быть, ни в чем и не виноват. Так размышлял Борис, сидя за столом, уставленным нехитрыми угощениями. Хозяин избушки достал, видно, все лучшее, что у него было: малиновое варенье, мед, соленые грибы и даже вяленое мясо, нарезанное длинными толстыми ломтями, красное, с беловатыми прожилками. Выглядело оно аппетитно. Борис попробовал, но не смог откусить ни кусочка — оно оказалось жестким, как резина, и очень соленым.
— А что это за зверь? — спросил он, разглядывая кусок.
— Сох, — сорвалось с губ старика странное слово.
— Чего? — удивленно переспросила Лера Красавина, глядя на мясо с подозрением. — Такое красное…
— Правильно, привыкла к розовой колбасе с красителями, — вмешался Паша Зубрилов. — А сох — сохатый, значит. То есть лось.
— А-а, — протянула она с облегчением. — Лось. А у меня, кажется, еще в рюкзаке что-то осталось. Бутерброды должны быть. — Она выбралась из-за стола и пошла к куче вещей, сваленных прямо на полу рядом с входной дверью.
Планировка в избе была предельно простой — одна — единственная квадратная комната делилась огромной печью на спальню и кухню. Вешалками в прихожей служили гвозди, вбитые в стену у входа, на них болтались, подцепленные за воротник, какие-то грязные куртки и телогрейки. Обуви на полу не было. Похоже, хозяин никогда не снимал свои огромные кирзовые сапоги. Глядя на него, гости решили тоже не разуваться. Табурет оказался единственным, поэтому старик принес старые ведра и, перевернув их вверх дном, предложил присесть. «Его можно понять, — подумал Борис, ерзая на металлическом круге, края которого неприятно вдавливались в кожу. — Зачем ему еще какая-то мебель, если он живет здесь один?»
Нестерпимо хотелось спать. Но мысль о кладе не давала покоя. Теперь, когда несметные сокровища были где-то совсем близко, Борис сгорал от желания завести об этом разговор, но никак не мог решиться, боясь отпугнуть старика, так обрадовавшегося неожиданно появившемуся внуку. Зря Борис переживал, что тот заподозрит в нем самозванца — оказалось, у старика так худо было с памятью, что он не помнил имени своего внука. И о семье ничего не спрашивал, избавив Бориса от необходимости врать, а потом сгорать от стыда после уличения во лжи. Старик хлопотал вокруг них, подливая в кружки травяной чай из мятого алюминиевого чайника, рассказывал, в какое чудесное место они пришли, какая тут природа и не тронутый цивилизацией воздух. Услышав о воздухе, Лера подавилась скептическим смешком, заглушив его прижатой к губам ладошкой. Похоже, хозяин не чувствовал нестерпимой вони, исходящей от прокисшего озерца, начинавшегося в двух шагах от избушки, — наверное, другого воздуха и не знал.
— Вот отдохнете с дороги, и я вас свожу в ягодные места. Там уж земляника наспела, будто нарочно к вашему приходу. Ни в один год так рано не было ягод! — увлеченно болтал старик. Вдруг Лера подалась вперед и выпалила:
— А правда, что у вас тут клад спрятан?
Борис метнул на нее гневный взгляд: ведь просил же молчать! В ответ она прищурилась и пояснила ему свою выходку тонким ехидным голоском:
— От тебя-то, Неупокоев, не дождешься! Вот и решила сама спросить!
Борис испугался, что старик рассердится или, по крайней мере, растеряется, но он, похоже, даже обрадовался, будто ждал этого вопроса.
— Клад? А как же, есть клад, есть! — ответил он с загадочной улыбкой.
При этих словах маленький Генка и вечно сонный Витя Сомов одновременно вскочили со своих ведер и оживленно выпалили:
— Да ну?! Правда?!
— Настоящий?
— Где? — это уже добавил Зубрилов.
— Блин, я в шоке! — выронил Сашка Разгуляев, кажется, совершенно машинально.
Маша Малютина молчала, яростно обгрызая ноготь на среднем пальце.
Старик выдержал паузу, будто наслаждаясь всеобщим вниманием, и ответил:
— Да здесь он, в подполье у меня, в кладовой. Хотите, покажу?
Тут уж вскочили все остальные, включая Бориса. Загремели ведра, покатились по дощатому полу, хлопая дужками. Старик довольно улыбался. Борис смотрел на его безобразное лицо и вдруг почувствовал тревогу: в поведении хозяина дома было что-то странное. Да не что-то, а все было странным! Пришли незнакомые ему подростки и внук, которого он в глаза не видел, и тот сразу готов поделиться со всеми своей тайной? Да так не бывает! Хотя… Кто знает, бывает же, что старики выживают из ума.
И все же, как Борис ни пытался себя успокаивать, тревога его все нарастала, пока хозяин избушки возился, выковыривая крышку люка в дощатом полу, — кряхтел, дергая металлическое кольцо, и крышка поддавалась с надрывным скрипом. А когда, наконец, открылся проем и оттуда пахнуло смрадом гниющего мяса и земляной сыростью, Борис заметил на лицах друзей замешательство. Мысль о том, что им придется спуститься вниз, в зловонное подполье, сильно охладила пыл искателей клада.
— А чем это так воняет? — Лера брезгливо сморщилась.
— Давно не проветривал, — невозмутимо ответил старик, разжигая керосиновую лампу. — Там у меня мясо хранится. Что-то испортилось, видно.
— У нас есть фонари, — сообщил Сашка, с недоверием разглядывая закопченную «керосинку».
