Все жители Камышовки поклонялись многочисленным древним славянским богам, придерживаясь языческой веры, хотя и посещали православную церковь, деревянный купол которой возвышался над домами, сверкая сусальным крестом. Легенды, передаваемые из поколения в поколение, никак не хотели забывать, но так же охотно молились Иисусу.
Однажды, еще до исчезновения Ксении, мать вернулась из церкви и раздраженно бросила отцу: «Слышь, что поп сегодня сказал? Потому люди у нас пропадают, что Бога христианского в сердце не чтим, а кланяемся богам языческим. Я вот думаю, а что, ежели так оно и есть? Ты бы поснимал с детей свои побрякушки от греха… Обереги эти… И дочку младшую Ладой больше не зови. А то выдумал: имя в честь богини! Лидка она, сколько раз тебе говорить? Чую, беды одни от богов твоих. Пойдем лучше завтра со мной в церковь, на крещение тебя запишем к батюшке?» Отец в ответ улыбнулся только, ничего не сказал. Когда он так делал, мать не смела с ним спорить. Да и как спорить с молчуном? Бесполезно ругать его: вовсе уйдет в сарай или на огород, потом еще весь день молчать будет. Он не спорил никогда — не любил. Но и от веры своей языческой отступаться не собирался. Лада до сих пор носила подаренный им оберег «Звезду Лады». Наверное, потому и жива еще. А вот Ксении ее Велес почему-то не помог…
С каждым шагом лес темнел, будто невидимый художник в стремлении усилить контраст оттенков понемногу добавлял к изумрудной зелени сосновых крон черную краску и слишком увлекся процессом. Чернота проступала всюду, сменяя умирающую солнечную позолоту. Давно забытые детские страхи ожили и зашевелились вокруг — на дрожащих ветвях и в глубоких дуплах, в густой траве и колючих кустах, под высохшими корягами и в выеденных короедами углублениях пней, в белесом тумане на дне овражков и в мертвой воде застоявшихся луж, которые попадались все чаще. Иногда Лада не замечала их, скрытых в траве, и промочила ноги. Теперь в кроссовках звучно хлюпала вода. Земля под ногами стала упругой, пружинила, как толстый резиновый мат. Это был грозный признак заболоченной местности.
Поблизости раздался громкий щелчок, будто треснула толстая ветка. Лада остановилась и посмотрела в ту сторону, откуда донесся звук. Густые заросли каких-то голых корявых кустов заполняли пространство между сосновыми стволами. Переплетения ветвей издали казались копной спутанных, сто лет нечесаных волос. Там тоже кто-то был. Тоже — потому что Лада давно уже почувствовала присутствие невидимых существ. Они следовали за ней по пятам, выдавая себя неосторожными шорохами. Скорее всего, они собирались на нее напасть, лишь выжидали удобный момент. Может быть, тянули время, наслаждаясь ее страхом, как гурман растягивает удовольствие перед трапезой, вдыхая аромат изысканного блюда.
Огромный куст пошевелился — не отдельные его ветки, а весь, целиком. Переместился в сторону, словно не был привязан корнями к земле. Метнулся и замер, тут же потерявшись на фоне остальных. Лада пыталась взглядом выделить его из гущи, но видела лишь заросли обычного кустарника. Она стояла в оцепенении и смотрела на него, пока не зарябило в глазах. Потом произнесла вслух: «Показалось!», хотя знала, что это не так, — просто чтобы подбодрить саму себя, — и пошла дальше.
Через несколько минут Лада боковым зрением заметила движение справа. Что-то большое и темное промелькнуло рядом. Конечно, повернувшись, она никого не увидела. Почувствовала боль в ладонях и только потом поняла, что от страха сильно сжала кулаки, отчего ногти глубоко вонзились в кожу.
У подножия одной из сосен неподалеку возвышался гигантский муравейник, не меньше метра в высоту. За ним виднелись голые спутанные ветки кустарника, похожего на тот, где она заметила оживший куст. Убедившись, что никто не мчится к ней, собираясь наброситься, Лада осторожно пошла дальше, но уже через несколько шагов остановилась как вкопанная, — определенно, кто-то только что пробежал сбоку! И снова заметила огромный голый куст, прислонившийся к сосновому стволу. Выглядело это неестественно: кусты так близко к соснам не растут! Или растут? Или это не куст? Странный звук, похожий на тяжелое сиплое дыхание, заставил ее вздрогнуть. Куст дышит? Или все-таки это не куст? Но что тогда? Она впилась взглядом в гущу спутанных ветвей, и вдруг ее будто током пронзило: на серо-коричневом фоне проступили черты человеческого лица — лоб, нос, подбородок и прикрытые веками глаза. «Конечно, это просто игра воображения», — успокаивала себя Лада. Но в следующий миг ужас сотряс ее: глаза начали открываться! Из-под сухих серых век брызнули полосы оранжевого света, похожие на лучи солнца во время заката. «Сейчас он увидит меня, и тогда — конец!» — мелькнула паническая мысль, и ноги сами взметнулись в воздух, устремляясь прочь от этого места.
