— Мы никакого Леньки не знаем, и золота у нас нет, — резко ответил Федор, делая шаг вперед и заслоняя собой Ладу.
— О, герой, смотри-ка! — Очевидно, «синяя бейсболка» входил в раж. — Даму свою прикрыл, думает, мы до нее не доберемся! Представляешь, какой идиот? — Он сказал это, повернувшись к лохматому парню в изгаженном птицами костюме, и кивнул на ружье. — А ну, покажи ему, кто тут главный!
— Да ладно, зачем? — Лохматый дернул плечом. — Пошли. Зря только время потеряли, поверили в пьяные россказни.
— Еще неизвестно, зря или не зря! — свирепо рявкнул «бейсболка». — Говорю же, проверить надо их рюкзаки! Чую, есть там, чем поживиться. А ну, возьми их «на мушку»!
Тот вздрогнул и послушно выполнил приказ. На Ладу и Федора теперь смотрело черное дуло, пляшущее в дрожащих в руках. Федор немедленно бросил к ногам незнакомцев оба рюкзака, свой и Лады, со словами:
— Пожалуйста! Можете взять все, что понравится. Там пирожки есть, теплые еще.
«Синяя бейсболка» нагнулся и, расстегнув застежки, вытряхнул все содержимое на землю. Круглые консервные банки покатились в разные стороны, сверкая золотистыми жестяными боками.
— А вот и ваше золото, — сказал Федор шутливо.
Тот вскинул лицо, бледное от злобы, и Лада прочла в его сверкающих бешенством глазах кровожадное желание растерзать их.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она обреченно, зная, что мольбы не подействуют. То же самое, что уговаривать хищного зверя, уже пустившего слюну перед тем, как вонзить клыки в свою добычу. Дрожащими руками Лада дотронулась до своих ушей, сняла серьги, оцарапав кожу на мочках, стянула с пальца единственное колечко и вышла вперед, протягивая украшения в раскрытой ладони. — Возьмите, они золотые. Это все, что у нас есть. И еще деньги в кошельке должны быть, посмотрите, он был в моем рюкзаке.
«Синяя бейсболка» приблизился к ней, зловещая улыбка исказила его лицо. Он протянул руку, но, вместо того, чтобы взять предложенное, обхватил ее запястье и дернул к себе. Украшения взметнулись в воздух и упали в траву.
— Смотри, какая краля у нас! — выкрикнул он хрипло, обернувшись к своему приятелю. — Золота не нашли, так хоть развлечемся, чтоб не так обидно было! — И зашелся в безудержном хохоте.
Оцепеневшую от ужаса Ладу отбросило в сторону, и, отлетев на несколько метров, она лишь тогда увидела Федора, обрушившегося на «синюю бейсболку» всем телом. Двое мужчин сцепились и, рыча, покатились по земле. И почти сразу прогремел выстрел, разнесшийся по лесу громовым раскатом. А потом «синяя бейсболка» спихнул с себя скорчившегося от боли Федора, и тот скатился на землю, держась за бок. Между его растопыренными пальцами потекли багровые ручейки.
— Придурок! — «Бейсболка» выхватил из дрожащих рук лохматого парня дымящееся ружье, ткнул его прикладом в плечо и прорычал. — А если б в меня попал? Олигофрен! — Затем он обернулся к стонущему Федору и выстрелил в него еще раз. Лада с ужасом увидела, как на спине директора, на ткани его спортивной куртки возникла круглая дыра с оплавленными краями, и черный трикотаж вокруг начал намокать, пропитываясь кровью. Стоны раненого прекратились, колени, подтянутые к животу, отодвинулись, рука, прижатая к боку, откинулась на землю. Тело Федора замерло.
Ладу охватило ощущение нереальности происходящего, которое было так ужасно, что ее сознание отказывалось его воспринимать. Она обхватила себя за плечи и почувствовала, что вся трясется, будто вышла раздетая на мороз. Взгляд ее прилип к ране Федора на спине — она тщательно разглядывала сочащуюся влагой дырочку, как нечто загадочное и непонятное, и она напомнила ей многократно увеличенные фрагменты изображений обычных предметов — вроде бы, что-то такое знакомое, но никак не получается уловить, что именно это может быть.
Кто-то грубо схватил ее за плечи, развернул, и пулевое отверстие на куртке исчезло из поля зрения, сменившись мужским лицом, перекошенным в ухмылке.
— Допрыгался твой дружок! — выдохнул он со словами поток горячего, зловонного воздуха, который ударил ей в нос. — Смотри, не дергайся, а то так же продырявлю и уложу рядом с ним, поняла?
Лада почувствовала, как натянулась и затрещала на ней ткань: он пытался порвать ее одежду. Неожиданно для себя она воскликнула:
— Это обережное платье! Пожалуйста, не рвите! Это платье богини!
От оглушительного хохота в ее ушах завибрировали барабанные перепонки.
— Нет, я не ослышался?! Во, дура! Ей платьишко жалко! — выкрикивал зловонный рот, маячивший перед самым ее лицом, внутри которого сверкали золотые зубы. Лада попыталась отвернуться, но жесткие пальцы сдавили ее щеки с обеих сторон. Осталось лишь зажмуриться, но от вони это не спасло.
— Что, не нравлюсь? — Жаркий шепот ворвался в ухо. — Это ты меня просто не разглядела. А ну, открой глаза, слышь?! Или я тебе их щас вырву за ненадобностью!
