменотеса вывел его из задумчивости.
– Как видишь.
– Боже!
– Тише! С каких пор ты такой впечатлительный, Симон?
– Что теперь будет?!
– Ничего. Он мертв, и это все.
– А как со мной?
– Я убедился: ты не желаешь Иисусу зла. Как ты относишься ко мне – не важно.
– Ты расскажешь равви?
– Если хочешь, скажи ему все сам. Объясниться в любом случае придется.
– Почему?
– Смотри, – Иуда указал на подходящих к ним Иисуса и учеников.
– Иуда, кто этот человек? Что с ним?
– До недавнего времени он был зелотом Товией, а теперь, как видишь, мертв.
– Мертв? – Иисус в ужасе отстранился от тела. – О Боже! Кровь… Кто убил его?
– Я.
– Ты?!
– Да. В честной схватке.
Назарянин смотрел на Иуду, ожидая объяснений.
– Это правда, учитель, – вмешался Симон, – схватка была честной. И… Товия сам виноват… Он начал…
– Не надо, Симон. Я сам все объясню.
– Сначала надо похоронить этого… несчастного.
– Верно, – все так же спокойно кивнул Иуда. – Я займусь этим. Симон, помоги.
– Хорошо, – согласился каменотес, вопросительно взглянув на Иисуса.
Проповедник не возражал. Он опустился на колени над телом и начал молиться.
Иуда наблюдал за ним.
– Ты прав, Назарянин. Так должно поступать даже с врагом. Хотя… твоей молитвы он не стоит.
– Что ты такое говоришь? – гневно воскликнул Иисус.
– Глупости… Не торопи меня, пожалуйста! Я все объясню… Позже…
Он взял принесенный Симоном заступ, с ожесточением вонзил в землю.
Бросив в могилу последнюю горсть песка, Иуда почти с отвращением отряхнул руки и, ни на кого не глядя, пошел прочь.
– Постой! – окликнул его Иисус.
Иуда не останавливался, уходил все дальше, пока не скрылся в сумерках. Назарянин тяжело вздохнул и пошел за ним.
– Учитель! – Симон бросился следом.
– Останься! Не вмешивайтесь. Я сам с ним поговорю.
Костер совсем скрылся из глаз, когда Назарянин, наконец, увидел друга. Тот сидел на земле, обхватив руками колени, низко опустив голову. Иисус тихо подошел, сел рядом.
– Иуда! – негромко позвал он.
Он медленно обернулся. Проповедник вздрогнул, увидев его лицо.
– Ты… ждешь объяснений?
– Мне хотелось бы…
– Почему ты не спросишь Симона? Он все знает…
– Я пришел спросить тебя – своего друга. К тому же… ты его убил…
– Ты прав… Что ж… Зелоты вынесли тебе приговор. Они хотят твоей смерти.
– Этого надо было ждать: им не нужны соперники.
– Верно. Товия был одним из лучших боевиков братства… Помнишь, я рассказывал, именно он привел меня к зелотам, мы дружили когда-то… Я дважды спасал его от римлян.
– Помню… Но как же это? Ведь ты…
– Не верится? Мне тоже… Какое странное переплетение судеб, правда?
– Правда… Неисповедимы пути Господни… А Симон?
– Что Симон? Он – зелот, остался им и поныне. Он связан клятвами и братской верностью.
– Тогда…
– О нет, не беспокойся! К тебе он пришел совершенно искренне. Сначала я тоже сомневался, но теперь знаю точно: Симон не опасен для тебя.
– Так зачем приходил Товия?
– Передать приговор братства и напомнить, что я тоже слишком зажился на свете, – жестокая усмешка искривила на миг его губы. – Они ведь по праву считают его своим.
– И?..
– Симон отказался. Он не может поднять на тебя руку. Он верит в тебя.
– А на тебя?
– Не думаю, – равнодушно ответил Иуда. – Наверняка не посмеет, и не только потому, что хорошо знает меня, скорее, из-за того, что ты не простишь его.
– Не прощу?.. Я не знаю, никогда не думал об этом… Мне и представить такое страшно! – Иисус схватил друга за руку.
– Не представляй. Симон все понимает.
– Так Товия, ничего не добившись, решил действовать сам?
– Собирался.
– И потому ты убил его?
Иуда вскинул голову, высвободил руку.
– Нет. Я убил его потому, что хотел убить, – размеренно произнес он.
Назарянин отпрянул.
– Ты смотришь на меня с ужасом, Иисус… Ты прав! Видишь, мне никогда не стать твоим учеником: я не научился прощать…
– Но что он сделал?! Чем это человек вызвал в тебе такую ненависть?
– Он…
Иуда опустил голову. Волосы скрыли его внезапно побледневшее лицо, Назарянин услышал судорожный вздох, скрип стиснутых зубов.
– Много лет назад он… убил девушку, которую я любил… Так просто, походя, почти случайно…
Иисус ошеломленно замер, глядя в наполненные болью глаза друга.
– Что смотришь? Разве я не могу любить женщину?
