Глупая, жалкая кончина…
– Коли ничего не делать, умрешь, – подтвердила Яга, и глаза ее зло сощурились. – Да только не бывать этому!
Она схватила меня за руку и поволокла за собой, как неразумное дитя. Я путалась в подоле мокрого сарафана, едва не упала на ступенях крутой лестницы, но Яга не сбавила шага. Она так спешила, будто каждый миг промедления стоил настолько дорого, что даже ей, костяной ведьме, это было не по карману.
После полутьмы подпола мягкий свет утреннего неба, озаряющий избушку, заставил прикрыть ненадолго глаза. Я бы замешкалась, но Яга не позволила: потащила за собой, клещом вцепившись в запястье. Не удивлюсь, если потом на коже расплывется огромный синяк – отпечаток ее пальцев.
Эта мысль пронеслась мимолетно, даже не царапнув разум, не оставшись в нем надолго. Какие уж тут синяки, когда я могла совсем скоро навсегда попрощаться с жизнью?
Яга протащила меня по коридору и выпустила из своей хватки только в трапезной. Там, за хлебосольно накрытым столом, сидели Кощей и Тим. Судя по нетронутому угощению, ни одному из них кусок в горло не лез. При виде нас оба вскинули головы и замерли. Кощей – настороженно, Тим – смятенно.
– Такой, как сейчас, тебе с этой силой не справиться, – мрачно бросила Яга. – Располовиненной, раздробленной… Нет, такой это не по плечу. Соединиться тебе надобно с частью себя, стать цельной, как раньше. Только так силу свою усмиришь. А иначе верная смерть.
После ее слов в трапезной повисла такая тишина, что треск огня в печи показался оглушающим. В висках застучало, в горле пересохло. Я перевела растерянный взгляд с Яги на Тима.
– Стать цельной? – заикаясь, спросила я. – Цельной?
Тим встал с лавки – твердо, решительно, торжественно, будто миг, который он так ждал, наконец наступил. В его темных глазах сверкала холодная отрешенность. На красивом лице играли тени, и, как и когда-то, на мгновение мне показалось, что кожа Тима треснула, точно глиняная маска.
Я свободной ладонью зажала рот, чтобы не закричать.
– Да, девонька, – проговорила Яга и вложила мне в другую руку нож, которым в подполе взрезала себе запястье. – Именно так. Больно это, не того я хотела для тебя… Но иного пути нет.
– Ч-ч-что мне делать? Не понимаю!
Кощей отвел глаза, а Тим шагнул ко мне – решительно, отважно, без доли сомнения. Его пальцы мягко обхватили мою ладонь с ножом и, поднявшись выше, сжали запястье. Родные, хорошо знакомые губы сложились в грустную улыбку.
– Только то, что должна, – мягко сказал Тим. Его голос звучал хрипло, но ласково. В бархатном тоне лишь иногда прорезались лязгающие нотки, напоминающие звяканье металла на наковальне. – Ни больше ни меньше.
– Ч-ч-что?
Не страх – какой-то первородный ужас затопил всю меня, заставив застыть льдинкой. Запрокинув голову, я немигающим взглядом смотрела на Тима, мечтая об одном: проснуться! Пусть все окажется сном!
Бес меня дернул отправиться на окраину леса в избушку! Все бы отдала, только бы повернуть время вспять.
Пальцы Тимы мягко повели мою руку, точно я была куклой.
– Сожми посильнее, – тихо сказал он и наконец поднял на меня взгляд – тягучий, любящий. – А затем ударь меня в грудь, вот сюда.
Друг распахнул ворот рубахи, показывая место, куда я должна была всадить нож.
Я отшатнулась, нож выпал из ослабевших рук и с глухим стуком укатился по дощатому полу куда-то под стол. Мир завертелся перед глазами, замелькал вспышками факелов на ярмарке скоморохов. Я быстро-быстро заморгала, силясь смахнуть выступившие слезы.
– Нет!
В приоткрытых ставнях показался черный клюв, а затем и сам ворон тяжело плюхнулся на подоконник. Ставни с грохотом распахнулись, впуская в трапезную солнечные лучи. Яга нагнулась и решительно подала мне нож. Ее глаза сверкали яростью и страхом, ноздри подрагивали, как у породистого скакуна.
– Да, глупая! А иначе сама погибнешь!
Я потрясенно взглянула на Кощея в надежде, что хоть он скажет что-то другое, но тот лишь с сожалением покачал головой. Лавка под ним заскрипела, когда он чуть сдвинулся в сторону.
– Прости, свет очей моих, но мне нечем тебя утешить. Все так и есть.
Я снова замотала головой.
– Нет, должен быть иной выход!
Я вздрогнула, когда Тим обхватил ладонями мои щеки и шагнул еще ближе. Запах аира обступил меня, заставив тихо всхлипнуть.
– Все хорошо, – с нежностью, от которой защемило сердце, сказал он. – Не думай, что сделаешь мне больно. Так должно быть. Это то, что было предначертано.
Его голос звучал так убедительно, так тепло, что на миг я едва не поддалась. Чуть отступила, взяла из руки Яги нож. Тим, не сводящий с меня глаз, подбодрил улыбкой и коротко кивнул. Его напряжение выдавали только намертво застывшие плечи и окаменевшая шея.
Пальцы обхватили деревянную ручку, и я что есть силы запустила нож в распахнутое окно. Металлическое лезвие серебряной молнией просвистело в воздухе и, чудом не задев всполошившегося ворона, исчезло в зелени двора.
– Я найду другой способ, – твердо сказала я и взяла Тима за руку. – Пойдем!
