- Когда ты позвонила, - сказал он, - я подумал, вдруг ты приведешь эту подругу с собой. Ну я и взял с собой полный комплект чтобы, в случае чего, отжечь на все сто, - он расстегнул молнию на двух кислотно-синих чехлах из-под досок для серфинга. Внутри оказались нейлоновые ремни, наручники, смирительная рубашка, изолента, кляп-шар, несколько цепей и ошейников, поводок с намордником, кожаная маска-капюшон и кандалы.
- Все ради нашей безопасности, конечно, - добавил брат Лемон и вдруг засмеялся, хлопая в ладоши и прыгая с одной ноги на другую. - Черт, дождаться не могу!
Постели в огне[24]
- Я погибла, - зарыдала Гли вечером того же дня, стоило только Эбби взять трубку.
- У меня есть минута... - продолжала девушка, захлебываясь слезами. - Я должна тебе сказать: это не я-а-а-а... - последнее слово перешло в протяжный вой и утонуло в плаче.
- Все будет хорошо, Гли.
- Нет, - ответила та внезапно ровным голосом. - Никогда ничего не будет хорошо. Мы уезжаем. Просто кому-то надо знать, что не я виновата.
- Что произошло?
- Он писал мне письма... Там говорилось, мол, он любит меня; он никогда такого не испытывал... Он согласен ждать, пока я не кончу школу, а потом бросит работу, переедет поближе ко мне, поближе к моему университету... Все это писал он. И она сказала, что мне нужно с ним поговорить... и я поговорила... а он как будто впервые меня увидел.
- Кто сказал это тебе?
- Такое унижение... - Гли продолжала, не отвечая. - Я помню, она сказала, что подсыпала мне кое-чего ободряющего в апельсиновый сок... а потом я оказалась рядом с ксероксом... а потом небо вращалось вокруг меня... и вот я здесь.
- Кто сказал? - повторила Эбби, хотя знала ответ.
- Ты прекрасно знаешь, кто. Это не я виновата, не я... Мне пора.
Эбби перезвонила, но гудка не было, а на следующий день Гли исчезла -семья поглотила ее, увезла подальше от глаз. Но Эбби знала - ее подруга сломалась, и. возможно, ее никогда не удастся починить.
Конечно, она знала имя, которое Гли не стала называть - Гретхен.
В одиночку Эбби не могла ее остановить. Но кто ей поможет? Не брат же Лемон - человек, который держит в багажнике наручники и изоленту, вряд ли способен на настоящую поддержку. Не поможет Гли и брат Морган - он тоже уехал. Эбби решила обратиться к самому сильному человеку, которого знала -к Маргарет.
Ее не было в школе уже несколько недель - наверно, Миддлтоны лечили дочь от анорексии у себя дома, где можно за ней присматривать. Прежде, чем ехать к Маргарет, Эбби заглянула на рынок в старом городе и купила букет красных гвоздик, а по дороге к выходу заметила полкило любимого мороженого Маргарет - «Фрузен Гледье» с пралине и сливками. Можно ли такое приносить человеку с анорексией? Эбби не знала, но все равно взяла. Маргарет, наверно, уже выздоравливала: ее ничто не могло свалить надолго.
Миддлтоны владели множеством домов по всему Чарльстону. Их дом в центре на Черч-стрит представлял собой деревянную громадину; у двери было кирпичное крыльцо, первые две ступени которого потрескались от корней вечнозеленого дуба, разворотившего тротуар перед зданием. Как и у всякого старого частного дома в Чарльстоне, бок жилища Миддлтонов оттягивали вправо два украшенных колоннами крыльца, так что деревянная развалюха как бы грациозно опускалась наземь, теряя сознание - и длилось это падение двести лет
Припарковавшись на улице, Эбби позвонила в дверь. Звонок откликнулся эхом в глубинах дома. Девушка ждала, постоянно оглядывая улицу в обоих направлениях - не видит ли кто? Сама не зная, почему, она чувствовала, что делает нечто нехорошее. Потом Эбби снова позвонила - внутри залаял ирландский сеттер. Наконец послышался звук открывшейся входной двери, и мужской голос крикнул:
- Бо! Сидеть! Глупый пес!
Дом затрясся от тяжелых шагов на крыльце, и дверь открылась.
В проеме появился Райли и поглядел на Эбби сверху вниз. Если брат Маргарет и помнил ее, то не признался в этом - для такого он был слишком крут
- Привет... - Эбби тоже попыталась выглядеть крутой. - Я подруга Маргарет... я к ней.
Опершись плечом на косяк, Райли выковырял пальцем что-то из задних зубов и сказал:
- Она болеет
- Я принесла ей мороженое... - Эбби подняла пластиковый пакет -Лучше, когда оно мягкое, но я не хочу, чтобы оно совсем растаяло. А еще цветы...
Некоторое время Райли разглядывал свой мокрый от слюны указательный палец, затем распахнул дверь настежь и пошел обратно в дом. Доски на крыльце вовсю скрипели и тряслись под его ногами.
- Дверь закрой, - бросил он через плечо, прежде чем войти в дом. Оказавшись внутри, Эбби постаралась как следует закрыть дверь на веранду, но от влажности и старых слоев краски она едва помещалась в косяк. Девушка последовала за Райли в темное помещение.
