– Равви, тебе грозит опасность? Не бойся, я буду рядом. Никто не посмеет причинить тебе зло.
– Не давай поспешных клятв, сын Ионы, – с горечью ответил Иисус. – Лучше промолчать, чем сказать и не исполнить.
– Учитель, ты сомневаешься во мне?!
– Нет, я знаю, прежде рассвета ты отступишься от меня. Но… и камни не всегда были тверды.
Рыбак вскинулся, чтобы возразить, Назарянин знаком запретил ему, снова обвел всех долгим печальным взглядом.
– А еще среди вас есть тот, кто предаст меня.
Перепуганные, ничего не понимающие, ученики в смятении смотрели друг на друга, шепча с трепетом: «О чем он? О ком равви говорит?».
– Не я ли, Иисус? – резко, с вызовом спросил Иуда.
Назарянин отвел глаза и тихо ответил:
– Ты знаешь, кто…
– И ты знаешь! Так назови! Не искушай их!..
– Нет! Все свершается, как должно…
– Тогда зачем этот разговор?
Иисус не ответил. Иуда стремительно подошел к нему.
– Ты хочешь остановить меня? – едва слышно спросил он.
– Делай, что решил…
– Вот как!
Горькая усмешка скользнула по губам Иуды. Он пошел к выходу, на пороге обернулся.
– Оказывается, ты можешь быть жестоким, Иисус, – он шагнул в темноту.
Наполненная ароматами трав ночь была тиха. Все дышало умиротворением. Свежая зелень шелестела под тихим ветром. Всем телом впитывая чистоту весенней природы, Иуда шел медленно и чувствовал: чем ближе они подходят к саду, тем труднее дается каждый шаг. Перед входом он остановился. Стражники в недоумении столпились вокруг.
– Что же ты? Веди! – нетерпеливо прикрикнул на него Савл.
Иуда не тронулся с места.
– Может, ты передумал? – ядовито спросил левит.
Иуда не услышал. Он никак не мог заставить себя идти дальше. В порыве безумной надежды он возвел глаза к небу, словно ожидал: сейчас Господь остановит его, как когда-то удержал руку Авраама. Небо оставалось темным и молчаливым. Иуда огляделся: лица стражников были бесстрастны, в глазах Савла светилось нетерпение и предвкушение, его тонкие губы кривились в ехидно-радостной усмешке. Иуда почувствовал, как в душе закипает гнев, жутко захотелось ударить левита по лицу. Он сжал кулаки, отвернулся.
– Ты передумал? – уже яростно повторил Савл.
Иуда на мгновение закрыл глаза, стиснул зубы.
– Нет, – глухо ответил он. – Идите за мной.
Иисус выпрямился, дрожа всем телом, закрыл глаза.
– Отче! Отче!.. Это они! Я чувствую!.. Отче, не оставь меня! Дай мне сил!..
Он ощутил на себе взгляд, горячий, пронзительный, обернулся. Темная фигура медленно шла к нему.
– Иуда! – прошептал Иисус.
В лунном свете Назарянин увидел его лицо, бледное, искаженное мукой, в глазах была такая боль – проповедник едва не крикнул ему: «Стой! Не надо!». Он отвернулся, не в силах видеть этот взгляд, и почувствовал, как ледяные пальцы легли ему на плечи, холодные губы коснулись щеки, услышал тихий надломленный голос:
– Здравствуй, равви…
Иисус обернулся, их глаза встретились. Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга. Вдруг Иуда стиснул его в объятиях.
– Твой черед быть самым сильным, Иисус! Держись! Теперь все зависит от тебя!
Он медленно поднялся с колен. Назарянин удержал его за руку.
– Иуда! Иуда… я…
– Я знаю… брат. Пора.
Иуда отошел, давая дорогу стражникам. Иисус покорно склонился перед ними.
– Я ждал вас. Я готов.
– Вот и все, проповедник. Тебя ждет суд Синедриона. Там теперь будешь доказывать, что рожден от Бога, – ехидно произнес Савл.
– Ты сказал, не я.
– Да как ты смеешь!
Левит дал знак страже. Те обступили Иисуса.
– Что такое? Братья! Равви хотят арестовать! Бейте нечестивцев!
Симон и Петр выскочили из-за деревьев с ножами в руках. Симон с глухим рычанием накинулся на ближайшего стражника, Петр подскочил к другому и в запале полоснул его по лицу. Брызнула кровь.
Увидев это, Иуда бросился вперед, вырвал нож из рук Петра, а его самого оттолкнул с такой силой, что рыбак полетел на землю.
– Остановитесь, безумцы! – крикнул он.
– Уберите оружие, – приказал Иисус. – Не надо крови, Петр. Все свершается, как должно.
– Но учитель!.. – идумей замер с ножом в руках.
– Не стой на моем пути, Симон. Убери нож!
Зелот медлил.
– Ну же! – властно произнес Иисус.
Ученик нехотя убрал клинок и, гневно сверкнув глазами на Иуду, медленно пошел прочь. Отойдя на несколько шагов, он резко обернулся. – Ты мог получить все, равви! Израиль был у твоих ног! Ты мог изгнать римлян и создать новое царство! Ты говорил нам о Царстве Истины и Справедливости, а в самый решительный момент испугался! Упустил такой шанс! Ах ты… – Симон безнадежно махнул рукой и скрылся за деревьями.
Забросив нож Петра куда-то в темноту, Иуда спокойно встал в стороне. Иисус быстро оглянулся на него, склонил голову.
