Репертуар учебной литературы допетровского времени
Революционный характер амстердамского издательского проекта Петра особенно отчетливо виден при знакомстве с репертуаром печатной продукции, доступной русским читателям того времени.
До начала XVIII века подавляющее большинство изданий учебного характера в России составляли книги религиозного содержания. Это были почти исключительно вышедшие в Москве пособия по церковнославянскому языку, в первую очередь предназначенные для обучения чтению богослужебных книг (и в меньшей степени – письму). Эти азбуки, буквари, грамматики включали молитвы, краткие пересказы житий святых, извлечения из книг Библии, символы веры, перечни грехов и добродетелей, отрывки из сочинений иерархов восточной церкви. Такого рода учебная литература не была рассчитана на то, чтобы обучающиеся по ней языку читали книги светского и тем более научного содержания. О религиозном характере и соответствующем предназначении этих учебников недвусмысленно свидетельствуют их названия: «[Азбука] Началное учение человеком, хотящим разумети божественного писания» (1634, 1637); Мелетий (Смотрицкий) «Грамматики славенския правилное Синтагма» (1648) (1‑е изд. – Евье, 1619); «Букварь языка славенска, сиречь начало учения детем, хотящым учитися чтению писаний» (1657, 1664); «Букварь языка славенска, писаний чтения учитися хотящым» (1667, 1669); Симеон Полоцкий «Букварь языка славенска, сиречь начало учения детем, хотящым учитися чтению писаний» (1679); «[Букварь языка славенска (Азбука с орацией)]» (1679); Карион Истомин «Букварь славенороссийских писмен уставных и скорописных, греческих же латинских и полских, со образованми вещей, и со нравоучителными стихами» (1694); [Карион Истомин] «Букварь языка славенска хотящым детем учитися чтения писаний начало всех писмен достолепное начертание: К сему и иныя главизны потребныя во обучении должности христианския с душеспасителною ползою» (1696)64. Из всех изданий Московского печатного двора к книгам собственно светского содержания относились только две: учебник военного дела и свод законов Русского царства65. Помимо московских, российским читателям XVII века были также в какой-то мере доступны книги, выходившие в типографиях Юго-Западной Руси. Однако поскольку подавляющее их большинство также составляла богослужебная литература, они не меняли общей картины. Единственным исключением здесь был «Синопсис» Иннокентия Гизеля, впервые напечатанный в типографии Киево-Печерской лавры в 1674 году и до начала XVIII века переиздававшийся там же как минимум дважды66.
Книги Копиевского
Список Очевидно, что издание в конце XVII – начале XVIII века по указу Петра серии светских учебных книг открыло новую страницу не только в истории русского книгопечатания, но и в истории русской культуры в целом. Эти одиннадцать книг, составленные и/или переведенные Ильей Копиевским, представлены дальше списком, включающим их краткие библиографические описания. Десять из них были изданы им в Амстердаме (в том числе семь в типографии Тессинга) и одна – в польском Штольценберге. Все они, кроме панегирика на взятие Азова (№ 9), самым непосредственным образом преследовали образовательные цели. Не исключением в данном случае является и перевод басен Эзопа (№ 6) – на учебное предназначение книги указывают и двуязычность издания, и нравоучительный характер сочинения древнегреческого автора.
1. Учебник всеобщей истории: Копиевский И. Ф. Введение краткое во всякую историю по чину историчному от создания мира ясно и совершенно списанное. Амстердам: Тип. Ивана Андреева Тесинга, 10 апреля 1699. 70 с.
2. Учебник арифметики: Копиевский И. Ф. Краткое и полезное руковедение во аритметику. Амстердам: Тип. Ивана Андреева Тессинга, 15 апреля 1699. 48 с.
3. Учебник астрономии: Копиевский И. Ф. Уготование и толкование ясное и зело изрядное, краснообразнаго поверстания кругов небесных. Амстердам: Тип. Ивана Андреева Тессинга, 1699. 41 с.
4–5. 2 трехъязычных тематических словаря67: Копиевский И. Ф. Номенклатор, на русском, латинском и немецком языке. Амстердам: Типография Яна Тесинга, 1700. 127 с.; Копиевский И. Ф. Номенклатор на русском, латинском и голландском языках. Амстердам: Типография Яна Тессинга, 1700. 127 с.
6. Басни Эзопа на латинском и русском языках в переводе Копиевского и с его толкованиями. В приложении – перевод древнегреческой пародийной поэмой «Батрахомиомахия»: Притчи Эзоповы. Амстердам: Тип. Ивана Андреева Тесинга, 1700. 148 с.
7. Сокращенный перевод трактата о военном искусстве византийского императора Льва VI Мудрого с приложением отрывков из Institutorum Rei Militaris Libri VIII Шимона Старовольского и сочинений других авторов: Лев VI Мудрый или Философ. Краткое собрание показующее дел воинских обучение. Амстердам: Тип. Ивана Андреева Тессинга, 1 января 1700. 166 с.