Грубые объятия сотрясли ее тело, и она почувствовала себя тряпичной куклой, от страха потеряв контроль над собственными руками и ногами — они безвольно болтались в воздухе, пока он ее нес куда-то. Потом она упала — ее уронили, как куклу. А потом раздался жуткий вопль. Лада открыла глаза. Гигантская медвежья туша, появившаяся непонятно откуда, нависла над ее обидчиком. Миг — и когтистая лапа скользнула поперек его тела, вспарывая ткань модного спортивного костюма вместе с плотью. От мощного удара мужчина отлетел в сторону. Синяя бейсболка сорвалась с головы. Красная жидкость брызнула из него на лету, как сок из переспелого помидора. Почти одновременно оглушительный грохот сотряс воздух. Медведь вздрогнул и заревел, поворачиваясь назад. Желтые клыки угрожающе обнажились в ощеренной пасти. Лохматый парень попятился, выставив перед собой ружье с задранным вверх стволом, из которого еще вился сизый дымок. Гигант в два прыжка настиг его. Послышался хруст, будто ломались толстые сухие ветки. Только веток там не было. А потом послышалось чавканье — медведь лупил обидчика массивной лапой, разбрасывая вокруг себя куски окровавленной плоти.
Лада вдруг поняла, что должна бежать, пока хищник ее не видит. Но Федор… Как бросить его здесь? Мысль о детях заставила принять решение. Она подползла к директору и склонилась над ним. Глаза его были закрыты. Дыхания не слышно. Она коснулась губами колючей щеки. Две слезинки сорвались с ресниц, застряв в его щетине. Надо уходить. Пора. Дети в беде. Их надо спасать. Прошло уже так много времени! Она должна спешить! «Старый упырь, жрет и жрет, кровь пьет, мясо жует, кости грызет», — пробормотала она неосознанно, поднялась на ноги и помчалась стрелой между сосновых стволов, едва касаясь земли ногами.
А в это время на остановке рейсового автобуса, расположенной на шоссе близ села Богдановка, начал собираться народ. Автобусы, курсирующие между Седельниково и Омском, ходили по разработанному расписанию и всегда его нарушали, обычно опаздывая, но могли и раньше времени проехать. Поэтому пассажиры приходили заранее. Ведь если опоздать, то следующего рейса придется дожидаться часа три, если вообще не отменят. С послеобеденным рейсом такое часто бывало.
Первой пришла женщина с клетчатой сумкой, из которой торчали пластиковые бутылки с молоком. Хотела присесть на длинную лавочку внутри бетонной коробки, выкрашенной в яркие цвета — голубой и зеленый, но лавочка, к сожалению, была занята. На ней спал, вытянувшись во весь рост и повернувшись лицом к стене, какой-то неопрятного вида мужчина. И еще внутри пахло мочой и перегаром — возможно, от него. Женщина, устало вздохнув, осталась стоять снаружи, прислонившись к стене. Вскоре пришли еще люди, все незнакомые — наверное, из Седельниково. Только она одна была из Даниловки — самой дальней деревеньки, расположенной к северу от этого большого села. Чтобы добраться до остановки, ей пришлось изрядно пройтись пешком, и ноги гудели от усталости. Ведь еще, возможно, и в автобусе придется три часа ехать стоя, если место никто не уступит: этот рейс всегда идет полный, а на первый, утренний, она опоздала. Если бы не этот алкаш-забулдыга, могла бы хоть немного на лавочке посидеть, так нет — разлегся, как барин, будто он тут один!
Женщина вновь заглянула в пустой бетонный павильон — кроме спящего мужика, внутри никого не было. Люди не желали дышать неприятным спертым воздухом и толпились у дороги. Она подошла к лежащему и несильно толкнула в плечо (теперь ведь не одна на остановке, не так страшно). Вдруг нога мужика безвольно сползла с лавки, а голова чуть повернулась, и она увидела его лицо синюшного цвета. Из полуоткрытого рта выбралась зеленая муха и взлетела, громко зажужжав. То был Ленька-электрик из ее деревни, она его узнала.
— Господи, мертвяк! — завопила она, привлекая внимание людей. Те мгновенно хлынули внутрь, заполнив небольшое темное пространство. Кто-то вызвал полицию. Они приехали как раз тогда, когда прибыл рейсовый автобус. Остановка опустела, люди уехали, но женщине пришлось остаться: ведь она сообщила, что знала покойного. Она давала показания, повторяя одно и то же в сотый раз, и следователь очень медленно писал что-то на листе бумаги, прикрепленном к черной папке. Женщине хотелось плакать от того, что все пятнадцать литров молока, надоенных только этим утром и приготовленных для продажи на рынке города, скоро скиснут на такой жаре.
«Поклонись ему!»
«После долгой зимы
В толще стылой воды
Пробудились сомы
И разинули рты.
В свете желтой луны
Их я видел на дне.
В их глазах мои сны
Вдруг почудились мне».
Старик встретил незваных гостей вполне миролюбиво. Все оказалось не так страшно, как описывал Генка. Да, физиономии деда позавидовали бы изготовители масок для фильмов ужасов, и, окажись старик в Голливуде, он наверняка бы сделал блестящую карьеру актера в жанре «хоррор». Но бывают же некрасивые люди. Что тут такого? Просто из-за отталкивающей внешности местные невзлюбили старика и потому приписали ему связь с нечистой силой. А старик-то, может