Старые чарльстонские дома собрали в себе все, что делало жилье на побережье невыносимым: большие размеры, отсутствие изоляции и дерево в качестве материала. Содержать их стоило целое состояние, но, если вы владели таким домом, расходы представляли для вас меньшую проблему, чем проживание к северу от Брод-стрит. К тому же, шебби-шик был последним писком моды. Снаружи все дома в центре выглядели совершенно одинаково: колонны, аккуратно покрашенные в белый, блестящая свежестью краска на стенах, глянцево-черные ставни, распахнутые на окнах, микроскопические дворики, окруженные высокими оградами и воротами из кованого железа. Но внутренние помещения; незаметные чужому глазу, представляли собой целые живописные полотна, изображающие предел упадка: просевшие потолки, трещины на стенах, пузыри в краске, отслоившаяся штукатурка (кое-где было даже видно рейки). А владельцы просто пожимали плечами и лавировали по дому избегая дыр в полу, а если в обеденной комнате потолок провалился, ели на кухне. Семья людей могла мирно сосуществовать с семьей енотов, обитавшей в стенах дома; в трубах же жили голуби, и каждый раз, когда зимой впервые разводили огонь, птицы задыхались и падали из дымоходов в вихре черных от сажи перьев. Прислуге приходилось постоянно мести полы, убирая хлопья свинцовой краски, ливнем падающей с потолков; стоило кому-то пройтись по верхнему этажу во время званого ужина, как в тарелки начинала сыпаться штукатурка: двери бывало невозможно открыть, потому что ключи сто лет назад потерялись или скважины заржавели так, что ключи было туда невозможно вставить: и хорошие домовладельцы все это терпели и не жаловались - в противном случае, они были бы недостойны владеть настоящим чарльстонским домом.
Широкая спина Райли удалилась в направлении кухни. Эбби вошла в темную парадную и перешагнула через свернутый ковер, следуя за братом Маргарет в обеденную комнату. Над столом из красного дерева в потолке была дыра, так что Эбби видела грубые кедровые балки, на которых держался второй этаж. Девушка зашагала по неровному полу, причем фарфор и хрусталь в комоде зазвенел, открыла двустворчатую дверь и вошла в ярко освещенную кухню в задней части дома.
От света заболели глаза - эта часть дома была единственной, которую отреставрировали, не считая пристройки сзади, где находилась система кондиционирования. За гладким белым кухонным столом сидел Райли: орудуя ножиком, он поедал банан и арахисовое масло прямо из банки. Перед ним лежал открытый журнал «Хастлер».
- Чего тебе? - спросил брат Маргарет
- Ложки, - Эбби с грохотом открыла битком набитый ящик возле гудящего холодильника, вытащив его далеко, чтобы не закатился обратно. Схватив две ложки из разных наборов, она кинула их в пакет с мороженым и закрыла ящик толчком бедра.
- Не задерживайся, - сказал Райли, исследуя «Хастлер» пальцами, липкими от арахисового масла. - Мне нельзя пускать к ней гостей.
- Когда вернется твоя мама? - спросила Эбби. Райли пожал плечами, переворачивая страницу - на ней была очень ярко накрашенная женщина, выставляющая напоказ свою вагину, и Эбби изо всех сил постаралась не смотреть. Пройдя мимо подушки, с которой дрожавший ирландский сеттер Бо поднял на девушку взгляд, она направилась на второй этаж по лестнице для обслуживающего персонала, что располагалась в задней части дома. В одной руке Эбби держала пакет, в другой - цветы, и ложки бряцали с каждым шагом.
Стены крутой, темной и узкой лестницы были покрашены в зеленый, как авокадо, цвет, но давным-давно здесь случился пожар, и от дыма они почернели. Достигнув коридора на втором этаже, где потолки были высокие, Эбби направилась в переднюю часть здания, и всю дорогу до тяжелой двери в комнату Маргарет деревянные половицы скрипели под ногами.
Наконец, Эбби вошла к подруге, открыв скрипящую дверь - занавески были задернуты, стояла темнота и сырой запах болезни.
- Маргарет? - позвала девушка в темноту. В полумраке виднелся белый силуэт кровати, пустой, но недавно использованной - скомканные одеяла и простыни валялись беспорядочной грудой. Эбби уже направилась в ванную -там горел ночник - но вдруг подскочила - простыни заговорили:
- М-м... Райли?
- Маргарет? - повторила Эбби, застыв на месте.
- Эбби? - в голосе Маргарет слышалось столько удивления, сколько только может выразить настолько ослабший человек.
- Я принесла «Фрузен Гледье» и ложки. - Эбби подняла пакет в темноте, не зная, где Маргарет, но надеясь, что ей видно. - Наша миссия - съесть все и ничего не оставить! А Уоллес попросил принести тебе цветы, - девушка добавила белую ложь, надеясь, что это смягчит настроение подруги. -Гвоздики, конечно. Естественно, он выбрал гвоздики!
- Зачем ты пришла? - застонала Маргарет. Простыни зашевелились.
- Тебя пару недель не было в школе! - Эбби подошла к постели, протягивая руку к лампе на тумбочке, под абажур с кистями. - Я знаю, ты сердишься, но мы ведь все-таки подруги... - она зажгла свет и немедленно об этом пожалела.
- Ой, - сказала Эбби. Она хотела сказать что-то еще, но не знала, что, и просто повторила: - Ой...