рали урожай. Это было давно. Уж лет двадцать, если не больше, никто дорогой не пользовался. Лес поглотил просеку, будто ее и не было. Затянул молодняком и кустами старые доски, которые теперь не облегчали путь, служили лишь указателями, метками.
В голову Раисе полезли жуткие байки о нечисти. В селе их любили рассказывать. Говорили, что бесовские отродья в разных обличьях являются. Это может быть черт рогатый с раскаленными углями вместо глаз, свиным рылом вместо носа, с копытами на козлиных ногах и длинным хвостом. Или леший — злой лесной дух, огромный и весь кривой, издали похожий на высохшее старое дерево, но, несмотря на это, резвый и юркий, ступающий незаметно по следам одинокого путника и загораживающий дорогу так, чтоб тому непременно пришлось бы свернуть с натоптанной тропинки. Леший может долго оставаться незамеченным, находясь прямо на виду. Медленно, но верно заведет в дебри нехоженые, да там и расправится. Душу высосет, а плоть звери дикие сожрут, и останутся в траве-мураве лишь белые косточки, которые никто никогда не найдет. Еще бывают кикиморы болотные, те обычно в топких местах водятся. Если грязь под ногами чавкает без дождя, жди беды. Появиться могут в облике знакомого человека, близкого родственника. Будут плакать, звать, умолять. Стоит лишь в глаза им глянуть — и все, конец. Не выбраться. Потому в глухих лесах лучше ни на чей зов не откликаться, даже если мать родная послышится. Но страшнее всех, говорят, водяной, болотный бес. Огромную силу имеет. Не дай Бог с ним встретиться — не уйти никак. Личины разные принимает. Красивым юношей может прикинуться или беспомощным стариком. Так заморочит, что и не поймешь, как попался на бесовскую уловку. А уж когда облапит, все безобразие его и проявится. Жуть такая, что от одного вида помереть можно! Однажды мужик один деревенский рассказывал, что еле ноги унес от страшилища болотного. Смеялись над ним, не верили. А он в ту же ночь помер. Медики сказали, приступ сердечный случился. Вот так! Водяной то был или нет, а что-то бедолагу до смерти испугало.
Сельские страшилки нагнали на Раису такой жути, что она готова была уже назад повернуть. Неизвестно еще, существует ли тот клад. Но даже если и так, погибать из-за него ей не хочется. Она замедлила шаг, раздумывая, продолжать ли путь. Впереди, чуть в стороне от тропинки, приметила толстый пень. Решила присесть на него, передохнуть да поразмыслить. Свернула, сделала с десяток шагов и обмерла. Встала, как вкопанная. Тело будто парализовало. Из пня на нее смотрели глаза! Таращились в упор прямо из потрескавшейся коры. Раиса моргнула, но виденье не исчезло. Хуже того, пень вдруг заворочался, заскрипел и начал менять форму, пополз вдруг вверх и в стороны. По бокам вытянулись две толстые ветки, похожие на костлявые руки. Поманили ее. Голова у Раисы закружилась от увиденного. Ей показалось, что она сейчас сойдет с ума. Ведь не бывает такого с пнями! Неужто и впрямь нечистая сила ей встретилась? Она перекрестилась, но пень по-прежнему шевелился и скрипел, невзирая на крестное знамение. Вдруг в том скрипе ей голос почудился. Позвал ее: «Раиса!» И еще слова какие-то послышались. Прозвучало отчетливо: «Что, Раиса, золото чужое ищешь? Разве не знаешь, что чужое брать грешно? От чужого добра тебе счастья не будет». Корзинка из рук выпала и ударила по ногам. Оцепенение, державшее мертвой хваткой, ослабло, и ноги сами понесли ее прочь. Бежала, не глядя, продираясь сквозь преграду из колючих веток, ломая кусты, спотыкаясь и все время падая. Оглянулась лишь тогда, когда выдохлась совсем. Кругом — лес, густой, хмурый, молчаливый. И тишина. Ни звука. Ни одна веточка не качается, ни одна пташка не голосит. Хотела вздохнуть с облегчением, да подавилась вздохом, испугавшись пуще прежнего. А где ж теперь выход из леса? Где дорога к родному селу? Присмотрелась — не видно спасительных дощечек в траве. Только шишки да желтая хвоя. Упала на колени и поползла, шаря по земле: вдруг где-то краешек втоптанной доски торчит? А сама понимала уже, что заблудилась. Искать выход из леса, что иголку в стоге сена. Тайга в этих местах бескрайняя, можно неделями плутать, пока волки не загрызут или силы от голода не иссякнут. Раиса с тоской вспомнила о потерянной корзинке. Еды в ней хватило бы, если растянуть, наверное, на неделю. Теперь придется шишки кедровые искать, прошлогодние. Из них уж все орехи или высыпались, или сгнили за зиму, а новых еще нет. Ягод, грибов нет. Спохватилась, вспомнив о ружье, которое всю дорогу висело за спиной. Его не было. Потеряла. Как теперь выжить? Никаких шансов. И так ей стало себя жалко, что она завыла в голос и рыдала с полчаса, пока не наревелась вдоволь. А потом обреченно побрела наугад. Вдруг Бог выведет? Решила, что будет ветки надламывать по пути, чтобы знать, где уже была, если вдруг кругами бродить станет. Слышала, что, когда человек идет без ориентира, всегда в сторону забирает.