– Можешь, конечно! Но я не знал, не думал…
– Что я способен на это.
– Нет! Я не то хотел сказать! Просто ты мне об этом никогда не говорил… А она знала о твоей любви?
– Она любила меня, как я ее… Мы были счастливы, но так недолго!
Иисус смотрел на друга, его глаза просили: «Дальше! Говори дальше! Пожалуйста!».
– Знаешь, в чем насмешка судьбы – мы встретились, когда я уже был зелотом… Несколькими годами раньше, и вся моя жизнь повернулась бы иначе!
– Почему?
– Как же! Старший сын книжника из колена Левина и дочь – единственная наследница богатого коммерсанта. О такой партии можно только мечтать! Родители были бы счастливы! Но… не судьба!
– А как вы познакомились?
– Случайно. Во время праздников в Иерусалиме все перемешивается. И вот лунным вечером в Песах нечаянная встреча – она с няней заблудилась в предпраздничной сутолоке. Я просто предложил проводить ее до дома… и пропал: взгляд, несколько пустых фраз, и я чувствую, что гибну… потому что полюбил… с первой встречи, с первого взгляда. Ты и представить не можешь мой ужас, когда я осознал это. Зелоты убивают таких, как она… А я… Скоро мы встретились еще раз, опять случайно. Это было как медленная пытка! Я так старался забыть ее! И не мог! Я ничего не мог сделать с собой! А потом она спасла мне жизнь. Мне и моему товарищу, совсем юнцу: мы прятались от стражи в заброшенном саду, она с подругами пришла туда… Снова случайность!.. Она увидела нас. Конечно, все поняла, и не выдала… После этого я не выдержал – пришел к ее дому. Сам не знаю, зачем… Что я хотел?.. Ведь я умом понимал всю невозможность происходящего… А она… ждала меня… заговорила со мной первая и заставила меня признаться! …она – меня!.. Не я!.. я плакал тогда у ее ног. Хотел бежать… Но она не отпустила… потому что… полюбила тоже… Господи! Зачем? – Иуда проглотил рвущееся из груди рыдание. – Тогда я открыл ей, кто я – думал, она с презрением отвернется от меня, прогонит или выдаст римлянам, или… Боже! Я был готов тогда умереть у ее ног. Так было бы лучше… Мирра молча выслушала, а потом сказала: «Кем бы ты ни был, мне все равно – я люблю тебя, что бы ты ни делал – не важно, ибо сам Бог соединил в небесах наши души. Я твоя, любимый мой!», – он со стоном закрыл лицо руками.
Пауза была долгой.
– Она сказала это, и мир рухнул… Но теперь мне было все равно: она любила меня, и я был счастлив, она хотела быть со мной, и весь свет для меня сомкнулся в ее глазах… Мы стали встречаться, изредка, украдкой. Я опасался, что зелоты, узнав о моем отступничестве, причинят зло ей, она трепетала за меня, опасаясь гнева и мести своего отца. Но все же мы были счастливы… Потом… я ушел из братства… Впрочем, об этом ты знаешь…
– Оказывается, нет…
– Я же рассказывал… Я не скрыл от тебя ничего… Вспомни: я говорил о каре своей, о тяжкой руке Господа… Я ее имел ввиду… Мирру… Вспоминать о ней до сих пор невыносимо…
– Прости!
– Ничего… Это ты извини – я не смог тебе сказать прямо… Даже сейчас мне больно просто произнести ее имя!.. Впрочем, не важно… Я стал свободным. Но кто я – нищий бродяга с темным прошлым. Что я мог предложить ей, кроме своей любви?..
Отец решил выдать ее замуж. Она сказала, что готова убежать на край света, лишь бы быть со мной… И я согласился. Для меня уже не существовало ни зелотов, ни фарисеев, ни римлян – никого… Девушка, которую я любил больше всего на свете, соглашалась быть моей. Я хотел увезти ее далеко-далеко, чтобы нас никто не нашел… Мы строили планы и готовились к бегству. Но когда в условленный день я пришел за ней… – голос Иуды сорвался, он стиснул руки. – Когда я пришел, – громадным усилием воли продолжил он, – в ее доме была мертвая тишина, разгром…
Снова повисло молчание.
– Что произошло? – не выдержал Иисус.
– Сосед рассказал мне, что больше десятка зелотов во главе с Товией (я узнал его по описанию) схватили отца Мирры и выволокли из дома, чтобы забить камнями за сотрудничество с римлянами. Она… была очень смелой и… бросилась защищать его… и Товия… он просто… просто оттолкнул ее… Она упала… и виском ударилась о камень…
Иуда поспешно отвернулся, закрыл лицо руками, его плечи затряслись. Несколько мгновений проповедник смотрел на него, потом мягко опустил руку на его склоненную голову. Иуда вздрогнул, медленно обернулся, открыв другу мокрое от слез лицо.
– Когда я понял, что мне рано еще умирать, решил: если встречу Товию – убью его непременно! Много произошло с тех пор… Много пережито и понято… Но вот он мертв… И я не жалею о том, что сделал…