– Не буду, – буркнула я и медленно опустилась на лавку, с которой вскочила. – Давай, не тяни…
– А ты не торопи, – мрачно ответила Яга. Она стояла над чугунным горшком с мутным варевом и, медленно отщипывая кусочки тени, бросала их на дно. – Здесь спешка опасна. Одно неверное слово… И кукарекать тебе до конца жизни, а не ведьмой костяной быть.
От ее предупреждения стало не по себе. Знай я Ягу поменьше, поверила бы ей безоговорочно. Но проведенные вместе дни не прошли даром: по малейшему движению чуть кривящихся губ, по изгибу брови, по тени на лице я смогла отличить угрозу от шутки.
– Ой ли?
– Сама знаешь, что нет. Но под руку не лезь – самой итог не понравится.
Она затянула какой-то напев – незнакомый, завораживающий. Слов не различишь, только мелодию – мягкую, убаюкивающую. Я сонно моргнула, а затем покрутила головой, рассматривая комнатушку. Под потолком висели недавно собранные травы. Каждую из них я чуяла так сильно, будто мне под нос ее пихали. Даже со сна поднятая, могла сказать, от чего и для чего можно их заварить. Взгляд зацепился за портрет китежского старого князя. Торопливо отвернулась: мысль о том, как я помогла княжичу Алеше, отозвалась чувством вины – колким, точно иголки.
– Вот и все, – едва слышно прошептала Яга, стоя спиной ко мне. – Русалочий волос, папоротник, колодезная тень… Три части собрали, ничего не запамятовали.
Она обернулась. В ее руках тускло поблескивал старый горшок, обернутый рушником. С неглубокого дна поднимался густой зеленоватый пар. Его травяной запах докучливым перышком пощекотал ноздри и заставил громко чихнуть.
– Будь здорова, – очень серьезно сказала Яга и подошла ближе. – Здоровье тебе пригодится, девонька.
Повинуясь ее тяжелому взгляду, я легла спиной на узкую лавку и сложила на груди руки, будто навеки уснувшая невеста – та, что так и не дождалась замужества. Вместо цветов вокруг лежали разбросанные травы. Яга подошла вплотную, а затем осторожно опустилась на колени передо мной. Горшок с булькающим зельем застыл прямо над моей головой.
А ну как ошпарит?!
– Не бойся, – бросила Яга и мгновение спустя фыркнула: – Ну да, глупость сморозила. Ты не познаешь страха, даже если захочешь. Матушкин подарок, ее оберег на память.
В голове, точно мелкие камушки, пущенные дерзкой рукой, пронеслись воспоминания: темные одинокие ночи, когда мачеха выгоняла меня босой и раздетой на улицу, травля детворы, голодные дни, опасности, поджидающие в родной деревне на каждом шагу… Прежде я не задумывалась о том, что ничего из этого не страшило меня. Кровь вскипала в жилах от злости, разум туманила усталость, тело ныло от синяков, а живот – от голода, но страх… Как он ощущается? Я видела его тень в глазах других людей, улавливала отголоски в чужих речах, но впервые осознала, что совсем не знакома с ним. Мачеха частенько называла меня безрассудной и, как оказалось, не грешила против истины.
Только в том не было ни малейшей моей заслуги…
– Рот открой, – твердо сказала Яга, – и не закрывай.
Я смиренно сделала так, как она потребовала. Дурное предчувствие сжало лапой сердце и тут же отпустило. Яга осторожно наклонила горшок. Зелье тонкой струйкой сорвалось с чугунного края и устремилось по моему горлу расплавленной лавой. Боль обожгла, скрутила с такой силой, что вышибла из меня весь дух. Разум потемнел, налился тьмой, а я сама будто онемела. Вслед за болью пришла тяжесть. Она сковала меня по рукам и ногам, лишив возможности пошевелиться. Широко распахнув глаза, я глядела в потолок ни жива ни мертва. По щеке одиноко прокатилась слезинка, но я даже не могла ее смахнуть. При мысли, что могу провести так целую вечность, обездвиженная, но в разуме, меня накрыло ужасом. Он опустился на голову, будто крышка грубо сколоченного гроба.
– Все хорошо, – донесся до меня голос Яги, непривычно мягкий, успокаивающий. – Это мертвая водица тебя так скрутила. Я здесь, с тобой, девонька.
Она накрыла мою ладонь своей и сжала ее. В душе ураганом пронеслось облегчение, но лишь на миг. Тело начало наливаться новой тяжестью, костенеть. Мир – отдаляться, становиться все меньше, будто я птицей взмыла вверх.
– Стой-стой! – прикрикнула Яга. – Держись за меня, не дай душе отправиться в мир иной.
Держаться?
Мгновение растянулось в вечность. Растерянность смешалась с обреченностью. Я цеплялась за тело, как утопающий за брошенную палку, но лишь оттягивала неизбежное. Сила, что тянула наверх, была мне неподвластна.
В миг, когда моя душа едва не вырвалась из бренных оков, Яга отодвинула браслеты на своем запястье и полоснула ножом по тонкой, испещренной шрамами коже. Кровь щедро растеклась алыми ручейками. Яга прислонила пораненную руку к моим губам, заставляя солоноватые капли скатиться по моему горлу.
– Живая водица, – прохрипела Яга, заглядывая мне в глаза. – Она всегда при костяной ведьме, девонька.
Меня тряхнуло с такой силой, будто молния прошла сквозь тело. Я подалась вперед, точно кукла на нитках, а затем обмякла. Боль отступила, горло не жгло больше пламенем. Руки и ноги снова слушались, а не казались тряпичным кулем.