Убежать далеко не удалось. Лада с ходу влетела в болотную жижу и плавно погрузилась по грудь. Попыталась выскочить — увязла по шею. Замерла в панике. Что теперь? Ждать, когда болото поглотит ее целиком? Ведь помощи ждать неоткуда. Огляделась. Прежде густой, сосновый бор теперь поредел, среди сосен кое-где белели тонкие кривые березки с болезненно-желтой листвой или совсем без нее, с обломанными почерневшими макушками, похожими на обгорелые спички. На болотистой земле деревья росли трудно, страдали от избытка влаги, зато стеной стоял высокий камыш, окружая блестящие лужицы воды, подернутые зеленым налетом. В одну из таких лужиц, дно которой оказалось зыбкой трясиной, и угодила Лада.
Ей вдруг вспомнился учитель йоги, несколько уроков которого она посетила прошлым летом, поддавшись влиянию одной знакомой, увлекающейся разнообразными восточными практиками. Ладу надолго не хватило. Кажется, сомнения в адекватности их учителя закрались после того, как тот совершенно серьезно сообщил им, что в своем самосовершенствовании достиг уровня, позволяющего левитировать. Лада тогда не сразу поняла, о чем он говорит. Слово было ей знакомо, а вот смысл его вспомнить не могла. Учитель пояснил сам: он может поднимать свое тело в воздух. Для этого силой мысли он внушал себе, что его вес легче воздуха, и отрывался от земли на несколько сантиметров. Правда, происходило это лишь после многочасовых медитаций, поэтому на занятии он продемонстрировать подобное чудо не мог, зато обещал, что каждая из его учениц способна добиться такого результата, если будет продолжать посещать его уроки. После этого Лада охладела к йоге, и уговоры подруги на нее не подействовали. Спустя примерно полгода после этого подруга хвасталась, что тоже теперь может левитировать, но Лада была уверена, что та просто внушила себе это, сгорая от желания научиться летать. Тогда Лада сочла ее глупой и легковерной. Теперь же она горько сожалела о том, что бросила йогу. Способность левитировать сейчас ей бы очень пригодилась.
Лада подняла лицо к багровеющему небу, высвободив подбородок из вязкой жидкости. В глазах защипало от слез. Все это было уже чересчур. Все это было слишком для нее. Убили Федора, а вскоре смерть придет и за ней. Бедные дети! Бедный Борис! Что будет с мальчишкой, когда он узнает, что отец его погиб? Ведь бедный ребенок и так вырос без матери!
Она стояла, боясь дышать, и, задействовав всю силу своего воображения, пыталась представить себе, что ее вес легче густой грязи, в которой она медленно тонула. Вдруг не соврала подруга, и человек в самом деле способен силой мысли уменьшить свой физический вес почти до нуля? Однажды Лада смотрела передачу о настоящих индийских йогах, которые могли повышать и понижать температуру своего тела до невероятных значений, ломали камни сухими, хрупкими на вид, ладонями, спокойно расхаживали по раскаленным углям и осколкам стекла и еще много чего могли! Сейчас Ладе жизненно необходимо было срочно научиться левитировать, чтобы выбраться и найти пропавших детей. Возможно, они уже дошли до избушки, стоящей на краю зловонного омута, из которого в любой момент могло появиться нечто смертоносное.
Но никакие мысленные усилия представить себя пузырьком воздуха, стремящимся всплыть, не помогали — холодная болотная жижа коснулась щек. Осталось недолго. Несколько минут. Скоро она сгинет в болотной трясине, навеки похороненная неподалеку от Камышовки, где родилась и выросла. Прожорливая Камышовка! Зря Лада надеялась, что покинула ее навсегда, избежав участи, постигшей остальных ее жителей. Вот эта участь и добралась до нее. Так, видно, было на роду написано. И платье «обережное» не спасло.
Холодная тестообразная масса уже щекотала лоб, и Лада зажмурилась, готовая сделать последний вздох. Вдруг кто-то больно вцепился ей в волосы и дернул. Голова ее вынырнула из трясины, и она почувствовала, как ее тянут куда-то. Тело медленно перемещалось в вязкой жиже, но увидеть Лада никого не могла, лишь слышала чье-то сопение сзади. Вскоре ее выволокли на твердую поверхность и отпустили. Она села и огляделась. Рядом уже никого не было, только качался густой камыш.
— Эй! Кто вы? — хрипло крикнула Лада. В ответ крякнула невидимая утка. — Покажитесь! Вы спасли мне жизнь! — Тишина. Лишь звон комаров да вялое лягушачье кваканье. — Ну почему вы прячетесь? — не сдавалась Лада, уже начиная думать, что все это — агония умирающего мозга, и никто ее не спасал. На самом деле она уже захлебнулась в грязи, и вот-вот провалится в небытие. И вдруг до нее донесся шепот — такой слабый, что вначале показался шуршанием тронутого ветром камыша. В этом шуршании послышались отдельные слова.
— Ш-ш-ш… Лада, Лада, Лада, Лада-а-а… — Голос многократно произнес ее имя, постепенно слившись с кваканьем лягушки. Лада молчала, потрясенная. Она узнала голос матери.
— Ш-ш-ш… Кыш-ш-ш… Беги, беги, беги-и-и… — раздалось в камыше.
— Мама? — неуверенно шепнула Лада.
— Кыш-ш…Пропадеш-шь… Беги-беги-беги… — Голос прозвучал отчетливее, и в нем появились угрожающие нотки. Зато теперь Лада была убеждена, что с ней говорит ее мать.
— Мама, где ты? Мама!
— Ш-ш-ш… Кыш-ш-ш… Кыш-кыш-кыш…
Все, других слов больше не было, только тревожное «Кыш-ш» неслось отовсюду из зарослей камыша, окружавших ее.