– Иногда я жалею, что не был сотворен человеком. Столько веков пытаюсь вас понять, и не могу…
Грустная улыбка скользнула по губам Иуды.
– Ты не одинок в этом. Мы сами себя не понимаем.
– Это точно! Хорошо. Посмотрим, что получится из твоей затеи, кто окажется прав.
– Посмотрим. Но ты так и не понял – это не просто мой замысел. Это воля Божья.
– Ты так в этом уверен?
– Да. Я верю в это. Потому у меня хватит мужества не отступить…
– Хм! Вера… Я, наверно, не знаю, что это такое, потому тогда… там… все и произо… – Сатана оборвал себя, выдержал паузу. – Но для вас – людей – это так много значит… Ладно. Можешь смеяться, но и мне будущее неведомо. Увидим, чего ты добьешься. А теперь прощай. Я не забуду этого разговора.
– Я тоже. До встречи в аду.
– Не зарекайся, Иуда. Это не тебе решать.
Люцифер растворился в налетевшем порыве ветра. В природе все вернулось на свои места. Иуду снова окружило привычное пустынное безмолвие. Пелену облаков разорвало, в глаза ему ударили последние блики заката. Он поднял голову, с трудом встал.
– Боже, таков Твой ответ на все мои мольбы? Что ж, по крайней мере, я теперь знаю, что не ошибся. Благодарю тебя, Господи!
Лазарь уже собирался закрывать на ночь, когда появился Иуда – просто возник на пороге, словно соткавшись из темноты, вошел, едва не столкнувшись с хозяином. Не произнеся ни слова, он устало сел возле огня. Иисус поразился перемене в его лице: Иуда будто постарел на десяток лет, каждая складка проступила резче, глаза потухли.
Неслышно подошла Мария, с поклоном протянула Иуде чашу молока и лепешку. Он молча отстранил хлеб, выпил молоко одним длинным глотком, завернулся в плащ и мгновенно заснул. Иисус вздохнул, опустился на ложе. Сон не шел. «Отче! Он услышал Тебя? Понял Тебя? Отче! Тяжка десница Твоя! Не оставь нас, Отче!» – прошептал Назарянин, вглядываясь в лицо друга.
В деревушке стояла необычная тишина. Несмотря на ранний час, двери домов были закрыты, площадь перед синагогой пуста, даже дети не играли на улице.
Иисус и ученики с беспокойством оглядывались. – Что здесь случилось? – изумленно произнес Назарянин. – Не знаю, учитель. Но не нравится мне это, – ответил Иаков. Они пошли дальше. Фома хотел, было протрубить в рожок, Иисус остановил его.
– Не время. Сначала, надо узнать, что произошло. Найдем кого-нибудь, кто объяснит…
– Вам все объяснят глаза. Взгляните! – Иуда, немного обогнавший остальных, указывал рукой на что-то вдали.
Они увидели на вершине примыкающего к селению холма опустевший крест с обрывками веревок и покосившейся табличкой. – Боже Правый! – отшатнулся Иисус. – Кто же?.. Все замерли. Иуда опомнился первым.
– Убери свой рожок, Фома – сегодня он не понадобится. Идем в дом Садока, он все расскажет.
Назарянин молча кивнул. Иуда протянул ему руку. Они пошли вперед. Подойдя к дому старейшины, Иисус остановил остальных: – Подождите здесь. Мы узнаем, что случилось. Ученики послушно остановились, прижавшись друг к другу – всем было не по себе. Иуда подошел к двери, толкнул – заперто. В изумлении он оглянулся на друга – раньше такого никогда не было. Он постучался. Не отвечали долго. Наконец послышались шаги, знакомый голос спросил:
– Кто там?
– Девора? Это мы: Иисус Назарянин с компанией.
Дверь осторожно приоткрылась. Из-за нее выглянула женщина, закутанная в платок. Она с облегчением узнала их, внимательно осмотрелась и, наконец, распахнула дверь.
– Входите. Зовите всех. Места хватит.
– Подожди, – остановил ее Иисус. – Что у вас случилось?
– Сейчас не время для разговоров. Входите. Вечереет.
Женщина хотела уйти в дом. Иуда удержал ее.
– Девора, кто?
– О чем ты?
– Мы видели крест.
Женщина закрыла лицо платком.
– Садок…
– Господи милосердный! – выдохнул Назарянин.
– Что?! Как это может быть? Что он натворил?!
– Входите, – в третий раз повторила Девора. – Я все расскажу, но не раньше, чем накормлю вас.
Иисус вошел. Иуда знаком позвал остальных. К нему подошел Иаков.
– Кого? – тихо спросил он.
– Садока.
– Не может быть!
– Я тоже ничего не понимаю. Идем. Девора обещала все рассказать за трапезой.
Они быстро все объяснили остальным. Послышались горестные возгласы. Садок был добрым, щедрым человеком, самым верным их другом в этих местах. Они вошли, стараясь не шуметь, тихо поздоровались с Елишавой и Билхой – дочерями старейшины. Девушки, до глаз закутанные в траурные платки, только молча склонили головы.
Тишина была гнетущей. Слышались лишь потрескивания огня в очаге, шаги да стук посуды. Женщины подали им воды для умывания, накрыли на стол и безмолвно склонились, приглашая к трапезе. Иуда взглянул на Иисуса. Тот молчал.
– Мы очень благодарны за радушие и гостеприимство, которое всегда находили в вашем доме. Но его постигла беда, а вы не хотите поделиться своей болью с нами – друзьями. Можем ли мы чем-нибудь помочь? А если нет, будем плакать вместе.
