Скажу еще два слова о самих этих книгах. Пытаясь осмыслить их содержание как посредников в трансляции европейских знаний в Россию, я постоянно сталкивался с массой вопросов лингвистического характера: в этих книгах было слишком много темных мест и диковинных слов. Помимо архаичного синтаксиса, особые затруднения вызывало обилие латинизмов, грецизмов, полонизмов, к которым иногда примешивались еще и причудливые неологизмы. Причем при разборе этих странных текстов меня не оставляло ощущение, что эти трудности были не только моими – похоже, рассказывать русским людям о европейских научных знаниях в то время было вообще непросто.
Безусловно, с самого начала мое особое внимание привлекла фигура автора «Введения краткого» Ильи Копиевского. Тем более что, как скоро выяснилось, он был также автором-составителем-переводчиком всех других «ученых» книг, изданных в Амстердаме. Кто был этот человек? Почему и как он занял место главного исполнителя воли русского царя? Как ему удалось за сравнительно короткий срок подготовить и издать целую серию русских учебников? Какие трудности он встречал в своей работе и как с ними справлялся? Должен признаться, что его биография оказалась настолько необычной, что мне захотелось узнать о ней как можно больше подробностей.
Не могу еще не добавить, что в процессе работы над книгой меня постоянно преследовала фраза британского писателя Лесли Поулса Хартли, с которой начинается его роман «Посредник». Ее первую часть любят цитировать историки: «Прошлое – чужая страна». Однако у Хартли есть и ее продолжение, еще больше подчеркивающее инаковость прошлого: «…они там всё делают по-другому»3. Неожиданно открывшийся мне мир людей, трудами которых в конце XVII – начале XVIII века создавались первые русские научные книги, был, с одной стороны, похож, а с другой – разительно не похож на наш сегодняшний.
Но как рассказывать читателям о своих поисках и находках? С самого начала нужно было ответить на вопрос о предмете моего исследования. Это история петровских культурных реформ? История русской книги? История знаний? История деятельности Копиевского и других участников амстердамского издательского проекта? История появления русского научного языка? История перевода? Микроистория? У меня получалось все это сразу. Какая-то смесь из осколков прошлого, в которой перепутались разные темы, исторические сюжеты и ракурсы их рассмотрения. Но все же в итоге предмет и способ моих поисков приобрели более-менее ясные очертания – надеюсь, читатели книги с этим согласятся. Получился рассказ в жанре микроистории, сегодня, как и десятилетия назад, рождающем множество разнообразных определений4. На мой взгляд, он вполне укладывается в рамки одного из них, лаконично сформулированного американским историком Чарльзом Джойнером. Микроистория, уверял он, призвана задавать «большие вопросы на небольшом пространстве»5.
Увы, получить ясный ответ на естественно возникающий «большой вопрос» о месте и роли изданий Копиевского-Тессинга в реформах русской культуры петровского времени я так и не смог. Поэтому часто повторяющуюся дальше фразу «прибыток для славянороссийского народа» не следует понимать как указание на их исключительную историческую значимость. Это всего лишь отсылка к грамоте Петра Тессингу, в которой царь определял цель своего начинания: «ко общей народной пользе и прибытку, и ко обучению всяких художеств и ведению»6.
Должен еще охотно признать, что появлением этой работы я обязан очень многим людям. В первую очередь моим друзьям и коллегам, специалистам по русской истории XVII–XVIII веков. Без их щедрой и разнообразной помощи осмыслить этот новый материал мне ни за что бы не удалось. Имена многих из этих людей и мои благодарности им читатели увидят дальше в отдельных главах и разделах. Однако одно имя я все же должен назвать уже здесь. На протяжении всех лет работы мне постоянно помогали не только профессиональные советы, но и дружеская поддержка Ольги Евгеньевны Кошелевой. Ее огромный опыт изучения документов петровского времени и ее многочисленные критические (но неизменно доброжелательные) замечания служили для меня бесценным руководством.
Считаю также своим долгом выразить благодарность НИУ ВШЭ, моему университету, который не раз предоставлял мне разнообразные возможности для знакомства с материалами российских и зарубежных библиотек, архивов и музеев, а также для обсуждения отдельных сюжетов этой книги на конференциях. Впрочем, здесь нельзя не добавить, что результатом этой поддержки моих поездок были не только новые знания, но и новые впечатления, которые служили важным стимулом для продолжения работы. Трудно передать ощущения, когда в городском архиве Амстердама я увидел оригинал петровской грамоты Тессингу. Или, когда после долгих поисков в застроенном высотными домами новом микрорайоне Минска все-таки добрался до заснеженной улицы Копиевича.
Введение
…История служит для того, чтобы показать, что то-что-существует не существовало вечно; т. е. что вещи, кажущиеся нам наиболее очевидными, всегда возникают в результате стечения противоречий и случайностей в ходе непредсказуемой и преходящей истории.
