Берлин
Разрыв отношений с де Ионгом весной 1702 года был связан с новой попыткой Копиевского найти поддержку своей издательской деятельности, к тому времени уже получившей известность в Европе. Первыми Копиевского-издателя приметили лютеранские пиетисты – еще по книгам, вышедшим в типографии Тессинга. Немцы рассчитывали с его помощью наладить печатание переводной литературы религиозного содержания для распространения в России надконфессиональной ecclesia universalis398. Намек на этот их интерес мы видим в уже цитировавшейся челобитной Копиевского Петру от 18 декабря 1699 года, где он говорит о своем отказе ехать в Берлин к «курфирстовскому величеству»399. В дальнейшем интерес к славянскому «друку» Копиевского стало проявлять находившееся под сильным влиянием пиетистов Прусское научное общество, в 1701 году получившее статус королевского. Очевидно, что на установление долговременного сотрудничества с Обществом и рассчитывал Копиевский, расставаясь с де Ионгом и спешно уезжая весной 1702 года из Амстердама в Берлин.
Первоочередная цель его поездки заключалась в проведении переговоров с руководством Общества о создании при нем типографии для печатания книг славянским шрифтом. С немецкой стороны в обсуждении перспектив сотрудничества обеих сторон и подготовке текста договора принимал участие его президент Готфрид Вильгельм Лейбниц, в то время уже прославленный ученый, член Лондонского королевского общества и иностранный член Французской академии наук. Имеются документальные свидетельства о том, что с трудами Копиевского он был знаком еще тогда, когда тот находился в Амстердаме. В ноябре 1701 года в адресованном королю Фридриху I проекте «Propagatio fidei per scientias» Лейбниц упоминал о намерениях вступить с Обществом в переговоры некоего проповедника, литовца реформатской веры, хорошо знающего славянский язык и занимающегося составлением славянского словаря400. К этим сведениям о «литовце» Лейбниц добавлял, что Петр выдал ему привилегию на печатание на славянском языке Библии и других религиозных книг, однако из‑за интриг другого лица (также не названного по имени), их издание не началось401. Потребность Общества в литературе на русском языке Лейбниц объяснял задачами миссионерской деятельности: путь протестантских проповедников в Китай – их главную цель – шел через просторы России, где им также следовало щедро нести «слово Божье». Для того же, чтоб их там гостеприимно принимали, разъяснял он, эти проповедники должны быть людьми образованными и полезными в практических делах: в геодезических измерениях, навигации, определении сторон света с помощью компаса и т. д.402
23 мая 1702 года о намерении руководства Общества приступить к переговорам с Копиевским было объявлено в издававшихся в Гамбурге «Исторических записках». Объявление это публиковалось без подписи автора, однако его содержание свидетельствует о том, что составлено оно было либо со слов Копиевского, либо им самим. В нем, в частности, сообщалось, что по привилегии царя Московии в 1698 году Элиасом Копиевичем в Амстердаме была создана славянская типография и приводился подробный список латинских названий его книг (как и во всех других списках Копиевского в трех частях: напечатанные, подготовленные к печати и запланированные). По содержанию этот список был лишь слегка обновлен по сравнению с напечатанным в 1700 году в «Латинской грамматике»403.
Весной 1702 года, вскоре после прибытия Копиевского в Берлин, переговоры начались, однако они были осложнены тем, что для ввоза книг в Россию в обход привилегии, полученной ранее Тессингом (а не Копиевским, как считал Лейбниц), требовалось разрешение Петра. Чтобы преодолеть это препятствие, в июне 1702 года Общество направило запрос («мемориал») на получение такого разрешения русскому послу в Гааге Андрею Артамоновичу Матвееву. Черновик его, включающий мало кому известные подробности деятельности Копиевского, был явно составлен не без участия его самого404. В «мемориале», в частности, сообщалось, что сначала Копиевский работал вместе с амстердамским купцом, получившим привилегию на печатание «научных и душеполезных книг», а после его смерти, хотя многие искали сотрудничества с ним, опасаясь обмана, решил уехать из Голландии. Свои же услуги Обществу, как было сказано дальше, он предложил потому, что разделял его цель «распространить свет знаний возможно шире у тех берегов и народов, которые меньше всего просвещены». После этой декларации следовало заявление о намерении Общества организовать с помощью Копиевского типографию для печатания русских книг – на выбор царя или кого-то из его доверенных лиц. Документ предполагал также и возможный порядок их распространения: изданные книги «Копиевский будет доставлять в Гамбург или Архангельск для продажи специальным уполномоченным»405.
На переговорах, затянувшихся не на один месяц, шло обсуждение конкретных условий контракта, составленных на основе предложений «мемориала». Черновик проекта контракта, включавший финансовые условия работы типографии, был составлен лично Лейбницем, окончательная же его редакция была вынесена для обсуждения на пленарных заседаниях Общества 18 и 24 августа в присутствии Копиевского. После этих обсуждений переговоры еще некоторое время продолжались заочно, пока в ноябре не были прерваны406. Все известное об этих переговорах историкам говорит о том, что они шли трудно – то ли из‑за неуступчивости сторон, то ли из‑за нежелания Петра предоставить Обществу право на распространение его печатной продукции в России.
Для Копиевского, очень рассчитывавшего на создание русской типографии в Берлине, их провал стал очередной серьезной неудачей – он лишился не только перспективы улучшить свое финансовое положение, но и возможности удовлетворить свои амбиции лучшего в Европе издателя «ученых» славянских книг. Оставшись без каких-либо источников существования, обремененный платежами по иску де Ионга, он начал искать любые возможности для возобновления своей издательской деятельности, ставшей теперь главным делом его жизни.
Копенгаген
Не забывал Копиевский, конечно, и о своих прежних тесных связях с русским правительством, рассчитывая получить от него хоть какую-то поддержку. В ноябре 1702 года по приглашению русского посла в Дании А. П. Измайлова, с которым летом встречался в Берлине, он переезжает из Берлина в Копенгаген. Однако этот переезд не оправдал его ожиданий: кроме переводов, платы за которые ему едва хватало на жизнь, никакой помощи от русских в Дании он не получил.
Между тем интерес к Копиевскому как издателю славянских книг не угасал со стороны иностранных лингвистов и богословов евангельско-пиетистского направления. Одним из них был шведский ученый и дипломат Юхан Спарвенфельд, рассчитывавший с его помощью издать латинско-русский словарь, работе над которым он посвятил долгие годы и который считал главным трудом своей жизни407. Другим известным ученым, заинтересованным в использовании русской типографии Копиевского, был автор вышедшей в 1696 году в Оксфорде первой грамматики русского языка Генрих Лудольф408. Последний был хорошо осведомлен не только о книгах Копиевского, но и о его переговорах со шведами об издании словаря Спарвенфельда. Об этих переговорах в 1703 году он подробно сообщал в письме лектору «Конгрегации евангелизации народов» в Риме Ивану Пастричу (Ivan Paštrić, Iohannes Pastritius, Giovanni Pastrizio), допуская возможность переезда ученого «белоруса» в Швецию:
Славянский словарь Спарвенфельда не был напечатан в Амстердаме, как предполагалось: некий Илья Копиевич, белорус, напечатал в Амстердаме по царской привилегии различные русские книги и, между прочим, русско-латинскую грамматику, предназначенную для обучения латинскому языку русских. Доктор Бергиус, генеральный суперинтендант Ливонии в Риге, ведет переговоры с упомянутым Копиевичем о переезде его со своей типографией в Швецию для печатания словаря Спарвенфельда за счет короля409.
Внимание Лудольфа к Копиевскому было связано, однако, не со словарем Спарвенфельда, а с новой волной интереса немецких пиетистов к изданию религиозной литературы на русском языке. Этот интерес теперь инициировал их признанный глава – знаменитый богослов и педагог, профессор университета в Галле Август Франке. Имея обширные связи среди своих единомышленников в Европе, он вел переписку со многими из них в разных странах, включая Россию. В частности, среди его корреспондентов были пастор Глюк и его преемник Иоганн Паус, информировавшие Франке о событиях, происходивших в Москве410.
По свидетельству Копиевского, в 1702 году Франке встречался с ним в Берлине для обсуждения возможностей их будущего сотрудничества411. Через полтора года их переговоры возобновились в Копенгагене при посредничестве находившегося там Лудольфа. 15 февраля 1704 года, явно с его подачи, Копиевский направляет Франке письмо с выражением готовности приступить к изданию русских книг в Галле412. Из содержания этого письма следует, что к тому времени «типография» Копиевского уже находилась в Копенгагене, однако за нее ему еще оставалось выплатить значительную сумму – 100 империалов (1000 рублей). Извещая Франке об этом обременении, Копиевский просил его «измыслить пути, способы и средства для высвобождения типографии». Судя по сказанному в письме дальше, его финансовое положение в это время действительно было критическим. Он пишет, что готов отправиться в Галле, однако лишь при условии, что его снабдят «хоть какими-нибудь средствами на путешествие». И следом сетует на тягостные условия жизни в Копенгагене: «Что касается меня самого, то я сижу как в клетке, прельщенный господином московским послом многими посулами, однако начисто покинутый»413.
Спустя четыре дня, 19 февраля, Лудольф информировал Франке о подробностях своих переговоров с Копиевским. Он подтверждал его намерение отправиться в Галле и указывал сумму, которую Франке будет достаточно заплатить ему за славянские шрифты – 100 талеров. Из письма Лудольфа также следовало, что из‑за неуступчивости Копиевского их переговоры шли очень непросто.
До Галле Копиевский, видимо, так и не доехал, однако сделка с Франке все же была заключена: он, как и предлагал Лудольф, продал ему центнер своих шрифтов414. Это, безусловно, существенно улучшило материальное положение Копиевского, однако не оправдало его ожиданий в целом: от сотрудничества с Франке он рассчитывал получить гораздо больше. В упомянутом раньше письме от 15 февраля 1704 года он предлагал ему не славянские шрифты, а свои услуги типографа и издателя, в том числе и собственных сочинений: «Итак, – писал он, – если вам, почтеннейшему повелителю, будет благоугодно иметь в Галле московскую типографию заодно со мной и моими рукописями для продолжения сего великого дела, то я буду готов к вашим услугам»415.
Очевидно, что проданные Франке шрифты составляли лишь часть «типографии» Копиевского. Остальную он по-прежнему надеялся использовать для печатания русских книг, в частности для издания латинско-русского словаря Спарвенфельда в Швеции. Как мы уже знаем из письма Лудольфа Пастричу, посредником в переговорах с Копиевским об этом выступал магистр философии Николай Бергиус, автор вышедшего в Стокгольме в 1704 году описания религии московитов и бывший лифляндский суперинтендант416. Обсуждение условий соответствующего соглашения велось не один год и, к несчастью для Копиевского, снова находившегося в бедственном материальном положении, окончились безрезультатно. Прерваны они были, по-видимому, не из‑за его неуступчивости, а по каким-то политическим причинам, скорее всего, связанным с активизацией военных действий между Швецией и Россией417.
Гданьск
Из Дании Копиевский перебрался на север Польши, в Гданьск. Почему именно туда? Очень похоже, что из‑за родственных связей с кем-то из местных жителей, а также из‑за неожиданного интереса, проявленного к изданию русских календарей профессором математики Торуньской гимназии протестантского вероисповедания Павлом Патером418. Чтобы получить у короля Речи Посполитой Августа II необходимую для их печатания привилегию, 23 января 1703 года Патер обратился с соответствующим прошением к бургомистру Торуни. В прошении помимо прочего говорилось, что единственная в Европе русская типография находится в Амстердаме и что ее возглавляет Ян Копиевич (вместо Ильи Патер ошибочно назвал имя его племянника). Вскоре Патер перебрался в Гданьск, куда приехал и Копиевский, однако печатание русских календарей в Польше в силу разных обстоятельств так и не состоялось419.
