Вечером Мерлин ужинал с женой и сыном (оба они пользовались им для каких-то своих непонятных целей). Олив сказала:
— Не сиди как истукан. Скажи хоть слово.
— Пусть лучше молчит, — пробурчал Артур. — Ему только дай волю, так он в сотый раз расскажет историю, которую мы уже назубок выучили.
В девять часов Мерлин потихоньку взобрался наверх, в спальню. Плотно притворив за собой дверь, он постоял минутку на месте: тощие руки и ноги ходили у него ходуном. Теперь он понял, каким дураком прожил всю свою жизнь.
«О, Рыжеволосая Ведьма!»
Но было слишком поздно. Он разгневал Провидение тем, что противостоял слишком многим искушениям. Впереди Мерлина ждали только небеса, где он встретится только с теми, кто, подобно ему, растратил земную жизнь впустую.
Мистер Ики(Чудо чудачества в одном действии)Перевод Л. Бриловой
Сцена представляет собой площадку перед загородным коттеджем в Западном Айзекшире, в один из отчаянно аркадских августовских вечеров. Мистер Ики, причудливо разодетый в костюм селянина елизаветинских времен, слоняется и склоняется над цветочными горшками и петушками. Это старик, давно переживший жизненный расцвет и далеко не молодой. Судя по его неправильному выговору и рассеянности, побудившей его надеть куртку наизнанку, можно предположить, что он стоит либо выше, либо ниже повседневных мелочей жизни.
Около него на траве лежит мальчик по имени Питер. Питер, разумеется, подпирает подбородок ладонью, как изображенный на портретах юный сэр Уолтер Рэли.[65] В точности та же внешность (вдумчиво-мрачный, почти траурный взгляд серых глаз), притягивающая к себе явной отрешенностью от земной пищи. Наиболее привлекательна подобная отрешенность после сытного обеда с говядиной. Питер зачарованно смотрит на мистера Ики.
Тишина. Поют птицы.
Питер: Ночами я часто сижу у окна и созерцаю звезды. Порой мне кажется: это мои звезды… (Веско.) Думаю, когда-нибудь я сам стану звездой…
Мистер Ики(капризно): Да, да, да…
Питер: Мне все звезды известны: Венера, Марс, Нептун, Глория Свенсон.[66]
Мистер Ики: Я в астрономии не разбираюсь… Я думал о Ландоне, малыш. И вспоминал дочь: она уехала туда, чтобы стать машинисткой… (Вздыхает.)
Питер: Мне нравилась Ульса, мистер Ики, — она была такой пухленькой, такой полненькой, такой миленькой…
Мистер Ики: Не стоит той ваты, которой она подбита, малыш. (Спотыкается о кучу цветочных горшков и петушков.)
Питер: Как ваша астма, мистер Ики?
Мистер Ики: Слава богу, хуже!.. (Угрюмо.) Мне уже сто лет… Я хирею.
Питер: Наверное, жизнь у вас стала поспокойнее с тех пор, как вы перестали заниматься мелкими поджогами.
Мистер Ики: Да… да… Видишь ли, Питер, малыш, когда мне минуло пятьдесят, я вдруг исправился — за решеткой.
Питер: Опять пошли по скользкой дорожке?
Мистер Ики: Хуже. За неделю до окончания срока мне насильственно пересадили железы здорового молодого заключенного, который был казнен.
Питер: И это вас обновило?
Мистер Ики: Куда там! В меня опять словно дьявол вселился! Тот молодой преступник был, наверное, взломщиком в пригородах и клептоманом. Что значит мелкий поджог шутки ради по сравнению с этим!
Питер(под сильным впечатлением): Ужас какой! Наука — это чушь собачья.
Мистер Ики(со вздохом): Теперь я с этим донором почти что совладал. Не каждому выпадает износить в течение жизни два комплекта желез. От нового комплекта я бы отказался, даже если бы мне предложили жизнерадостность целого сиротского приюта.
Питер(задумчиво): Вряд ли вы отказались бы от комплекта кроткого славного старичка-священника.
Мистер Ики: У священников нет желез — у них только душа.
За сценой слышится негромкое кваканье звучного клаксона, означающее, что где-то поблизости остановился большой автомобиль. На сцене появляется молодой человек в ладно сшитом фраке и в лакированном цилиндре. У него необычайно светский вид. Насколько он контрастирует с одухотворенностью двух других персонажей, заметно даже для зрителей в первом ряду балкона. Это Родни Дивайн.
Дивайн: Я ищу Ульсу Ики.
Мистер Ики поднимается и, охваченный дрожью, становится между двумя цветочными горшками.
Мистер Ики: Моя дочь в Ландоне.
Дивайн: Она уехала из Лондона. Она едет сюда. Я следовал за ней.
Дивайн лезет рукой в отделанную перламутром сумочку, которая висит у него на боку, извлекает оттуда сигарету, подносит к ней зажженную спичку, и сигарета тотчас же вспыхивает.