– Нам пора. Ведите меня, – сказал он левиту и пошел вперед. Стражники обступили его плотным кольцом. Савл и ученики неподвижно наблюдали, как уводят проповедника. Когда процессия скрылась, левит все с той же ехидной усмешкой медленно подошел к Иуде, протянул тяжелый кошель.
– Держи. Заработал, – едко сказал он. – Я бы добавил за активное содействие, да с собой больше нет. Но мы будем иметь тебя ввиду в случае чего.
Иуда словно не заметил издевки.
– Оставь на милостыню, – презрительно ответил он. – Господь зачтет тебе лишние тридцать тетрадрахм.
– Что?.. Да как ты!.. Ах ты жалкий…
– Не кипятись, почтенный Савл. Подумай, на кого ты тратишь свой гнев. Левит задохнулся от бешенства, побагровел.
– Тебя ждут, почтеннейший, – издевательски поклонился Иуда. – Спеши! Не упусти свой звездный час!
Савл яростно сплюнул и бросился прочь.
Проводив его взглядом, Иуда повернулся к ученикам. Они потерянно стояли посреди поляны и смотрели на него. Он несколько секунд вглядывался в их лица.
– Что смотрите? Встали, как стадо! Вы клялись ему в верности, так будьте с ним. Сейчас вы ему нужны, как никогда!
– Это говоришь нам ты?! – выдохнул Иоанн. – Ты, Иуда! Кто только сейчас…
– Что? Предал? Помог схватить? Да, я сделал это. А что же вы? Разве он не предупреждал, что так произойдет, не просил вас быть рядом?..
Ученики невольно отступили и поникли, как наказанные мальчишки. Иуда медленно спрятал лицо в ладонях. Повисло молчание.
Когда он снова поднял голову, в его лице была только усталость. – Свои грехи я знаю сам и отвечу за них, когда придет время. Не обо мне речь. Идите! Он ждет вас – вы нужны ему!
Ученики молчали. Иуда вздохнул и пошел прочь.
Он бездумно брел по саду и вдруг понял, что по щекам ползут слезы. «Нет, еще не время… Все только начинается!». Он запрокинул голову, стиснул руки. Это не помогло. Ветви, лунные блики, земля закружились перед глазами в диком танце, он зашатался и без чувств рухнул на землю.
Иисуса тащили к площади. Грубые насмешки, удары и плевки больше не трогали Назарянина – он был слишком измучен и механически брел, безжалостно подгоняемый встревоженными необычайным возбуждением толпы стражниками.
Иуда шел следом. Эти ночь и утро слились в один нескончаемый кошмар, где реальность была хуже самых страшных снов. Зная расчетливую осторожность Антипы, Иуда прекрасно понял, что произошло во Дворце Хасмонеев[69], и теперь, в который раз пересекая вслед за скорбной процессией город, проклинал эту затянувшуюся пытку.
Людей все прибывало. Словно не было больше дела в предпраздничный день, как обречь человека на смерть и насладиться ее зрелищем.
Иуда смотрел на них и пытался понять, как всего две недели назад они же приветствовали Иисуса у Золотых ворот, называли пророком, Царем Иудейским, выстилали перед ним дорогу одеждами и украшали пальмовыми ветвями.
Наконец процессия достигла площади. Иуда остановился в одном из примыкающих переулков, не в силах подойти ближе. Отсюда было отлично видно происходящее. А слышать… Что нового он мог услышать?
На площади появился наместник Иудеи в окружении стражи. С другой стороны подходила процессия членов Синедриона.
Иисуса вывели на помост, поставили перед наместником. Назарянин выпрямился, стряхивая оцепенение, смело посмотрел римлянину в глаза. В лице Пилата промелькнуло нечто среднее между уважением и жалостью. Он задал Иисусу вопрос, тот ответил. По знаку наместника стражники вывели Иисуса к толпе. Пилат вскинул руку, призывая к молчанию.
– Вот человек, крови которого вы требуете от меня, – холодно отчеканил он. – По законам Рима на нем нет вины для казни. Если он нарушил ваш Закон – судите его.
– Нет! – выдохнула толпа.
Каиафа выступил вперед.
– Игемон, он оскорбил величие Рима, – гневно провозгласил первосвященник, – он отрицает власть кесаря. Мы просим тебя о правосудии!
– Смерть ему! Распни его! – подхватили люди.
Наместник молчал, с каким-то отстраненным интересом рассматривая толпу.
Первосвященник пустил в ход главный аргумент:
– Игемон, этот богохульник назвал себя царем иудейским. Прямое оскорбление кесарю! Это бунт! Наказание бунтовщиков – право и обязанность римской власти.
Пилат гневно обернулся к Каиафе. Но толпа снова подхватила:
– Смерть нечестивцу!
– Смерть самозванцу!
– У нас нет царя, кроме кесаря!
– Распни его!
Иуда откинулся на стену, прижался к раскаленным камням и, от безнадежности, бессмысленности всего происходящего, засмеялся страшным мучительным смехом. Спектакль поставлен великолепно, роли уготованы даже тем, кто не хотел принимать в нем участие. «Да, игемон, теперь ты в ловушке… Не отвертеться… Господи! Молю Тебя, пусть это кончится скорее!». Наместник тоже это понял, но сдаваться не хотел. Окинув площадь презрительным взглядом, он повернулся к толпе спиной и громко, четко, так, чтобы услышали не только солдаты, приказал, указывая на Иисуса: