Отложив в сторону незавершенную работу, портной надел башмаки и побежал в аптеку, к мистеру Патрику Джерому. Последний внимательно выслушал сбивчивый рассказ мистера Дунса и продал ему две унции слабительного, наказав первую дозу принять сразу по возвращении в мастерскую.
Мистер Дунс в точности выполнил указания аптекаря. Порошок оказался чудо до чего эффективный, и портному несколько раз приходилось стремительно срываться со своего рабочего помоста и бежать в каморку, где под кроватью стоял внушительных размеров ночной горшок, украшенный цветочным узором. И все же главного ожидаемого результата порошок не принес – пуговица все не появлялась! Не появилась она и на следующий день, и два, и три дня спустя! Прошла неделя, запас слабительного иссяк, а пуговица по-прежнему оставалась внутри мистера Дунса, к изрядному огорчению последнего.
Мистер Дунс вновь навестил аптекаря; тот, напустив на себя ученый вид, выдвинул предположение, что пуговица растворилась в животе у портного, и что больше беспокоиться не нужно.
Невзирая на объяснения аптекаря, мистер Дунс, конечно, все равно беспокоился. Однако вскоре события стали развиваться таким образом, что времени на беспокойства по поводу пуговицы у портного не осталось вовсе.
На пустыре неподалеку от Уивер-стрит начали возводить некое деревянное сооружение, вскоре оказавшееся прыжковой вышкой! Красочная вывеска, украсившая сооружение, гласила:
Небывалый аттракцион!
Впервые в Лондоне!
Жители Парижа уже покорены!
Испытайте незабываемые ощущения
с парашютом профессора Лебрена!
А вскоре на пороге мастерской мистера Дунса объявился и сам профессор Лебрен. Для запуска аттракциона ему было необходимо пять парашютов, и сшить их он предложил Грегори Дунсу! Последний робко признался, что он был бы рад услужить, но никогда ранее не шил ничего подобного. Однако профессор заверил, что снабдит портного точнейшими инструкциями, и вскоре работа закипела.
Спустя три дня парашюты были сшиты и проверены самим профессором, а Грегори Дунс получил пять гиней, раздал долги, сшил себе новый сюртук и купил новый манекен.
Спустя три недели аттракцион профессора Лебрена стал так популярен, что мистеру Дунсу пришлось спешно (за срочность – отдельная плата!) сшить еще пять парашютов. А через три месяца профессор построил еще пять вышек в разных концах города, и Грегори Дунс сменил вывеску. Теперь на новенькой, лаково блестящей доске на голубом фоне был нарисован полосатый бело-красный парашют, а вокруг него значилось: «Грегори Дунс. Пошив парашютов».
Дела профессора Лебрена быстро шли в гору, а вместе с ними шли в гору и дела мистера Дунса. Свой неожиданный успех Грегори Дунс связывал исключительно с проглоченной пуговицей, о чем и поведал как-то знакомому в пабе «Корона и перья». После этого по Лондону прокатилась волна пуговичных глотаний; особенно усердствовали портные – один проглотил целую горсть пуговиц зараз и трое суток держал оборону, отгоняя от себя родственников и доктора, порывавшихся поставить глотателю клизму.
Однако никому так и не удалось повторить успех мистера Грегори Дунса.
Сапожная мастерская леди Кроули
Леди Кроули отродясь не работала.
«Ну, натурально! – скажете вы. – На то она и леди!» И будете, конечно, правы.
Однако с третьего февраля тысяча восемьсот девяносто третьего года по пятнадцатое апреля того же года леди Кроули каждую ночь стала видеть один и тот же сон. Будто бы в загородное имение «Форест Грин», доставшееся ей от покойного мужа – лорда Кроули, нагрянули судебные приставы.
– Леди Кроули? – сурово вопрошали приставы.
– Да, я леди Кроули, вдова его милости лорда Кроули! – отвечала хозяйка «Форест Грина».
– Ха-ха-ха! – зловеще хохотали приставы, доставали из портфелей какие-то бумаги и принимались потрясать ими перед лицом леди Кроули. – А вот никакая вы не леди!
– Как так – не леди? – восклицала леди Кроули. – И не машите у меня перед носом своими бумажками, не то я позову дворецкого, и он вмиг вышвырнет вас вон!
– Ха-ха-ха! – снова хохотали приставы. – Да ваш дворецкий уже давно в Шропшире! Нет у вас больше дворецкого! Да и дом этот вы захватили незаконно!
– Что вы такое несете! – срывалась на визг леди Кроули. – Подите все прочь!
Но приставы и не собирались уходить. Вместо этого они нестройным хором зачитывали из принесенных документов:
– Леди Кроули, вы обвиняетесь в незаконном присвоении титула и имущества, а также в пособничестве и укрывательстве!
– Ко… кого же я укрыла? – еле ворочая языком от потрясения, интересовалась леди Кроули.
– Вашего мужа, преступно завладевшего титулом лорда в обмен на три бочки соленой скумбрии и двести стоунов пеньки!
– Какой еще пеньки?! Не видела я никакой пеньки! – билась в истерике леди Кроули.
– Не видели? А это что такое? – говорили приставы и, открыв крышку рояля, вынимали оттуда здоровенный пук пеньки. В это же время дверь, ведущая в библиотеку, открывалась сама собой, и оттуда выкатывалась бочка с нарисованной на боку рыбой, предположительно – скумбрией.
Леди Кроули хотела кричать, но из раскрытого рта не доносилось ни звука; она пыталась бежать, но ноги словно бы наливались чугуном, и не было никакой возможности сдвинуть их с места хотя бы на дюйм. Тем временем приставы снимали со стен картины и собирали в мешок безделушки с каминной полки.
– Что же мне теперь делать? – вновь обретая голос, спрашивала леди Кроули.
– Работать! – дружно отвечали ей приставы, и в этом месте леди Кроули просыпалась.
Сон этот совершенно лишил покоя хозяйку «Форест Грина». Что она только ни делала, какие меры ни принимала, но ни патентованные пилюли «Безмятежный сон» от доктора Форда, ни настой трав, собранных в полнолуние на южном берегу Темзы, ни спиритический сеанс связи с покойным лордом Кроули (который напрочь отрицал факт покупки титула) желанного избавления от дурного сна не принесли. Леди Кроули, наконец, переехала из «Форест Грина» в городскую резиденцию на Сент-Джеймс-стрит, но и это не помогло.
Пятнадцатого апреля леди Кроули решила, что с нее хватит. «Надо найти работу, и сон оставит меня в покое!» – рассудила она, и стала думать, чем бы заняться.
Сначала она решила, что станет мясником и будет ловко разрубать свиные туши (однажды она видела, как это делают, проезжая в экипаже мимо Смитфилдского рынка). Потом подумала, что неплохо бы сделаться лодочником и весь день плавать туда-сюда по реке (однажды они с мужем прокатились от Вестминстера до Тауэра, и леди Кроули чрезвычайно впечатлил лодочник, который, вроде бы, говорил по-английски, но она не смогла разобрать ни слова). Затем последовали такие варианты, как торговля устрицами, контрабанда шерсти, покраска заборов, ремонт часов, изготовление комодов, разведение кроликов, выступление в мюзик-холле и доставка угля. Но все было не то…
А потом леди Кроули вспомнила, как будучи шестилетней девочкой, любила забраться в родительский гардероб и там возиться с обувью. Она обожала запах кожи и ваксы, ее завораживали микроскопические серебряные пуговки на сапожках маменьки и массивные пряжки на папенькиных туфлях. «Вот что, – решила леди Кроули, – я стану сапожницей!»
Первую пару сапог на шнурках (оба левые) леди сшила дворецкому, который, кстати сказать, родом был действительно из Шропшира. И как только сапоги были готовы, сон с приставами перестал сниться! Воодушевленная успехом, леди Кроули стала работать с утроенной энергией.
За дворецким настала очередь кухарки – она стала обладательницей пары шелковых туфель, сшитых из распоротых диванных подушечек. После кухарки новыми туфлями из тисненой кожи (пошел в расход экран для камина в гостиной) разжилась горничная.
После того, как все слуги получили по паре эксклюзивной обуви от своей хозяйки, леди Кроули решила, что пора выходить на рынок. Для этого она арендовала крохотную каморку на Пуддинг-Лейн. В двери, ведущей на улицу, по заказу леди Кроули прорубили окошко, а над окошком появилась вывеска с изображением сапога и надписью «Сапожная мастерская леди Кроули».
Не станем утверждать, что обувь, пошитая леди Кроули, была образцом сапожного мастерства, однако же в заказах недостатка не ощущалось – многие были не прочь обзавестись сапогами или туфлями от леди-сапожницы. Мастерская леди Кроули скоро стала местной достопримечательностью, а сама леди хорошела с каждым днем. И вот однажды во время ланча, который леди Кроули любила проводить в пабе «Пудинг и колесо», она познакомилась с веселым лодочником. Он рассказал ей много интересного и, в частности, просветил насчет тех выражений, которые леди не смогла разобрать во время памятной лодочной прогулки по Темзе с покойным лордом Кроули.
Спустя три недели леди Кроули и лодочник поженились, а когда знакомые аристократы выражали недоумение по поводу такого ее решения, она неизменно говорила: «А что такого? Да и потом – все равно мой покойный муженек не был настоящим лордом. Разве вы не знали? Он купил титул за три бочки соленой скумбрии и двести стоунов пеньки!»
Булавка Купидона
– Ай! – воскликнула миссис Гонория Перлингтон. – Вы меня укололи, глупая курица!
– Ах, миссис Перлингтон, простите, – бледнея и краснея одновременно, лепетала мисс Фартинг. – Я, право же, не хотела!
– Не хватало еще, чтобы вы хотели! – скрежетала уколотая миссис Перлингтон, потирая голову, увенчанную затейливой прической, предназначение коей заключалось в том, чтобы редкие и безнадежно прямые волосы почтенной дамы казались пышными и буйно вьющимися. Поверх этой прически юная мисс Фартинг пыталась пристроить шляпу чрезвычайно популярной в этом сезоне модели «Дартмурская орхидея», однако, поскольку миссис Перлингтон не могла ни секунды усидеть на месте спокойно, пытаясь поддерживать беседу сразу со всеми работниками и посетителями шляпного магазина, включая удалившуюся в подсобные помещения директрису, рано или поздно авария должна была случиться, и она случилась.