Я подожду.
Он ждет. Проходит несколько часов. Не слышно ни звука: только временами квохчут и кудахчут дерущиеся петушки. По желанию сюда можно вставить две-три песенки или же заставить Дивайна проделать карточные фокусы, а также показать акробатический этюд — как вздумается.
Как тут тихо.
Мистер Ики: Да, очень тихо…
Внезапно появляется кричаще одетая девушка: вид у нее весьма искушенный. Это Ульса Ики. Ее лицо обладает присущими раннеитальянской живописи размытыми чертами.
Ульса(хриплым, развязным голосом): Папа! Вот и я! Что сделала Ульса — угадай!
Мистер Ики(дрожащим голосом): Ульса, малышка Ульса… (Они обнимают друг друга за туловище.) (С надеждой.) Ты вернулась, чтобы помочь с пахотой?
Ульса(мрачно): Нет, папа, пахать — это такая морока. Не тянет меня.
Несмотря на жуткий акцент, изъясняется она приятно и ясно.
Дивайн(заискивающе): Послушай, Ульса. Давай до конца объяснимся.
Он направляется к ней ровной изящной походкой, которая могла бы сделать его капитаном команды по бегу маховым шагом в Кембридже.
Ульса: Ты по-прежнему считаешь, что будет Джек?
Мистер Ики: О чем это она?
Дивайн(мягко): Дорогая, конечно же будет Джек. Никак не Фрэнк.
Мистер Ики: Какой такой Фрэнк?
Ульса: Только Фрэнк!
Здесь можно вставить рискованную шутку.
Мистер Ики(капризно): Чепуховая драчка… чепуховая…
Дивайн(желая коснуться Ульсы, выбрасывает руку вперед мощным движением, сделавшим его главным гребцом команды Оксфорда): Лучше выходи замуж за меня.
Ульса(с презрением): Да меня в твой дом даже через дверь для прислуги не пустят!
Дивайн(сердито): Как бы не так! Не бойся — ты вступишь в мой дом через вход для любовниц.
Ульса: Сэр!
Дивайн(смущенно): Прошу прощения. Но ведь ты правильно меня поняла?
Мистер Ики(взбудораженно): Вы хотите жениться на моей малышке Ульсе?
Дивайн: Да.
Мистер Ики: Кто вы? О вас мне ничего не известно.
Дивайн: Превосходно. У меня лучшая в мире конституция.
Ульса: И худшие к ней поправки.
Дивайн: В Итоне я состоял членом дискуссионного общества «Поп», в Регби входил в клуб «Полпива». Как младшему сыну, мне предстояла служба в полиции.
Мистер Ики: Достаточно… Деньги у вас есть?
Дивайн: Навалом. Ульсе, полагаю, придется каждое утро ездить в город по частям — в двух «роллс-ройсах». У меня также есть детский педальный автомобиль и колесно-гусеничный танк. У меня места в оперном театре…
Ульса(угрюмо): А я могу спать только в ложе! И я слышала, что тебя из клуба выгнали в три шеи.
Мистер Ики: В какой траншее?
Дивайн(повесив голову): Да, в три шеи.
Ульса: За что?
Дивайн(чуть слышно): Однажды я вздумал пошутить и спрятал все мячи для поло.
Мистер Ики: У вас с головой все в порядке?
Дивайн(мрачно): Лучше некуда. Что такое, в конце концов, внешний блеск? Просто-напросто чувство такта, благодаря которому сеешь, когда тебя никто не видит, и жнешь, когда ты у всех на виду.
Мистер Ики: Осторожнее… Я не допущу, чтобы моя дочь выскочила замуж за эпиграмму…
Дивайн(еще более мрачно): Уверяю вас: я всего-навсего трюизм. И частенько опускаюсь до уровня врожденных идей.
Ульса(деревянным голосом): Твои слова ничего не значат. Я не могу выйти замуж за человека, который считает, что будет Джек. Да ведь Фрэнк…
Дивайн(перебивая): Чепуха!
Ульса(запальчиво): Сам дурак!
Мистер Ики: Тихо-тихо! Не судите… Девочка моя, вспомни о милосердии. Как там сказал Нерон? «Со злобой ни к кому, а с милостью ко всем»…[67]
Питер: Это не Нерон. Это Джон Дринкуотер.[68]
Мистер Ики: А ну-ка, кто такой этот Фрэнк? И кто такой этот Джек?
Дивайн(злобно): Готч.[69]
Ульса: Демпси.[70]
Дивайн: Мы поспорили: предположим, они были бы смертельными врагами, а их заперли в комнате с глазу на глаз — и кто из них вышел бы оттуда живым. Я утверждаю, что Джек Демпси взял бы…
Ульса(сердито): Бред! У него не было бы…
Дивайн(быстро):