Раиса не знала, сколько времени шла по лесу. Часов у нее не оказалось: забыла надеть в спешке. Телефон тоже не взяла. И о чем думала? О богатстве, конечно. Такой азарт охватил, как расшифровала письмо, что размечталась, как идиотка. Разве можно быть такой беспечной, отправляясь в глухую тайгу? Помчалась на поиски золота сломя голову. Теперь даже позвонить не может и сообщить, что в беде. Интересно, когда Прохор хватится ее? И хватится ли вообще? А Ленька? Вспомнила предательство любовника, и снова слезы ручьем побежали. Никому-то она не нужна. Сгинет в чащобе, никто ее и не вспомнит!
Лес вокруг изменился, странный стал какой-то. Деревья, будто больные. Хвоя желтая, а тонкие березки — совсем мертвые, без листвы. И земля стала пружинистая, волглая. Не грязь, но близко к этому. Еще не хватало в болото угодить! Раиса в страхе озиралась по сторонам. Места совсем нехоженые. Много бурелома. Сразу видно, что в эти края нога человеческая давно не ступала. Рядом с селом все поваленные деревья жители забирают на дрова, а тут их полным-полно — и старых, прогнивших, поросших мхом и лишайниками, и свежих, ощетинившихся обломками желтой древесины на месте слома. И вообще, такого захламленного, непролазного леса она еще в жизни не видела. Подол на сарафане превратился в лохмотья, сквозь которые выскальзывали при ходьбе исцарапанные до крови ноги. Косынка на голове вымокла от пота. Она сняла ее, вытерла лоб и лицо и убрала в карман. Есть хотелось нестерпимо. Раиса выбрала одну из валявшихся под ногами шишек, повертела в поисках орешков. Нашла несколько, выкрошила их на ладонь и принялась грызть. Скорлупа имела вкус плесени, а ядрышек не было — высохли. Выплюнула. Горестно вздохнула и заковыляла дальше. Показалось, что темнеет. Неужто целый день прошел? Видно, так и есть. Сил идти совсем не осталось. Надо искать ночлег. А где ж его здесь найдешь? Под деревом ночевать опасно. И не поймешь, как волки сожрут. На дерево влезть, так во сне свалиться можно. «Ох, горе-беда, горе-беда!» — бормотала Раиса, оглядывая неприветливый лес в поисках хоть какого-нибудь убежища. Может, найдется поваленное дерево над сухим овражком, куда можно будет заползти и прикрыться хвойными лапами? Тут ей бросилась в глаза сломанная сосна. Ее верхняя часть вместе с густой кроной рухнула, но не оторвалась от ствола окончательно, образовав подобие огромной палатки. Хвоя пожелтела, но еще не осыпалась. Раиса обрадовалась и нырнула под «навес». Внутри оказалось вполне уютно. Правда, сосновые иголки, подсохшие и затвердевшие, нещадно кололись. Зато ее не было видно снаружи. Улеглась на хвою и в изнеможении прикрыла заплаканные глаза. Все ж не на холодной земле, и то слава Богу. Только расслабила гудящие мышцы, как тут же подскочила с воплем: по всему телу ее сновали насекомые. Целые полчища метались по рукам и ногам, забрались на лицо и в волосы и при этом больно кусались. Раиса, визжа, стряхивала вездесущих букашек, не понимая, откуда их взялось так много. Выбравшись наружу, увидела, что это муравьи. Оказалось, она легла на муравейник, прикрытый ветками упавшей сосны. Побежала прочь, хлопая себя по плечам и щекам в попытках избавиться от неожиданной напасти, но споткнулась обо что-то и растянулась во весь рост, угодив