Яга ухватила меня за локоть и помогла осторожно приподняться. Тело била мелкая дрожь, но с каждым мигом она становилась все тише.
– Вот и все, – тихо проговорила Яга, осторожно убирая волосы с моего лба, покрытого испариной. – Как с гуся вода, видишь?
Я неуверенно кивнула. Пережитая смерть ощущалась ярко, ее дыхание будто бы до сих пор щекотало мой затылок. И все же, несмотря на это, я расправила плечи, прислушиваясь к себе. Что-то внутри поменялось, ощущалось не чуждо, но иначе.
– А что теперь? – спросила я. Голос звучал как обычно, будто не я ошпарила горло кипятком. – Что мне делать?
Яга криво усмехнулась.
– А что твоей душеньке угодно?
Я подняла руку и посмотрела на растопыренные пальцы. Кожу покалывало, а по хребту будто горячая дорожка золы расползлась. Все зудело, чесалось и…
– Свечи зажги, – посоветовала Яга, подсовывая мне огарок. – Стихия внутри бушует, просит ее приручить. Так всегда бывает по первости.
Я чуть подрагивающей рукой взяла плошку с огарком и щелкнула пальцем. Тут же раздался легкий треск, и фитилек вспыхнул язычком огня. Меня окатило волной облегчения, на губах Яги промелькнула одобрительная улыбка. Зуд пропал, чтобы… почти тут же вернуться, становясь непереносимым.
– Не понимаю… – растерянно пробормотала я. – Так странно…
Дотронулась до горящего горла, наверняка оставляя отметины от ногтей на коже. С пальцев посыпались искры – изумрудно-зеленые, колдовские. Они разлетелись по подполу и зашипели по углам. Вспыхнули занявшиеся огнем травы. Яга вскрикнула и бросилась к кувшину с водой, плеснула его содержимое прямо на разгорающийся пожар, да только это не помогло. Наоборот, пламя будто раззадорилось сильнее. Зеленые языки затанцевали, как приподнявшиеся с пола змеи.
– Что-то не так! – крикнула Яга. – Не должно так быть!
Она вскинула руку, напрягаясь, как перед прыжком. Из белой ладони хлынул поток воды. Он водяным смерчем прошелся по подполу, с шипением погасил колдовской огонь. Меня тоже окатило влагой: она охладила голову, заставила упасть на колени и закашляться. Пока я, опираясь на холодную стену, силилась подняться, Яга опрометью бросилась к перевернутому, зияющему пустотой горшку. Ее короткие ногти заскребли чугунное дно.
– Ну-ка, ну-ка… – Она поднесла пальцы к носу. Ее ноздри затрепетали, и тут же лицо наставницы переменилось до неузнаваемости. – Рыбьим духом несет… Отвечай, глупая, то не русалочий волос был?!
– Водяного, – покачиваясь на ногах, призналась я. Мокрый сарафан прилип к телу, с косы стекали тяжелые капли. – Просил не говорить, сказал, ты не узнаешь…
На миг Яга будто окаменела. Ее лицо побелело от ужаса, краска сошла даже с губ. Я уже подумала, что ее околдовал кто-то, превратил в неподвижную статую, но она вдруг с размаху шмякнула пустым горшком об стену. Тот, повинуясь силе удара, развалился на две половинки. Они затанцевали, закружились у моих ног.
– Все Красно Солнышко, его рук дело, – пробормотала Яга. Ее светлые льдистые глаза потемнели, как штормовое небо. – Как пристал к тебе, словно банный лист, так до сих пор не отстанет.
От осознания, что я натворила, послушав водяного, все внутри заледенело. Дурное предчувствие сдавило горло, не позволяя дышать.
Одного я не понимала: при чем здесь Красно Солнышко? Он ведь только хлеб мне в дорогу дал, но волос не подсовывал. Его подарил хозяин рек и прудов.
По пальцам снова пробежало зеленое пламя, и я торопливо накрыла одной ладонью другую. Ненадолго жжение ушло, а искры потухли.
– Дух водяного и русалки схож, – проговорила Яга. Ее полный смятения и ужаса взгляд постепенно прояснялся. К голосу тоже возвращалась привычная твердость. – Немудрено перепутать… Вот только сила их разнится. Как свеча и костер.
– Что это значит? – спросила я.
Тревога внутри не унималась. Она разрасталась, как наступающие сумерки, гася надежду внутри. Я чуяла: случилось что-то страшное, непоправимое.
– А то, – выплюнула Яга решительно, – что не справишься ты со своим огнем. И сама сгоришь, и других погубишь!
Земля под ногами покачнулась. Мир закружился передо мной сотней осколков, в каждом из которых мне чудилось собственное потрясенное лицо.
– Нет! – Я отшатнулась от Яги и ударилась спиной об стену. Лопатки заныли. – Нет!
Взгляд Яги молчаливо утверждал обратное. Она стояла прямо, голос звучал твердо, но от царственной самоуверенности остались крохи. Кисти ее рук подрагивали, на белом, как снег, лице можно было прочесть недоверчивую растерянность. Обычно гордо расправленные плечи чуть ссутулились. Яга больше не казалась молодой красавицей. И в подернутых болью глазах, и в усталых движениях прорезался ее истинный возраст.
Я с трудом разлепила пересохшие губы:
– Я умру?
Прозвучало жалобно, будто мяуканье уличного котенка. Я не знала страха, это правда, но близость конца даже меня заставляла трепетать от смешанных чувств. Я дважды избежала смерти (сначала от русалочьей щекотки, затем от теней в колодце) только ради того, чтобы погибнуть от собственной ведьмовской силы?