Прибыл Копиевский в Гданьск, скорее всего, в середине 1705 года, где и решил возобновить издание обещанных ранее Петру русских книг. Об этом его намерении свидетельствует уже упомянутая челобитная, отправленная им царю в декабре того же года. Содержание ее включает три темы: 1) жалобу на «побравшего» его де Ионга, из‑за которого он лишился более тринадцати тысяч гульденов и своей «печатни», а также просьбу ее «освободить» и взыскать с обидчика полную сумму нанесенного им ущерба; 2) «милостиво принять» книгу Деграфа (судя по всему, она была отправлена Петру вместе с челобитной); 3) издать указ о праве Копиевского продавать его книги в России, выдав ему соответствующую «грамоту с прочетом» (то есть подлежащую оглашению привилегию наподобие выданной раньше Тессингу).
Приведу дальше текст этой челобитной целиком:
Великому Государю царю и Великому князю Петру Алексеевичю, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу.
Бьет челом Вашему Преосвященному царскому величеству труждающыися в написании и печатовании всяких полезных книг великоросийскому Вашего Великодержавнейшаго Царского Величества государству Илья Копиевский. Жалоба мне, Великии Государь, на Ивана Кобеля, жителя амстеродамского Юнга прозвищем, который мя зело обидил и опечалил, паче тесингова, денги мои побрал, боле тринадесяти тысящей гулденов голанских. Сверх того и печатню мою насильем задержал, сотвориши же препятие и остановку в печатании книг, меня в конец разорил, а я трудившися лет четыри сряду днем и нощию, и свое все потерял. Ныне же имея книг боле десяти написанных, не имам чим в печать издавать, разширения ради великия славы Вашего Преосвященнаго Царскаго Величества, до зела убо обнищах и одолжися, наипаче же на строение новыя печатни. Милосердный Великии Государь Царь и Великий князь Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, помяни мя и пожалуй всеусердно труждавшегося недостойна раба своего, и повели Великии Государь сию книгу морского плавания, по указу Вашего Пресветлейшаго царского величества напечатаную, милостивно приняв, и мою печатню от злочестивых рук освободить, и денги мои на том же Иване доправить [= взыскать] гулденов 13 575, понеже он на всяко лето товары свои посылает к Архангелской пристани. И повели мне Великий Государь за тою многовременною остановкою и злочестивым его препятием свободно в города сию [и] всякия разных свободных наук, и историчныя, и иных славных изобретений книги к лутчему обучению и всякому благоискуству всеросийскому народу Вашего Царскаго высокодер жавнейшаго величества, в городы привозить и продавать безпенно, а в пошлинах, как Ваш, Великаго Государя указ состоится, мне с тех книг платить, и дать мне свои Великаго Государя указ и грамоту с прочетом, Великий Государь, смилуйся.
Челобитчик и недостойный раб
Илья Копиевский420.
Как мы знаем, петровской привилегии «привозить и продавать» книги в России Копиевский не получил. Скорее всего, не получил он и какой-либо компенсации за ущерб, который ему якобы нанес де Ионг. Однако надежды на успех своих трудов он не потерял и руки не опустил, целиком отдавшись осуществлению своего нового проекта – составлению русской грамматики для иностранцев. Работа над книгой заняла у него несколько месяцев, и в марте 1706 года ее рукопись уже была подготовлена им к печати. Скорее всего, Копиевский сначала рассчитывал издать ее в Гданьске, однако сделать это у него не получилось в силу политических обстоятельств. Поскольку шведские войска находились недалеко от города, гданьский магистрат запретил печатать в городских типографиях книгу, включавшую посвящение Петру. Издать же ее своим «друком» Копиевский не мог, поскольку для книги требовался также латинский шрифт, которого у него не было. В итоге издателя удалось найти только в близлежащем Штольценберге, на который не распространялась юрисдикция городских властей Гданьска. Там, в мало кому известной типографии Христиана Филиппа Гольца, «Руковедение в грамматыку» и вышло421. Поскольку основной текст книги был латинским, Копиевский мог рассчитывать, что разрешение Петра на ее продажу в России будет им получено. Возможно даже, что он получил его от царя заранее в устной форме через кого-то из его приближенных еще до начала работы над ней (как и в случае с Латинской грамматикой и переводом сочинения Деграфа, о которых говорилось раньше).