— Лишним не будет. — Старик, кряхтя, уже спускался вниз по скрипучей лестнице. — Берите свои фонари и полезайте за мной. — Потом, заметив неуверенность гостей, добавил: — И прихватите свои сумки. Куда золото сыпать будете?
Магические слова о золоте вывели всех из ступора. Взяв необходимое, они последовали за стариком, осторожно наступая на прогибающиеся перекладины. Его приглушенный голос доносился из темноты, слегка разбавленной тусклым оранжевым светом «керосинки»:
— Сюда, сюда…
Борис был еще наверху, когда снизу раздался недовольный голос Сашки Разгуляева:
— Фу, зараза! Что тут такое? Ого, сколько мяса! Лера, осторожно, здесь повсюду развешаны мясные туши!
— Какая гадость! Бе-е-е! — с отвращением воскликнула Красавина. Маша присоединилась к ней.
— Прямо какая-то скотобойня, — добавил добравшийся до них Витя Сомов.
— Что-то не нравится мне все это, — вздохнул Пашка Зубрилов и занес ногу над зияющей пустотой, нащупывая перекладину лестницы.
Борис подождал, пока голова Пашки опустится ниже уровня пола, и полез следом. Наверху больше никого не осталось. Он напоследок окинул взглядом убогое убранство и остановился на миг на маленьком оконном проеме, сквозь который проникал солнечный луч, казавшийся в этом жилище непрошеным гостем. В груди екнуло. Расставаться с лучом очень не хотелось.
— Где ты там застрял? — позвал Сашка, и его голос показался Борису далеким и невнятным. Дурное предчувствие не пускало его в подполье. Но не мог же он остаться наверху, тем самым расписавшись перед всеми в собственной трусости! И Борис полез.
Что-то холодное коснулось лица в тот момент, когда ноги его упёрлись в твердую землю. «Мясные туши!» — догадался он и осветил фонарем пространство перед собой. Длинные темно-коричневые лоскуты, обмотанные толстыми веревками, свисали с потолка, и было совершенно непонятно, какому животному это все принадлежало. Это были не целые туши, а отдельные небольшие куски. В полумраке сырого подполья зрелище выглядело ужасающе. «Сох — это лось, значит», — вспомнились слова всезнающего Зубрилова и немного успокоили нервы.
Борис пробирался между болтающимися вокруг него кусками, пытаясь догнать друзей, силуэты которых виднелись впереди. За то время, что Борис наверху прощался с солнечным лучом и боролся со страхом, они уже успели отойти достаточно далеко. Теперь он был почти уверен в том, что зря затеял этот поход и что вот-вот непременно случится что-то страшное, но понимал: он уже не в силах остановить происходящее. Будто запустился некий необратимый процесс, над которым он был уже не властен.
Вскоре Борис догнал их, столпившихся перед преградой. Шесть лучей были направлены на большую дверь из ржавого железа, вставленную в стену из темного крупного кирпича. Дверь выглядела, как музейный экспонат, извлеченный при раскопках, — она была обезображена такой коркой ржавчины, будто ржавела здесь целую тысячу лет. Под бугристым рыжевато-бурым слоем проступали полукружья заклепок, скрепляющих металлические пластины, — похоже, дверь была приличной толщины.
— Вот это да! — присвистнул Генка, привычным жестом сдвигая на затылок кепку. — Потайной ход!
— Бункер какой-то, — мрачно проворчала Лера, не разделяя его восторга.
Старик суетился, роясь в карманах. Его керосинка стояла у ног. Потом вдруг раздосадованно воскликнул:
— Вот же незадача! Ключ забыл! Придется лезть за ним наверх!
— О, я за это время просто лопну от любопытства! — Голос Генки прозвучал разочарованно. Он, видно, уже приготовился к созерцанию золотых россыпей.
— А, может, кто сбегает по-молодецки? — Старик вдруг поднял керосинку и осветил ею Бориса. — Сходи ты, быстрей будет.
Искаженное языками пламени лицо хозяина выглядело еще более зловещим.
— Ладно, а где ключ? — ответил тот, чувствуя, как на душе заскребли кошки.
— Раз в карманах нет, значит, на гвозде висит под телогрейкой, у входа. Глянь, там он, точно там. Других-то ключей у меня не водится. Больше запирать нечего. — Смех старика прозвучал омерзительнее зубовного скрежета.
Борис пошел выполнять просьбу, цепенея от мысли, что все происходит не так, как он себе представлял. Думал, старик приведет их к какому-то месту в лесу, где им еще придется повозиться, долго рыть землю, и, вполне возможно, они так ничего и не найдут, но зато получат удовольствие от приключения и просто весело проведут время. Ни в какие подземелья, наполненные воняющей гнилой лосятиной, Борис спускаться не планировал. Предчувствие страшной беды бетонной плитой давило на сердце, пока он торопливо поднимался по заходящейся в тоскливых всхлипах лестнице. Ему не хотелось оставлять друзей наедине со странным дедом. Возникло ощущение, будто он их предал, бросил на растерзание.
На неубранном столе еще дымились их кружки с чаем. Солнечный луч уперся в огромную тарелку с нарезанной ломтями вяленой лосятиной, и Борис вдруг испытал приступ тошноты. Мясо выглядело отвратительно — неестественно красным, будто сырое. Прозрачные бусины жира проступили на нем, как сукровица на ободранной коленке. Интересно, сколько же лосей убил старик, если все подполье увешано длинными мясными лоскутами? Вдруг вспомнилась игра в прятки, когда, еще будучи первоклашкой, он нашел убежище в школьном гардеробе. Была как раз зима, и он засел среди свисавших с вешалок пальто и курток, надежно скрывшись от посторонних глаз. Подполье напомнило ему школьный гардероб, только вместо одежды повсюду свисало мясо.