– Спасибо за добрые слова, Иуда! В таком горе ничем не поможешь. Давайте есть…
Они молча последовали приглашению. Чувствуя неловкость, мужчины не спешили набрасываться на еду, хотя были голодны. Иуда наполнил свою чашу, поднял, обвел собравшихся взглядом. Все поняли, последовали его примеру.
– Отче! – заговорил, наконец, Иисус. – Прими раба Твоего Садока в Царствие Твое, даруй ему милость Твою, воздай ему по делам его! Аминь!
– Аминь! – повторил нестройный хор.
Чаши опустели. Ученики робко потянулись к лепешкам и мясу.
– Но что же случилось, Девора? – снова нарушил молчание Иуда.
Женщина лишь печально сникла.
– Это все Ефрем, – тихо отозвалась Елишава.
– Не смей так говорить! – сурово ответила Девора.
– Но это правда, мама! Не сделай Ефрем этого, римляне никогда бы не пришли сюда, отец не стал бы…
– Да расскажите же, что произошло?! – воскликнул Назарянин.
Четырнадцать пар полных сострадания глаз смотрели на женщин. Девора вздохнула и тихо заговорила.
– Ефрем со своими дружками снова напал на римский караван. Говорят, эти люди везли что-то для строительства водопровода в Иерусалиме. Погибло много римлян. Легионеры, конечно, устроили за ними настоящую охоту, и мальчишка не нашел ничего лучшего, как явиться сюда. Его выследили, окружили деревню, сказали, если мы их не выдадим, будут казнить по одному человеку за каждый час промедления.
– Нечестивцы! Будь они прокляты! – не сдержался Петр.
Девора быстро оглянулась на него и продолжила.
– Садок вышел к центуриону, попытался смягчить их, уверял, что Ефрем уже успел скрыться. Римляне были непреклонны. Садок предложил им обыскать деревню.
– Зачем? – не понял Андрей.
– Он все правильно рассчитал, – вмешался Иуда. – Легионеров наверняка было две-три когорты – слишком мало. Они не могли обыск проводить и следить, чтобы никто не скрылся. А Ефрем, видимо, здесь все лазейки знает.
– Да, – удивленно обернулась к нему Девора. – Пока все это продолжалось, Ефрем смог скрыться, но римляне нашли у нас в доме его вещи – нож, окровавленную рубаху и фибулу с чьего-то плаща из каравана. Они пришли в ярость. Центурион пригрозил казнить всех мужчин старше двадцати… И тогда…
Из глаз хозяйки хлынули слезы, она завернулась в платок.
– И тогда Садок взял всю вину на себя, – закончил Иуда.
Женщина заплакала еще горше.
– Да, – ответила Билха. – Отец сам отдался в руки солдат. Мы взывали к их милосердию, указывали на его возраст… Но они были непреклонны и вчера утром… – девушка смахнула слезы и прижалась к матери. – Мама! Не плачь! Теперь уже ничего не поделаешь! – Мамочка! Не надо! Господь милостив! Он не оставит папу!..
Женщины зарыдали в объятиях друг друга. Мужчины замерли, не зная, что делать. Магдалина присела рядом, обхватила Елишаву за плечи и заплакала вместе с ними.
С грохотом опрокинулась чаша. Иуда вскочил и бросился к выходу. Хлопнула дверь, под торопливыми шагами заскрипел песок. Назарянин тяжело вздохнул. Ученики в растерянности смотрели то на него, то на плачущих женщин. Иисус взял хозяйку за руки.
– Девора, Билха, Елишава. Горе ваше безмерно, мы можем только плакать вместе с вами. Но умерьте свою скорбь, ибо отец ваш жил как праведник и умер, положив жизнь за ближнего своего. Воистину, нет большей любви, чем такая. Тысячекратно воздаст ему за это Отец наш небесный. Пусть знание этого умерит вашу боль. Скорбите, но с надеждой на будущую встречу в Царствии Божьем…
Женщины подняли головы, утерли слезы. Иисус все говорил. Его слушали в благоговейном молчании. На селение медленно опускался вечер.
Осторожно, стараясь никого не потревожить, Назарянин вышел из дома, зябко завернулся в плащ, огляделся. Ночь была ясной. Молодой месяц ярко освещал окрестности, звезды серебрили небо холодным светом. Но и во мгле крест зловеще чернел на вершине холма сгустком мрака. Иисус направился к нему.
Он почти добрался до вершины, когда заметил на обочине тропы темную фигуру. Иуда сидел на земле, обхватив колени руками и, казалось, не слышал его шагов.
– Я знал, что найду тебя где-нибудь здесь, – заговорил проповедник, подходя к другу.
Иуда поднял голову.
– Зачем ты искал?
– Я видел твои глаза, знаю, почему ты убежал.
– Знаешь?
– Конечно.
Иуда закрыл лицо руками.
– Не смотри так! Не вздумай жалеть меня!
– Я и не думал.
– Да? Тогда зачем ты здесь?
– Иуда, не надо! Хватит мучить себя! Ты не виноват, что так случилось, не виноват, что Ефрем такой, что Садок… Твоя история не похожа на эту.
– Знаю. Неужели от этого должно быть легче?
Он поднялся и побрел к вершине. Назарянин поспешил за ним.
– Скажи, Иисус, – внезапно обернулся Иуда, – почему Господь всегда изливает свой гнев не на тех, кто этого заслуживает?
– О чем ты?
– Ты знаешь. Да, Всевышнем