8. Учебник латинского языка: Копиевский И. Ф. Latina grammatica in usum scholarum celeberrimae gentis sclavonico-rosseanae adornata. Амстердам: Тип. Копиевского, 1700. 500 с.
9. Панегирик на взятие Азова: Копиевский И. Ф. Слава торжеств и знамен побед/Gloria triumphorum & trophaeorum. Амстердам, 12 октября 1700. 32 с.
10. Перевод голландского руководства по навигации: Деграф А. Книга учащая Морского Плавания. Амстердам: Печ. Авраам Бреман, 24 ноября 1701. 147 с.
11. Учебник русского языка для иностранцев: Копиевский И. Ф. Руковедение в грамматыку, во слаяноросийскую или Московскую/Manductio in grammaticam, in Sclavonico Rosseanam seu Moscoviticam. Штольценберг: Печ. Ф. Гольциус, 1706. 80 с.
Тиражи и права собственности Дошедшие до нас сведения о тиражах этих книг отрывочны и противоречивы. Первое по времени документальное свидетельство о них относится к учебнику арифметики и принадлежит самому Копиевскому. Оно содержится в его жалобе Петру на обман, совершенный двумя русскими приказчиками, находившимися тогда в Амстердаме. Жалобу Копиевский завершает подсчетом нанесенного ему ущерба и нижайшей просьбой к царю его возместить. В публикации П. П. Пекарского документ не датирован, но из его содержания ясно, что он был составлен в 1699 году.
Как и другие книги, напечатанные по петровскому указу в типографии Тессинга, «Аритметика» должна была отправляться сначала в Архангельск, а затем распространяться по всей России. Однако по утверждению Копиевского, она была издана не на средства купца, а на его собственные по заказу двух приказчиков, братьев Василия Филатьевича и Алексея Филатьевича Остафьевых: «[Василий и Алексей] просили меня, чтоб я написал какую книгу полезную и дал напечатать сколико тысящей, а они обещались поплатить. И я, написав зело полезную книгу цыфирную с притчами, дал напечатать книг 3350. А они меня в том прельстили и книг не хотели взять, а мне убыток великий соделали»68.
Дальше Копиевский рассказывает, что дело попытался исправить старший приказчик Михайло Иванов, пожелавший получить тираж книги и оплатить Копиевскому его расходы. Однако этому помешал другой приказчик, Ивашка Федоров, заявивший, что в Архангельск он ехать не собирается и потому книги доставить туда не сможет (хотя на самом деле вскоре туда отправился). Однако, по словам Копиевского, тираж «Аритметики» в Россию все же был отправлен благодаря двум голландским купцам: «И тако по совету Ивана Андреева Тессинга и Ивана Иевлева Молодого послал я книги те к Москве к Логвину Логвинову»69. Заканчивается челобитная нижайшей просьбой Копиевского к царю возместить понесенные им убытки на издание «Аритметики» с указанием стоимости одного экземпляра и общей суммы: «Милосердный, пресветлейший и великий государь! Умилосердися надо мною, пожалуй меня, холопа своего: повели им книги мои поплатить и убытки мои на них доправити: по два алтыну точию книга всякая, то соделает тысящо гульденов с лишком 95 гульденов за дом. Змилуйся и проч.»70
Из семи человек, названных здесь Копиевским, я могу точно установить только двух: Яна Тессинга («Иван Андреев Тессинг») и Яна де Ионга («Иван Иевлев Молодой»). Последний – амстердамский купец, партнер Тессинга и в будущем компаньон Копиевского (о нем будет сказано подробно в четвертой главе). Кто такой «Логвин Логвинов» установить трудно, однако не исключено, что это был один из русских купцов, известных в то время ведением торговли с голландцами71. Как бы то ни было, но из сказанного здесь Копиевским следует, что 3350 экземпляров «Аритметики» были изданы им в типографии Тессинга за его собственный счет, что каждая книга стоила ему два алтына, а весть тираж – 95 гульденов. Долгое время это были единственные документальные сведения о тиражах амстердамских изданий и расходах на их печатание, известные исследователям.
Новые данные о тираже «Аритметики» и еще двух книг, напечатанных Копиевским в Амстердаме, мне удалось обнаружить в одном из писем Яна де Ионга Федору Головину от февраля 1705 года72. Прежде чем перейти к рассмотрению его содержания, следует иметь в виду, что ко времени его написания де Ионг уже давно разорвал всякие отношения с Копиевским и находился с ним в состоянии открытой вражды. Нужно также помнить о словах Копиевского в челобитной Петру о том, что в 1699 году он был с де Ионгом знаком и что тот вместе с Тессингом содействовал отправке «Аритметики» в Россию. О прежнем сотрудничестве Копиевского с де Ионгом свидетельствовала 19 октября 1715 года и вдова Копиевского Марья в Посольском приказе. Рассказывая о книгах покойного, она назвала имена людей, через которых его книги попадали к русским читателям. По ее словам, эти люди ее мужа обманули, поскольку не вернули ему стоимость изданий, которые он напечатал за собственные средства, среди же этих обманщиков она называет и Яна де Ионга («Юнка Эвода»): «А в Амстердаме книги на словенском и галанском языках печатал и заводил он, Илья, своим коштом. И те книги высылал в город на кораблях таварищ ево Юнк Эвод»73.
Итак, обратимся теперь к содержанию обнаруженного документа. Какие книги называет де Ионг, зачем пишет о них Головину, что говорит об их тиражах и насколько достоверными можно считать сообщаемые им сведения? Начнем разбираться с этим со второго вопроса.
Очевидно, что письмо Ионга – это просьба к высокопоставленному сановнику помочь в ускорении продаж книг в России. Причем он утверждает, что эти книги принадлежат ему. Суть своей просьбы он разъясняет следующим образом: «Такожде при сем приложил роспись всех моих книг, которые многочисленно у моих друзей на Москве и у Города [Архангельска] к моему великому убытку обретаютца. Зело б аз счастлив был, аще бы оные от великие бы лица представлены были, дабы хотя отчасти за кои великие убытки возврат получить, которое (sic!) Боже всемилостиво подай»74.
Приложение к письму со списком книг имеет выразительное заглавие: «Роспись всем книгам, которые здесь с великими убытками трудами работою на русском языке печатаны и на Москве не проданы»75. Помимо «Аритметики», в списке названы две другие книги, вышедшие в типографии, созданной Копиевским после его ухода от Тессинга: латинская грамматика и панегирик на взятие Азова76.
Приведу здесь эту «роспись», включающую тиражи трех изданий Копиевского целиком:
В 1699‑м го послал книжицу имянуемую де аритметику, суще оная зело потребна по искуству цыфири, напечатано их 2700 книг.
В 1700‑м и 1701‑м году напечатана и послана книжица имянуемая Глория триумфорум и трофеорум или Слава торжеств и знамя побед Пресветлейшаго Августейшаго державнейшаго и непобедимейшаго Великого Государя царя и великого князя Петра Алексеевича всеа великия и малые и белыя Росии самодержца, всех их напечатано 5000 книг.
Еще в 1701‑м году напечатано 350 изрядных книг именуемыя Латинская грамматика77.
После этого списка де Ионг повторяет свою просьбу о содействии в распространении названных им книг в России:
Все помянутыя 8000 книг зело мне много денег стали, как сие лехко разсудити удобно. А ничему иному, что не для пользы Его царского величества подданныя сочинены. И почитай я весма от того разорился.
И тако доходит всепокорнейшее прошение дабы помянутыя книги по лутчей мере представить, чтоб мне за те великие убытки награждение возможно получить. Во уповании пребываю ежели от Вашего высокографского превосходителства то произойдет78.
Рассмотрим теперь подробнее эти сведения о тиражах книг и правах собственности на них. Здесь, конечно, первым возникает вопрос, почему де Ионг называет «Аритметику» своей. Из содержания процитированной выше челобитной Копиевского Петру следует, что отправка книги в Россию произошла еще во время его сотрудничества с Тессингом и что де Ионг принимал в ней участие (можно предположить, что и в делах типографии Тессинга тоже). Не выкупил ли он у Копиевского 2700 экземпляров его книги? Скорее всего, уже после того, как тот отправил Петру свою челобитную.
Как бы то ни было, но письмо де Ионга позволяет с большой долей вероятности утверждать, что в Россию 2700 экземпляров «Аритметики» были доставлены. Такое заключение можно сделать исходя из содержания петровской привилегии Тессингу, по которой с ввезенных в Россию книг в Архангельске требовалось уплачивать пошлину «по осьми денег с рубля»79. Поскольку название и количество каждой из ввезенных книг фиксировалось в соответствующих таможенных документах, де Ионг вряд ли осмелился бы его исказить.
Сделанное предположение о выкупе де Ионгом тиража «Аритметики» (или его части) подтверждает приобретение купцом у Копиевского второй книги из приведенной «росписи» – «Латинской грамматики». Об этой его сделке свидетельствует челобитная де Ионга Петру от 4 августа 1700 года, написанная рукою Копиевского. В ней кроме прочего сказано: «такожде [прикладаю] и грамматыку латинскую с толкованием на славенско-российский язык, которую я купил зде у того человека, который сам ю издаде»80. То есть практика покупки де Ионгом изданий Копиевского в годы их сотрудничества существовала.
Что касается третьей книги из списка, панегирика на взятие Азова, то никаких сведений о ее выкупе де Ионгом у Копиевского мне разыскать не удалось. Вполне можно допустить, что в этом случае по условиям заключенного контракта свои права автора и издателя Копиевский сразу передавал купцу. Впрочем, не исключено, что дело с правами собственности на эту и две другие книги, названные раньше, было более запутанным. Во всяком случае, в 1710 году, уже живя в Москве, Копиевский жаловался Петру на то, что его книги продаются здесь без его ведома и согласия81.
Но вернемся к тиражам книг. 5000 экземпляров стихов Копиевского «Слава торжеств и знамен побед» выглядят тиражом исключительным даже в сравнении с тиражами богослужебной литературы и букварей, которые пользовались в России особым спросом. К тому же число сохранившихся экземпляров панегирика на взятие Азова, как будет показано дальше в этой главе, удивительно мало – всего 6. Впрочем, большая часть тиража «Славы торжеств» вполне могла быть не распродана или даже уничтожена в силу изменившихся исторических обстоятельств (как известно, после неудачного похода русской армии по условиям Прутского мирного договора 1711 года Азов снова отошел к Османской империи).
Что касается указанного де Ионгом в перечне «своих» книг тиража Латинской грамматики в 350 экземпляров, то это, скорее всего, лишь его часть, выкупленная купцом у Копиевского и привезенная им в Архангельск. Такое заключение можно сделать исходя из того, что в начале XVIII века книга была хорошо известна в России и дошла до нас в количестве по крайней мере 24 экземпляров. К тому же мы знаем, что 17 сентября 1700 года Копиевский получил привилегию Республики Соединенных провинций на продажу этой книги в Голландии и Вестфалии и на ее основании мог напечатать этот учебник практически любым тиражом82.
Итак, что нового мы узнаем из этого письма де Ионга Головину 1705 года? Три названные им книги Копиевского в Россию были доставлены в количестве 2700, 5000, 350 экземпляров соответственно. Причем не исключено, что до российских читателей их дошло больше, поскольку де Ионг указал только то их количество, на которое претендовал в качестве собственника.
Какие-то издания еще? Некоторые исследователи считают, что по петровскому указу, помимо перечисленных выше одиннадцати книг Копиевского, им могли быть изданы и другие, до нас не дошедшие83. Насколько такое мнение обоснованно? Известно, что Копиевский составил и напечатал три списка названий своих книг84. Первый, на русском и латинском языках, был приложен к его челобитной Петру от 18 декабря 1699 года; второй, также двуязычный, он включил в изданную им в следующем году Latina grammatica; третий, содержащий только латинские названия, он поместил в конце «Руковедения в грамматыку» 1706 года85. Каждый из этих списков он разделял на три части: 1) книги изданные, 2) находящиеся в работе и 3) планируемые к изданию. Поскольку некоторые названия книг, которые обозначены в них как изданные, в библиографиях и библиотечных каталогах отсутствуют, историками прошлых лет был сделан вывод о том, что они не сохранились. Однако сегодня, после того как была проделана скрупулезная работа по выявлению книг петровского времени, этот вывод выглядит малоубедительно. Скорее, есть основания полагать, что Копиевский, публикуя эти списки, выдавал желаемое за действительное, то есть назвал изданными те книги, которые он только готовил к печати.
Некоторыми исследователями высказывались также предположения о том, что Копиевский принимал участие в подготовке по крайней мере двух дошедших до нас книг, не вошедших ни в один из трех списков. Впрочем, никаких убедительных аргументов в пользу этого ими снова не приводится. Первая из этих книг – изданные в 1702 году наследниками Тессинга «Святцы или календарь», включавшие также фрагменты текста на немецком86. Вторая – это хорошо известный историкам книги сборник Даниэля де Ла Фея, напечатанный по указу Петра в 1705 году в Амстердаме и получивший русское название «Символы и эмблемата»87. Помимо названия, это издание включало пояснения на русском языке, частично напечатанные шрифтами, которыми раньше издавались книги Тессинга и Копиевского88. Может ли последнее быть основанием для признания участия обоих в работе над ней? На мой взгляд, такое предположение выглядит малоубедительным по крайней мере по трем причинам. Во-первых, к 1705 году Тессинга уже четыре года не было в живых, а Копиевский жил не в Амстердаме, а в Гданьске. Во-вторых, людей, знающих русский язык, в Голландии в то время уже было предостаточно, и издатель «Символов и эмблемат» вполне мог найти кого-то для составления русских разъяснений к эмблемам. Наконец, как уже отмечалось раньше, славянские шрифты, использовавшиеся в типографиях Тессинга и Копиевского, имелись в Амстердаме еще до приезда туда Петра.
Одно из упоминавшихся выше писем Яна де Ионга Головину 1705 года содержит не только любопытные сведения об истории появления этого амстердамского издания в России, но и позволяет строить новые догадки о ее происхождении. Однако прежде, чем перейти к содержанию этого документа, будет уместно сказать несколько слов об особенностях русской версии «Символов и эмблемат».
Текст в этой роскошно изданной и книге с 840 гравюрами минимален и состоит исключительно из пояснений к изображениям эмблем на восьми языках: русском, латинском, французском, итальянском, испанском, голландском, английском и немецком. Если не считать гравюру с изображением Петра на фронтисписе, оттиснутое под ним русское название книги, воспроизведение этого названия на латинском языке на титульном листе и русские пояснения к эмблемам, то она практически целиком воспроизводит два первых издания труда де Ла Фея89. На титульном листе инициатором публикации книги называется Петр I, здесь же приводится имя ее печатника, амстердамского издателя Хендрика Ветстейна (Hendrik Wetstein, 1649–1726).
Хотя эта русская версия сборника де Ла Фея уже давно известна российским историкам книги, геральдистам и искусствоведам, документов о его создании и появлении в России известно немного. Из этих документов следует, что напечатана она была тиражом не менее 800 экземпляров, 755 из которых не позднее середины 1706 года были доставлены в Посольский приказ, где и оставались забытыми целых тринадцать лет90.
Приведу теперь отрывок из письма де Ионга, который добавляет к истории этой книги новые детали:
Книга Фиоленатская, которая от покойного господина Кинциюса напечатать заказана, приведена уже оная в готовность, дабы на караблях к городу Архангельскому сослать. При сем для любопытности посылаю листок титл, каково<й> аз способствавать учинил, во уповании пребываю, что благо и приятно прочтено будет91.
О ком и о чем здесь идет речь? «Книга Фиоленатская», как нетрудно догадаться, это и есть «Символы и эмблемата» («фиоленатская» – производное от имени ее составителя Daniel de La Feuille ). «Покойный господин Кинциюс» – это умерший в 1703 году голландский купец Аврам (Абрахам) Михайлов Кинсиус (Кинсьюс, Кинтциус), доставлявший почту и посылки из Голландии в Россию92. Таким образом, из текста документа мы узнаем имена двух человек, причастных к изданию «Символов и емблемат»: Аврама Кинсиуса и Яна де Ионга. Причем последний непосредственно занимался отправкой книги в Россию.
Из содержания письма также выходит, что де Ионг каким-то образом участвовал и в составлении ее русского и/или латинского заглавий. Можно предположить, что образцовое латинское заглавие на титульном листе книги было составлено не им, а каким-то более ученым человеком по его заказу, а повторяющее его с ошибками русское, гравированное на фронтисписе книги, – это перевод самого де Ионга. Впрочем, вполне возможно, что ошибки на фронтисписе были допущены не де Ионгом, а гравером.
Как видим, в письме нет даже косвенного намека на причастность Копиевского и Тессинга к созданию «Символов и емблемат». Никаких упоминаний об этой книге нет и в письмах самого Копиевского. В связи с последним уместно задаться вопросом: мог ли этот чрезвычайно честолюбивый человек умолчать о своем участии в работе над таким роскошным изданием, напечатанным по личному распоряжению Петра?
Амстердамские издания в России
Не/популярность Обычно считается, что все (или почти все) книги Копиевского в том или ином количестве были доставлены в Россию, однако не получили здесь широкого распространения и, соответственно, не сыграли заметной роли в петровских образовательных реформах. Исследователи второй половины прошлого века иногда говорили, что сам Петр не был удовлетворен их тематикой и научным содержанием, а также далеким от совершенства русским языком. Некоторые также добавляли, что издание русских книг за рубежом вообще не могло увенчаться успехом93. Т. А. Быкова в целом разделяла эту точку зрения и приводила в ее поддержку два главных аргумента: малоизвестность амстердамских книг в России и их неудовлетворительное научное содержание94. Насколько убедительно выглядят эти аргументы сегодня?
Причиной малоизвестности изданий Копиевского – Тессинга исследовательница называет возможные потери части их тиражей при транспортировке в Архангельск. Поскольку никаких данных в подтверждение этой гипотезы она не приводит, то такое мнение выглядит не слишком убедительно. К тому же мои попытки найти хотя бы косвенные намеки на такие потери и в архивных документах о торговле голландских купцов в России, и в исторической литературе оказались безуспешными95. Что же касается неудовлетворительного содержания этих книг («научной легковесности» и «учебной неполноценности»), то при ближайшем рассмотрении эти суждения также оказываются спорными. В подтверждение их Т. А. Быкова приводит два основных довода. Первый – что «Руковедение во Аритметыку» сильно проигрывало в содержательном отношении «Арифметике» Магницкого96. Второй – что известный педагог петровского времени Эрнст Глюк указывал на многочисленные ошибки «Латинской грамматики»97. Безусловно, в обоих случаях речь действительно идет о недостатках. Однако вряд ли они могли стать причиной невостребованности этих книг в России. Как известно, основательный учебник Магницкого был напечатан лишь спустя четыре года после выхода амстердамской «Аритметыки», которая к тому же предназначалась для начального обучения. Оценить же достоинства или недостатки учебника латинской грамматики русские читатели в большинстве своем вообще не могли, поскольку раньше никаких латинских грамматик просто не видели. В отличие, необходимо добавить, от Эрнста Глюка, обучавшегося в Виттенбергском и Лейпцигском университетах.
Впоследствии к мнению о несущественной роли книг Копиевского – Тессинга в процессе становления научного знания в России историки добавили еще один аргумент: европейским знаниям препятствовали православная ортодоксия и общий традиционалистский характер русской культуры. По мнению Макса Окенфусса, эта характерная особенность российского общества и привела к провалу амстердамского издательского проекта Петра98. Однако такой вывод он основывал исключительно на суждениях отдельных церковных писателей, считая, что по их трудам можно судить о русской культуре петровского времени в целом. Между тем новые исследования убедительно показывают, что культура России петровского времени была далеко не однородной и что значительная часть российского общества конца XVII – начала XVIII века охотно принимала европейские научные знания. В частности, Даниэль Уо в качестве одного из примеров ее гетерогенности указал на ученые занятия хлыновского дьячка Семена Попова, «списавшего», кроме прочих, две книги Копиевского99. Об интересе русских людей к европейским научным знаниям свидетельствуют и многочисленные владельческие записи на печатных экземплярах амстердамских учебников, оставленные дворянами, чиновниками, священнослужителями, торговыми людьми, студентами100.
Наконец, еще одно основание для заключения о малоизвестности этих учебников в России основывается на сведениях библиографов XIX–XX веков. Прежде всего, на подсчетах количества их экземпляров в главных библиотеках СССР и на суждениях составителей старых каталогов русской старопечатной книги. Последние обычно добавляли к описаниям изданий Копиевского – Тессинга пометки вроде «книга чрезвычайно редкая», «встречается очень редко», «книжка очень редкая» и т. п.101 В наши дни к этим пометкам нужно, однако, относиться с осторожностью: теперь мы знаем, что этих изданий сохранилось гораздо больше, чем считалось раньше. К тому же их выявление в собраниях библиотек и музеев все еще продолжается – как в России, так и за рубежом.
И все же, учитывая, что некоторые книги Копиевского печатались значительными по тем временам тиражами, можно согласиться, что до нас их дошло немного. Но здесь нужно помнить о специфических условия их бытования – количество сохранившихся экземпляров старой книги зависит от самых разных обстоятельств и потому далеко не всегда является свидетельством ее прежней популярности или наоборот. Что касается учебной литературы, то здесь случай особый – она быстро приходит в физическую негодность из‑за активного использования и потому редко живет долго. К тому же учебники Копиевского были небольшими по объему и не отличались полиграфическими достоинствами – соответственно, вряд ли они часто помещались их владельцами в дорогие переплеты и особо бережно ими хранились. Здесь можно было бы, скажем, сравнить число этих учебников с числом дошедших до нас «Арифметик» Магницкого (1703, тираж 2400 экземпляров) или «Букварей» Поликарпова-Орлова (1701, тираж 3000 экземпляров)102. Однако нельзя забывать, что такое сравнение будет не вполне репрезентативно: оба московских издания существенно превосходили книги Копиевского как по объему, так и по качеству печати, благодаря чему имели гораздо больше шансов сохраниться до сегодняшнего дня.
Размышляя об известности/неизвестности амстердамских книг в России, нужно еще помнить, что они были лишь первым шагом в реализации грандиозного проекта Петра по печатанию светской учебной литературы. Через несколько лет после их выхода на российских читателей обрушился целый поток разнообразных «ученых» изданий, печатавшихся уже не в далеком «Амстеродаме», а в Москве и Санкт-Петербурге. Очевидно, что этот поток не мог не оттеснить книги Копиевского на второй план. Однако совсем забыты они, конечно, не были, продолжая служить для русских людей источником знаний вплоть до последних десятилетий XVIII века103. А, по крайней мере, в одном случае, о котором речь пойдет в следующей главе, и до середины следующего столетия.
По городам и весям Как же происходило распространение амстердамских изданий в России? Разошлись ли они по ее необъятным просторам? Каким образом и кому они попадали в руки?
Хорошо известно, что в соответствии с петровской привилегией Тессингу из Амстердама книги доставлялись морским путем в Архангельск, а оттуда в Москву и другие российские города и села. Очевидно, какая-то небольшая их часть по традиции была сразу «безденежно» передана Петру, членам его семьи и высокопоставленным особам из ближайшего окружения царя. Во всяком случае, они вскоре оказались в петровской библиотеке, книжных собраниях Д. М. Голицына и Я. В. Брюса, а также в «книгохранителной келье» архиерейской ризницы митрополита Иова в Колмовском монастыре104. Еще несколько экземпляров поступило по крайней мере в два государственных учреждения: Посольский приказ и Московский печатный двор105. Что касается большей части амстердамских книг, то они, снова в соответствии со сказанным в государевой грамоте, распространялись «повольною торговлей» и, следовательно, попадали в руки к самым разным людям.
Первым местом этой торговли была архангельская ярмарка – одна из крупнейших в России того времени. Русские купцы сотнями съезжались сюда со своими товарами по течению Двины и возвращались обратно с заморскими – в Москву, Ярославль, Кострому, Вологду, Каргополь, другие губернские и уездные города, слободы и села106. Среди этих заморских товаров должны были находиться и амстердамские учебники, хотя, скорее всего, их было не слишком много, поскольку большинство отправлялось из Архангельска напрямую в Москву, где печатная продукция пользовалась особым спросом и для нее имелись специализированные места продаж: книжный ряд и «библиотеки»107.
О торговле в Москве книгами Копиевского мне известно три свидетельства. Согласно первому, их привозил сюда голландец Елисей Клюк, отдавал часть на продажу русским купцам, а оставшуюся распространял сам через нанятых торговцев («сидельцев»). Одним из этих сидельцев был торговавший в Самопальном (то есть оружейном) ряду наборщик Печатного двора Дмитрий Коробов108. Второе свидетельство находим в исследовании Эдварда Винтера, ссылающегося на неопубликованное письмо от 11 марта 1704 года немецкого филолога Генриха Лудольфа ученому и богослову Августу Франке. В нем Лудольф, кроме прочего, называет имя одного из продавцов книг Копиевского, некоего Шумана109. Наконец третье, наиболее подробное, принадлежит самому Копиевскому и содержится в его челобитной Петру 1710 года. В ней говорится, что книги, которые он «тискал в Амстердаме», продаются в Москве без его ведома и согласия, что приносит ему «обиду немалую и разорение»110. Обвинение в обмане Копиевский предъявляет здесь трем лицам: уже упоминавшемуся купцу Елисею Клюку, переводчику Посольского приказа Венедикту Шиллингу (Шилинхту) и некоему иноземцу «Ивану Фоншвейдену»111. Назвав имена своих обидчиков, он просит царя их «сыскать и допросить и свой милостивый монарший указ учинить»112.
До нас дошло также сообщение о ходе продаж в Москве учебника латинской грамматики Копиевского113. В упоминавшемся письме Лудольфа к Франке от 11 марта 1704 года говорится, что в городе на время его написания уже нельзя было найти ни одного ее экземпляра114. Если доверять этому сообщению, то книга была распродана на удивление быстро: мы знаем, что путь светских изданий из типографии к читателю в России первой половины XVIII века измерялся годами, а иногда и десятилетиями115.
К сказанному нужно добавить, что много новых важных сведений о бытовании амстердамских изданий в России может дать обстоятельный анализ содержащихся в них владельческих записей. По моим предварительным подсчетам, сделанным на основе этих записей, география распространения книг Копиевского, кроме обеих столиц, включала по меньшей мере еще восемь русских городов: Архангельск, Великий Новгород, Великий Устюг, Вятку (Хлынов), Нижний Новгород, Пустозерск, Тверь, Ярославль116.
Читатели
«Благородные юноши» В предисловии к первой изданной им книге, «Введению краткому», Копиевский адресовал ее «благородным юношам»117. Очевидно, что к этой же аудитории он прежде всего обращался и в других своих учебных пособиях. Насколько эта аудитория была широкой и из кого состояла? К сожалению, за исключением единичных случаев мы мало что о ней знаем. Известно только, что в числе этих «благородных юношей» оказались десятки или в лучшем случае несколько сотен учеников духовных училищ и первых российских светских школ.
В первые же месяцы после выхода из печати Латинской грамматики несколько ее экземпляров, несмотря на свое критическое отношение к книге, закупил для своего училища Эрнст Глюк118. По этому же учебнику осваивали начала латыни ученики Новгородской славяно-греческой школы братьев Лихудов и, вероятно, нескольких других духовных и светских учебных заведений119. Помимо Латинской грамматики, особенно востребованными, судя по всему, оказались еще две книги: пособие по русскому языку и русско-латинско-немецкий «номенклатор»120. О популярности последнего могут свидетельствовать три его переиздания в первые десятилетия XVIII века. Последнее, вышедшее в Санкт-Петербурге в 1732 году под названием «Латинороссийская и немецкая словесная книга», помимо обеих столиц, использовалось в латинской школе Екатеринбурга121. Что касается сведений об учебнике русского языка, то он был в употреблении в Устюжской семинарии и, по-видимому, в латинской католической школе Немецкой слободы в Москве122. Историки русского образования считают, что по книгам Копиевского обучались также в цифирных школах и Школе навигацких и математических наук123. Впрочем, поскольку образование в России во времена Петра и еще долго после было преимущественно домашним, вряд ли ученики школ и училищ составили большинство их читателей. Скорее, этим большинством были просто любознательные русские люди самых разных возрастов и сословий.
Федор Поликарпов Среди русских читателей амстердамских книг находились и люди известные. Одним из них был справщик Московской типографии Федор Поликарпов-Орлов, в 1701 году назначенный начальником Приказа книг Печатного двора. Он был не только одним из первых, но и одним из самых внимательных их читателей, по крайней мере двух: русско-латинско-немецкого «номенклатора» и «Притч Эзоповых»124.
Об обстоятельном знакомстве с «номенклатором» свидетельствует использование его материалов в составленном Поликарповым славяно-греко-латинском букваре, печатание которого началось 28 декабря 1700 года, то есть спустя несколько месяцев после выхода словаря Копиевского125. Исследователи установили, что в одной из глав в несколько измененных формах здесь приводятся те же самые лексемы126. По-видимому, одновременно с «номенклатором» до Поликарпова дошли и «Притчи Эзоповы», также вышедшие из типографии Тессинга в первые месяцы 1700 года. Об этом снова свидетельствует его «Букварь», содержащий неодобрительный отзыв о появлении печатного перевода Эзопа. Богоугодное содержание своего собственного сочинения (в него вошли нравоучения Григория Богослова, святителя Геннадия I и других чтимых Восточной церковью авторов) Поликарпов противопоставляет сомнительным в вероисповедном отношении сочинениям языческих писателей и в качестве одного из них называет «типографическо зримы» басни Эзопа127.
Сохранившиеся экземпляры
Размышляя о месте учебных книг Копиевского – Тессинга в петровском проекте модернизации России, уместно задаться вопросом о количестве их экземпляров, дошедших до нас. Поскольку специально к выявлению этих книг исследователи приступили только недавно, их результаты имеют лишь предварительный характер128. Однако очевидно, что амстердамских изданий сохранилось значительно больше, чем считалось раньше. Ниже приводятся мои предварительные подсчеты по электронным и карточным каталогам российских и зарубежных библиотек с указанием: а) общего количества выявленных экземпляров; б) экземпляров в Российских книгохранилищах (с их названиями); в) экземпляров, находящихся за рубежом (только с обозначением страны)129.
1. Введение краткое во всякую историю – 22. В России: РГБ – 1; РНБ – 3; БАН – 2; ГИМ – 2; РГАДА – 1; СГУ – 1 (по сообщению С. А. Мезина); ЯМЗ – 1; Частная коллекция? – 1130. За рубежом: Нидерланды – 6; Великобритания – 1; Германия – 1; Канада – 1; Украина – 1131.
2. Краткое и полезное руковедение во аритметику – 7. В России: РГБ – 1; РНБ – 2; БАН – 1; ГИМ – 1. За рубежом: Германия – 1; США – 1.
3. Уготование и толкование ясное и зело изрядное – 4. В России: РНБ – 1; БАН – 1; РГБ* – 1; ГЭ* – 1132.
4. Номенклатор, на русском, латинском и немецком языках – 9. В России: РГБ – 1; РНБ – 2; БАН – 1; НГОУНБ – 1; ЯМЗ – 1. За рубежом: Швеция – 2; Франция – 1133.
5. Номенклатор на русском, латинском и голландском языках – 8. В России: РГБ – 3; РНБ – 3; ГИМ – 1; БАН* – 1.
6. Притчи Эзоповы – 5. В России: РГБ – 1; РНБ – 1; ГИМ – 1; ИРЛИ* – 1. За рубежом: Великобритания – 1.
7. Лев VI Мудрый. Краткое собрание – 19. В России: РГБ – 8; РНБ – 4; БАН – 1; ГИМ – 2; МК – 1; РГАДА* – 1. За рубежом: Германия – 2.
8. Latina grammatica – 24. В России: РГБ – 6; РНБ – 1; БАН – 1; ГИМ – 3; СПбГУ – 1; ЯМЗ – 1. За рубежом: Франция – 1; Великобритания – 1; Германия – 1; Дания – 2; Нидерланды – 6.
9. Слава торжеств и знамен побед – 7. В России: БАН – 1; ВСМЗ – 1; ГИМ – 1; РГБ – 1; РНБ – 1; ИИРАН – 1*. За рубежом: Украина – 1*.
10. Книга учащая морского плавания – 7. В России: РГБ – 1; РНБ – 2; БАН – 1; МК – 1; НМЗ – 1; РГАДА – 1*.
11. Руковедение в грамматыку – 5. В России: РГБ – 2; РНБ – 1. За рубежом: Германия – 1; Швеция – 1.
Что могут сказать приведенные цифры о распространенности этих книг в России начала XVIII века? Учитывая тысячные тиражи, которыми они издавались, сохранилось их явно немного. Однако из такого заключения вовсе не следует, что они были малоизвестны и малодоступны русским читателям. Как выше уже отмечалось, помимо тиража, количество дошедших до нас экземпляров той или иной книги зависит от разных обстоятельств и далеко не всегда является свидетельством ее прежней популярности (или наоборот).