Избушка на краю омута — страница 23 из 47

— Какой ужас! — воскликнула Лада с заднего сиденья. — А как ее убили?

— О, здравствуйте. Я — участковый Максим Олегович. — Он повернулся к ней и приветственно кивнул. — Задушили. Похоже, прямо руками. Однозначно, мужчина. Похоже, что ее муж. Полиция из Муромцево скоро приедет, а я пока собираю предварительные сведения. Смотрю, вы не местные. Куда направляетесь?

— У нас дети пропали, мы приехали на их поиски. Вы, случайно, не видели шестерых подростков? Они могли зайти в село вчера вечером, — выпалила Лада слишком поспешно и тут же пожалела. Зачем? У него сейчас своих хлопот полно: убийство! Да в селе это равносильно взрыву вулкана на маленьком острове, ему сейчас точно не до них. Слова полицейского подтвердили ее предположения:

— Дети? Шестеро? Нет, что вы! У нас вчера только один мальчик пропал, но он местный. Тоже еще проблема! Столько всего свалилось в один миг! Обычно я не знал, чем заняться, от скуки страдал, а теперь хоть разорвись! — На лице участкового появилось страдальческое выражение.

— А как пропал мальчик? — поинтересовался Федор.

— Это пастушок наш, Генка. Тот еще сорванец! Вчера с пастбища не вернулся. Коровы сами в село пришли, и пес его с ними. А самого нет. Вот сто процентов, дрыхнет под кустом. Сейчас выспится и объявится. Ох, не завидую ему! Мать с хворостиной по опушке бродит, ищет. Отлупит так, что на заднице места живого не оставит!

— Думаете, с ним все в порядке? — с тревогой спросила Лада.

— Уже так было, и не раз. Собаку в поле оставит коров стеречь, а сам в шалаш заберется — и на боковую. Думаю, и теперь то же самое. Найдется. Мне пока некогда с этим возиться. Убийство же… А что за шестеро детей? Неужели все ваши?

— Я — учительница, а это — директор школы, — объяснила Лада. — Дети из моего класса. Есть подозрение, что они отправились в поход на поиски клада Кучума.

— А, старая басня! Слышал, слышал! Ну так что ж, не волнуйтесь слишком. Побродят по лесу да вернутся. Для подростков это нормальное явление.

— Сутки уже прошли, и телефоны у всех недоступны. — Федор тяжело вздохнул и устремил взгляд к сельским домам поблизости. — Хотим поспрашивать, может, у кого на ночлег останавливались. Вы, значит, их не видели?

Участковый отрицательно помотал головой:

— Нет, посторонних детей не видел. К сожалению, я вам сейчас помочь не могу. Сообщу в полицию, чтобы еще людей прислали для поисков. Вы меня уж извините, мне пора. — И он резво вышел из машины, хлопнув дверью.

— Поедем к бабушке Алевтине, — сказала Лада. — Ее дом где-то в другом конце села, откуда идет дорога на Камышовку.

Автомобиль тронулся с места, заурчав.

— Ужасно, где-то здесь бродит убийца, — произнес Федор. — Надеюсь, наши дети с ним не встретятся.

Лада вздохнула, но промолчала. Знал бы Федор, сколько в этих местах таится опасностей! Воспоминания далекого детства снова начали выбираться из укромных уголков ее памяти, словно пугливые мышки из тайных норок, но крики деревенских жителей, появившихся перед ними на дороге, спугнули их, и те спрятались обратно. Федор затормозил, остановился и посигналил, но лишь пара человек отступила в сторону, остальные же не обратили на них внимания, продолжая горланить и размахивать руками.

— Пойду, поинтересуюсь насчет наших детей, — сказал Федор и вышел из машины. Лада последовала за ним.

Главной темой стихийного собрания была, конечно, тема убитой накануне односельчанки.

— Говорю, своими глазами видела! — орала здоровенная высокая баба в распахнутой телогрейке, накинутой на плечи поверх застиранного цветастого халата. — Он это был, точно он!

— Что ты! Проша ж тихоня, каких поискать! Век дома просидел, слова громкого не сказал, никогда Раиска не жаловалась, шоб он руку подымал… Не верю, брешешь все! — спорила с ней другая женщина, такая же упитанная, но ростом пониже и очень курносая.

— И я не верю, чтоб Прохор мог такое сотворить, — добавил мужчина лет сорока, одетый в красную футболку. — Он сосед мой. Так у них всегда было тихо, никаких скандалов за много лет не слыхал!

— Вот тихони, они самые убивцы-то и есть, — прошамкала беззубым ртом горбатая старушка. — Сидят, молчат, — а поди знай, что у их на уме-то!

— Так ясно ж все было и раньше, — высказалась женщина строгого вида, возможно, из-за очков, придающих значимость ее облику. — Лариска с Ленькой давно любовь крутила. Все село в курсе. Кто-то донес Прохору, вот и взбеленился он. Ленька-то где? Кто знает?

— Да уж Максимка, наш полицай, полчаса в его окна долбился! Никто не открыл. Говорит, сломают дверь, когда полиция из района прибудет, — ответил седой безбородый старичок.

— Вот! — Дама в очках вскинула руку и потрясла ей в воздухе. — Тут еще одним убийством попахивает, чуете? А говорите — не мог! Конечно, Прохор, кто ж еще. И Леньку порешил, и бабу свою, а потом в лес побег, прятаться!

— Я видала, он топор здоровенный в руке нес! — воскликнула высокая. — Поди, отбиваться собирается при задержании!

— Ой, ужас, ужас! Это ж сколько еще людей порубит! — запричитала горбатая старушка.

— Кхм… — Федор громко кашлянул и шагнул прямо в толпу. Только теперь заметив постороннего, все одновременно замолчали. Воспользовавшись возникшей тишиной, он громко поздоровался и спросил:

— Простите, уважаемые, что перебиваю вас. Не видел ли кто-нибудь шестерых ребятишек четырнадцати лет, не местных?

На лицах людей отразилось недоумение. Федор продолжил:

— Четыре мальчика и две девочки. Может, к кому-то просились на ночлег? Вчера вечером?

Все стали переглядываться, пожимать плечами, и в конце концов отрицательно вертели головой.

— А много ли домов в селе? — спросила Лада.

— Теперь уж не больше трех десятков осталось, — ответил мужчина в красной футболке.

Лада взглянула на Федора и сказала:

— За час всех обойдем. Давайте уж сразу начнем отсюда.

Директор выглядел растерянным. То, что детей никто не видел, явно пошатнуло его уверенность в их безопасности. Прошли целые сутки с тех пор, как они пропали. И они неизвестно где провели ночь!

— Как странно, что их здесь нет, — обронил Федор машинально.

— Почему нет? Может быть, просто эти люди не знают, а они спят себе сейчас в одном из тридцати домов, — попыталась подбодрить его Лада. — Еще ведь раннее утро.

— Неужели такое возможно? — горько усмехнулся он в ответ. — Все бы уже знали. Участковый уж точно.

Лада понимала, что он прав, но они все равно обошли все дома, чтобы убедиться наверняка. Детей никто не видел. Зато встретили бредущую по улице плачущую женщину, подвывавшую на ходу: «Гена, Геночка, куда ж ты запропастился?» Похоже, это была мать пропавшего мальчишки-пастуха, о котором говорил участковый.

Дом бабы Алевтины совсем не изменился за двадцать с лишним лет. Лада запомнила его таким же, каким он выглядел и теперь: бревенчатый, добротный, со свежевыкрашенными ставнями и аккуратным ровным забором из штакетника. Не изменилась и сама баба Алевтина, не утратила стати. Лишь волосы, прежде отливавшие золотом, совсем побелели, да морщинки покрыли лицо частой сеточкой. Она сразу узнала Ладу, сама окликнула, распахнув калитку:

— Ладушка, красна девица, не снишься ли ты мне? — И просияла широкой улыбкой, громко всплеснув руками.

— Здравствуй, баба Алевтина! — Лада утонула в ее объятиях, с наслаждением вдыхая аромат травы и сдобного теста, исходящий от нее. Удивительно, как узнала спустя столько лет? Да и пожила у нее Лада недолго, недели две, пока тетю искали.

— Ой, родная моя, дай, гляну на тебя! — Алевтина отодвинулась и с мгновение рассматривала ее, потом обратила внимание на стоявшего поблизости Федора. — А это супруг твой?

— Нет, баба, это… э-э… с работы. Директор школы, где я преподаю, Федор Гаврилович.

Федор почтительно кивнул.

— Ну, значит, суженый, — вдруг выдала Алевтина, смутив их обоих. — А как же, раз уж я так увидела. Я порой вижу больше, чем мне хочется. — И она хитро подмигнула Ладе. — Что ж я вас на дороге держу? Вот опешила! Идемте в хату скорей, там и расскажете свою беду.

— Баба, откуда ты знаешь про беду? — удивилась Лада.

— Так на лице у вас все написано, — ответила та, отворяя входную дверь.

Алевтина загремела посудой, засуетилась, но Лада заявила, что надолго они не задержатся, на минутку только зашли. И скороговоркой выпалила историю о пропавших детях, упомянув и письмо из Камышовки. Выслушав, Алевтина нахмурилась, взгляд стал тяжёлым, губы сжались.

— Заманил-таки старый упырь! Мало ему целой деревни!

— О чем ты, баба Алевтина? — холодея, спросила Лада.

— Опустела Камышовка, — вымолвила она, побледнев. — Сколько народу сгублено, а ничего поделать нельзя! В большой беде дети. Дай Бог вам успеть! Торопиться надо!

— Какая опасность, баба? При чем здесь старик?

— Ох, поганый упырь давно уж зло свое творит, а только не могу я с ним сладить! Могучее зло за ним стоит. Мне не по зубам. Ты его остановишь, ты сумеешь. В тебе сила светлая, я тогда еще заметила, как нашла тебя на дороге. Твоя сила тебя от гибели уберегла в ту ночь. Если б не это, не вышла б ты из Камышовки.

— Потом я вспомнила ту ночь, баба… Я помню, как пришла к избушке старика и видела, что у него вилы из живота торчали, и потом он в омут упал. Думала, он умер.

— Э, если бы! — В голосе Алевтины сквозила досада. — Старого упыря так просто в пекло не отправить! Бессмертный он почти. Нечистая сила в нем, помереть не дает. Жив, поганец, жив, сама недавно видала. На почту ходил за пенсией. Выходит, еще и письма шлет. Хитер! Приманку выдумал, значит.

— Зачем ему дети? — Лада задала страшный вопрос, хотя была почти уверена, что знает ответ. Вспомнились безумные слова больной матери: «Жрет и жрет, кровь пьет, мясо жует, кости грызет». Алевтина и отвечать не стала, лишь приложила ладонь к груди и вдохнула шумно, будто ей дышать нечем стало.

— Неужели никто не может его остановить до сих пор? — вмешался Федор, встревоженный казавшимся ему странным разговором. — Е