в вонючую лужу. Мутные брызги метнулись в лицо. Остатки сарафана вмиг промокли. Поднялась, посмотрела на себя, на руки, покрытые толстым слоем черной жижи, на измазанный в грязи подол, и задохнулась от возмущения. Да что ж это, черт возьми, такое?! Так и завопила во весь голос: «Черт возьми!» Разве справедливо, чтоб на одного человека свалилось столько неприятностей сразу? Заблудилась, замерзла, устала, а тут еще и муравьи, и лужа! Откуда только лужа взялась? Дождя-то давно уж не было. Окинула взглядом местность и похолодела: впереди, среди тонких голых березок, желтели островки камышовых зарослей, между которыми поблескивала вода, покрытая пятнами зеленого пузырчатого налета. Болото, без сомнений. Раисе захотелось уйти поскорее от гиблого места, но взгляд зацепился за торчащую из воды ветку. Показалось, что ее растопыренные сучки шевелятся. Разглядывать ветку было страшно, но из-за любопытства не могла отвести глаза. И вдруг Раису как током пронзило: «То ж рука человеческая торчит! Живая рука. Вон, пальцы шевелятся. Ишь ты! Тонет кто-то! Вот-вот в трясине скроется навсегда!» Раиса бросилась вперед, перепрыгнув лужу, но сразу поняла, что к утопающему ей не подобраться. От руки, беспомощно хватающей воздух, ее отделяло несколько метров воды. Раиса поспешно огляделась в поисках длинной палки. Вокруг валялось множество сломанных березовых веток. Выбрав подлиннее, она подхватила ее и, осторожно ступая по зыбкой, проседающей под ее весом почве, подобралась к самой кромке воды. Присев на корточки, вытянула ветку вперед и ткнула в ладонь, которая тут же цепко схватилась за нее и дернула. Раиса чуть не потеряла равновесие, но сумела удержаться, упершись ногами в землю. Из воды выскочила вторая рука, а следом показалась голова, так густо облепленная грязью, что лица было не разглядеть. Непонятно даже, мужчина это или женщина. Тонущий открыл рот и жадно втянул воздух. Его руки перебирались вдоль ветки все ближе к Раисе, и ее стало стягивать в болото. Понимая, что рискует очутиться в трясине, она испуганно разжала пальцы. Человек тут же ушел под воду, а ветка взметнулась вверх и погрузилась вслед за ним. Круги разбежались в том месте, где скрылась голова несчастного. «Ой!» — вскрикнула Раиса и запричитала: «Не смогла я, не смогла… Не удержала… Утоп, бедняга!» Она все смотрела на темную воду, как завороженная, не в силах сдвинуться с места и не зная, что делать дальше. Так и сидела, поскуливая и подвывая, не замечая ни комариных укусов, ни сгущающихся сумерек, ни холода и постепенно впадая в оцепенение. Неожиданно совсем рядом, у самых ног, раздался всплеск и мгновенно прогнал навалившуюся, было, дремоту. Раиса вперилась взглядом в поверхность воды, едва различимую в сумерках. Что это было? Рыба? Разве водится рыба в болоте? И тут увидела, как из воды что-то круглое показалось. Испуганно подтянула ноги к себе. И тут ее тряхнуло так, будто водой ледяной окатили, как сообразила, что это голова. Человеческая голова высунулась из воды, а потом и плечи. Неужели утопленник? Но ведь этого быть не может! Прошло не меньше получаса! Он не может быть жив! Но человек, невзирая на законы физиологии, явно не был мертвым. Он плеснул водой себе в лицо, смывая слой грязи, и Раиса разгл