Мы привыкли, что научные знания получают преимущественно из печатных изданий. Теперь, правда, ситуация изменилась: многие печатные книги и журналы переведены в цифровой формат и доступны онлайн или даже вообще публикуются только в электронном виде. Стремительно расширившийся и продолжающий быстро расширяться доступ к миру науки открывает невиданные ранее возможности для сотен миллионов читателей, где бы они ни находились. Неудивительно, что в этом информационном цунами мы редко задаемся вопросом о том, какие знания были доступны нашим предкам в старых бумажных медиа. Например, какие научные книги были первыми для русских читателей и какие сведения они содержали. Еще реже – как эти книги составлялись, печатались и каким образом к ним попадали. Бесспорно, что началом русского научного книгоиздания мы обязаны Петру, который «в Европу прорубил окно», через которое они и начали к нам проникать. Но кто именно и как создавал тогда книги на русском языке, что они собой представляли и кем читались?
Перенос и перевод
Перенос
Историки охотно признают, что распространение научных знаний было важной частью петровского проекта модернизации России. В этой связи они часто упоминают адресованный Петру план Готфрида Лейбница, высоко ценившего пытливый ум и открытость русского царя. Первый набросок этого плана был изложен немецким ученым в записке 1697 года на французском языке. Представляя его, он использовал понятие «пересадки» (transplanter) научного знания на новую почву наподобие пересадки растений8. Почти десять лет спустя в «Записке» на ту же тему, составленной теперь на немецком языке, Лейбниц предлагал Петру более подробный вариант своего плана. Теперь он говорил о «введении» (Einführung) «наук и художеств» в России, которое должно было состоять из двух этапов: «переноса» (Beibringung) и последующего «возделывания» (Fortpflanzung)9. На первом из них, считал Лейбниц, главную роль должны играть люди, хорошо разбирающиеся в науках (Leute die sie wohl verstehen), и научные книги (Bühern)10. О последних он говорит особенно подробно. «Ученые» книги, по его мнению, должны составить библиотеку, включающую издания по всем важнейшим областям научных знаний: от математики до истории. В большинстве своем эти книги должны быть на латыни, хотя в России, добавлял он, стоит также иметь «хорошие сочинения на немецком, английском, голландском, французском и итальянском языках»11.
Перенос, перевод, книги
Многие из изложенных в этих записках предложений знаменитого ученого не были, конечно, откровениями для Петра. Мы знаем, что «перенос» научных знаний он начал осуществлять уже в самом начале своего царствования, приглашая в Россию из европейских стран инженеров, архитекторов, кораблестроителей, военных, мореплавателей. Не вызывает сомнений, что молодой Петр прекрасно понимал и особую роль, которую должна сыграть печатная книга в строительстве новой России. Однако, в отличие от Лейбница, он считал, что главным способом просвещения его подданных должно стать не собрание библиотеки на иностранных языках, а печатание сочинений европейских авторов в русских переводах. И книгоиздательская политика Петра, в результате которой на русском языке впервые появились тысячи томов «ученых» книг, является лучшим тому свидетельством12. Очевидно, что важнейшим инструментом переноса научных знаний в этом случае был письменный перевод. Так массово издававшиеся труды европейских ученых положили начало процессу складывания русского языка науки.
Книги рукописные и печатные
Перенос европейских научных знаний в Россию начался, конечно, не с Петра, и происходил он не только через печатные, но и через рукописные переводы. Русским читателям были доступны сотни названий этих переводов, имевших широкое хождение параллельно с печатными книгами вплоть до начала XIX века13. Этот параллелизм обычно объясняют двумя причинами. Прежде всего тем, что, несмотря на стремительный рост объема типографской продукции, ее репертуар не мог удовлетворить все многообразие запросов читателей. Соответственно, многочисленные лакуны в самых разных областях знаний восполняла рукописная книга (от историй о разорении Трои до азбуковников, арифметик и травников). Широкое хождение в России рукописных книг исследователи объясняют также тем, что они обходились покупателям сравнительно дешево14.
И все же с первых десятилетий XVIII века, несмотря на продолжение практики «списывания» книг, основные тенденции в распространении европейских научных знаний в российском обществе стали определять книги печатные. Именно они сыграли решающую роль в реформировании русской культуры, происходившем на протяжении всего XVIII века15. Помимо массовых тиражей печатных книг, этому способствовало еще одно их важное преимущество перед книгами рукописными – унифицированное содержание16. Типографский станок, в отличие от копииста, не мог «улучшить» исходный текст, внести в него сокращения, исправления, добавления, поменять расположение материала и т. д.
Два этапа публикации ученых трудов
Петровский издательско-просветительский проект отчетливо распадается на два этапа: иностранный и российский. На первом – русские книги светского содержания издавались за рубежом (почти все в Амстердаме), на втором – в России, созданным специально для них новым «гражданским» шрифтом. Дальше речь пойдет в основном о первом этапе, гораздо менее изученном. О втором вкратце будет сказано в эпилоге, где он рассматривается в связи с двумя темами: «Петр-переводчик» и «трудности складывания русского научного языка».