Никто не ждал от меня такого. Яга соляным столбом замерла посередине трапезной, Кощей, разинув рот, переглянулся с не менее ошарашенным вороном. Даже домовой выглянул из-за печки и негромко присвистнул.
– Куда пошла, глупая?! – взвилась Яга. – Далеко ли уйдешь?
– К матушке, – не оборачиваясь, ответила я. Тим не сопротивлялся, изумленно шел за мной следом, точно зачарованный. – Если кто и знает ответ на этот вопрос, то только она.
За спиной воцарилась зловещая тишина. Такая бывает разве что на поминках. В ней слова Яги, брошенные с издевкой, прозвучали особенно громко:
– Где ж ты ее отыщешь, девонька?
– А что искать? Она там же, где и все последние лета: в могилке лежит.
Яга растерялась и не нашлась с ответом. Половицы заскрипели под моими ногами, стены заиграли рябью, высовывающиеся из них кости цеплялись за сарафан и косу. Я упорно шла вперед, крепко держа Тима за руку.
Уже за порогом огляделась, раздумывая, как лучше поступить.
– Возьми Ветерка, – сказала я. – На коне быстрее доберемся до деревни.
Тим не шелохнулся. Покосился на меня исподлобья и тихо выдохнул:
– Василиса…
Я накрыла его рот ладонью и, встав на цыпочки, почти сравнялась с ним ростом. Взглянув в темные глаза, решительно отрезала:
– Матушка во сне ко мне приходила! Она была сильной ведьмой, многое знала. Не могла не оставить мне подсказок! И мы найдем их, слышишь?
Последнее я крикнула прямо в лицо Тиму, будто он был глухим. По моим щекам покатились крупные слезы, и я облизнула губы, вмиг сделавшиеся солеными. Тим медленно, неуверенно кивнул, и только тогда я убрала руку.
Солнце, почти выкатившееся на горизонт, вдруг снова спряталось за тучи. Я вскинула голову, с недоумением всматриваясь в стремительно темнеющее небо.
– Не по душе это Красну Солнышку, – заметил Тим. – Гневается он.
– Да и пусть! – бросила я. – Выводи Ветерка из сарая, времени мало.
К тому моменту, когда мы выскользнули за калитку, повсюду разлилась густая, как молоко, ночная тьма. Ни луна, ни звезды не смягчали ее черничной мглы. Ветерок, которого Тим вел под уздцы, сбился с шага и едва не споткнулся на ровном месте.
– Не доедем, только коня погубим.
Тим был прав, но я лишь упрямо вздернула подбородок. Казалось, ни одно из препятствий не могло остановить меня. Любого, кто встанет на пути, я готова была испепелить на месте.
Последняя мысль заставила с интересом посмотреть на забор. Подойдя к нему ближе, я с силой обхватила одну из обглоданных временем костей и рывком выдернула ее из земли, оставляя дырку в заборе. Кость венчал чуть треснутый череп, поросший мхом. Я хотела было щелкнуть пальцами, но в последний момент отвела руку за спину. Нет, слишком опасно. Огненная сила так плохо слушается меня, что лучше бы с ней поменьше соприкасаться. Ведь для этого я череп и взяла.
Поднеся его к лицу, я подула в пустые глазницы. Миг не происходило ничего, а затем они вспыхнули пугающим зеленым светом. В сердце изумрудных язычков плясала алая, точно кровью напитанная, сердцевина.
Я забралась на Ветерка, а позади меня уселся Тим. Его теплое дыхание затаенной лаской касалось шеи и вызывало внутреннюю дрожь. Та отзывалась в кончиках пальцев, и мне пришлось сжать их, чтобы унять рвущийся наружу огонь – неумолимый, жадный, смертельный. Вытянув вперед кулак с зажатой костью, на которой торчал череп с горящими глазницами, я крикнула:
– Вперед, Ветерок!
Конь неуверенно сделал несколько шагов, а затем перешел на прыткую рысь. Свет, бьющий из глазниц, ярко озарял извилистую тропинку. Она вела туда, куда я надеялась, никогда не вернусь – к деревушке, в которой остались мачеха и сестрицы.
К могилке, где под яблонькой покоилась матушка.
Глава 18
Топот лошадиных копыт отдавался в ушах шумом набата – тревожным, заставляющим ждать удара со спины. Я не знала, сколько времени мы неслись по густому, черному лесу на спине у Ветерка. День? Два? А может, всего несколько часов? Без солнца над головой время исчезло, оно стало вязким, как болото. В кромешной тьме, лишенной даже робкого мерцания звезд, лишь колдовской свет из пустых глазниц черепа позволял находить нужные тропки. Высокие мощные деревья танцевали перед нами, путали, сбивали со следа, окружали и расступались не к месту, будто леший не хотел выпускать нас из густого леса. То частокол из елей внезапно оборвется у холма, заставляя воротиться, то дорожка приведет в непроходимую чащу, сквозь которую пробиться можно лишь пешком, согнувшись в три погибели. Колкие ветки царапали лицо, хватали за одежду, которая трещала, будто ее рвали на части. Трава оплетала ноги, пытаясь спеленать, точно неразумное дите. Где-то позади то и дело раздавался волчий вой, будто звери сопровождали нас, но не решались напасть.
Мы ни разу не остановились, чтобы передохнуть. Я чуяла: малейшее промедление будет стоить жизни. Живот ни разу не свело от голода: все мои мысли занимало не настоящее, покоящееся в собственном хрупком теле, а скорое грядущее, раскинувшееся за кромкой неприветливого, хмурого леса. Гол