Джилли и Уилфред сняли небольшой домик с террасой на самом берегу залива. Домик окружали роскошные разноцветные клумбы южных цветов и замечательный сад.
Было очень приятно после жары очутиться в тени высоких кедров и тюльпанных деревьев.
Уилфред не любил загорать и после утреннего купания обычно лежал в гамаке в тени тюльпанных деревьев. А Джилли обожала солнце.
Подолгу плескаясь в море, разомлевшая от жары, она часами лежала на прибрежном песке.
Не прошло и нескольких дней, как ее кожа покрылась шоколадным загаром. И только ослепительные белые зубы ярко выделялись на ее лице.
По вечерам они гуляли по парку и ходили ужинать в ресторан.
Джилли заметила, что становится до неприличия черной, и решила прервать свои солнечные ванны на несколько дней.
После утреннего купания она, как обычно, сходила за минеральной водой, приняла душ и, расположившись за большим круглым столом на террасе, принялась обдумывать темы своих будущих фоторабот.
Окружающий пейзаж был полон вдохновения.
Уилфред подошел к ней.
— Я видел снимки, которые ты намерена разместить в своем альбоме. Замечательная книга получится, — сказал он.
Джилли пожала плечами.
— Не знаю. По-моему, ты мне говоришь о моих работах, а сам думаешь о другом.
Уилфред отложил газету, сел в кресло.
После того злополучного дня они так и не успели поговорить. Целую неделю в Таунсвиле они вели себя так, как будто ничего не произошло.
Конечно, настроение у обоих было уже другим. Его нельзя было скрыть. Но Джилли ждала, что Уилфред сам начнет разговор. Однако тот молчал. И это молчание угнетало Джилли. Хотелось ясности.
— Да, я думаю о том, как мы будем жить дальше, — сказал он, но в его голосе не было прежней мягкости и ласки.
— Я договорился с миссис Паркинсон. Она подыщет нам квартиру где-нибудь в Северной Аделаиде. Она наш добрый гений. Недавно я узнал про нее вот что: ее прежний любовник (он живет где-то в Новой Каледонии) вроде приехал ее повидать и, представляешь, она специально уехала в Сидней, чтобы его не видеть. Она понимала, что прошлого не вернуть, и поэтому избежала встречи.
От этих слов Джилли словно передернуло.
— Неправда, — вскрикнула она, подскакивая со стула.
Уж она-то знала настоящую правду. Джейк рассказал ей это однажды во время их встречи в гостинице. Поверхностность суждений Уилфреда разозлила Джилли.
— Ты говоришь просто чушь, — сама того не замечая, она стала кричать. — Этот человек был ее единственной любовью. Из-за него она пыталась покончить собой. А он до сих пор не знает этого. Она пощадила его, поэтому и уехала. Миссис Паркинсон необыкновенная женщина.
Джилли трясло. Она не терпела, когда оскорбляли любовь, это святое для нее чувство.
Не каждый способен любить, а тем более так самозабвенно.
История миссис Паркинсон глубоко взволновала ее еще тогда. Она была глубоко близка ей.
Джилли знала, что такое любовь. Она тяжело вздохнула и села в кресло.
— Ему этого никогда не понять.
— Еще бы, — усмехнулся Уилфред. — И мне этого не понять. Вы, женщины умнее нас в любви.
Всегда спокойный и уравновешенный Уилфред взорвался. Никогда еще ему не было так обидно и горько. Он принимал Джилли такой, какая она есть, но теперь уже во многом не мог разобраться. Возможно, он холоден и недалек, не понимает каких-то тонкостей женской души, но он жил всю жизнь никого не обманывая и не терпел лжи. Он всегда был открыт и прям.
И вот в один прекрасный день он узнает, что жена, которую он обожал, считая святыней, обманывает его, лжет.
Все это время он жил с лгуньей. Значит, все ее слова, все, что она когда-нибудь делала, говорила, ее поцелуи — все фальшь.
Она только жила с ним под одной крышей, а ее душа, ее чувства всегда принадлежали другому.
От этих мыслей Уилфреду становилось совсем не по себе.
Но еще больнее было видеть страдания Джилли. Он видел, какое впечатление на нее произвели его слова. Но он должен был произнести их. Больше он, пожалуй, не будет возвращаться к этой болезненной теме.
Он должен помочь ей. Отдых пойдет Джилли на пользу. Они постараются пробыть здесь как можно больше. А по приезде он сразу же займется поисками нового жилья. Нужно все уладить. Он не может потерять ее.
Поздней летней ночью такси подъехало к дому Мейганов. Из машины поспешно вылез Уилфред и стал носить чемоданы в дом. Немного помедлив, вышла Джилли. У крыльца она остановилась.
В окнах соседского дома горел свет. Уже поздно. Почему же они не спят?
— Пойдем, Джилли.
Уилфред взял ее под руку и повел в дом.
Они включили свет. Здесь все было как прежде, но появилась какая-то угрюмость. Стены и мебель как будто говорили: «Уезжайте отсюда, уезжайте…»
Уилфреду не хотелось возвращаться в этот дом. Не хотелось встречаться с соседями. Он знал, что Джейк Сандерс, будучи рядом, вновь нарушит душевный покой Джилли…
Но другого выхода пока не было.
Уилфред как ни в чем ни бывало принял душ. Затем приготовил чай.
Джилли, очень уставшая с дороги, сразу после ванны прилегла в постель.
Он предложил ей чаю.
— Выпей, дорогая.
— Спасибо, милый.
Она поставила поднос на колени.
И все-таки это был их дом. Они успели привыкнуть к нему. И эта спальня, так тщательно обставленная Джилли, стала до боли родной. Так не хотелось все это разрушить…
Шансы на это были. Ведь они с Джейком расстались… Неважно, что это произошло не совсем так, как хотелось. Но ведь уже все закончено. Все позади. Ничего уже не вернуть.
У них ничего не получается и не получится, также как не получилось в прошлом.
Уилфред прекрасный человек. Она должна заботиться о нем, а не жить воспоминаниями.
С этими мыслями она уснула.
Джилли проснулась от шума бритвы. Было воскресенье, но Уилфред почему-то решил встать рано.
Джилли поднялась и подошла к окну. Она отодвинула штору. Утренние лучи озаряли комнату…
В этом году лето было на редкость удачным. Дни стояли теплые и сухие.
Чета Сандерсов, вероятно, еще спала. Окна их спальни были плотно зашторены.
В одной ночной рубашке, босиком Джилли спустилась вниз. Уилфред тщательно брился, стоя перед зеркалом в ванной. Вокруг разносился терпкий запах одеколона.
Она приблизилась к нему сзади, обняла, хотела поцеловать. Уилфред резко оттолкнул ее.
— Что с тобой, Уилфред?
— Скажи, как меня зовут! — прокричал он и больно схватил ее за руку.
— Уилфред…
От неожиданности Джилли открыла рот.
— Так почему же во сне ты называешь другое имя?.. — воскликнул он. — Если ты не помнишь, я могу назвать его.
— Нет… — Джилли в слезах выбежала из ванной комнаты.
За завтраком Уилфред не проронил ни слова. Молча, с каменным лицом он выпил кофе и ушел, даже не прикоснувшись к бутербродам, которые так усердно запекала Джилли.
Весь день она была одна. Занялась уборкой, но все падало из рук.
Она рыдала. Ей было невыносимо жаль себя. Хорошо, что Уилфред ушел и не увидит ее страданий. Эти слезы явно не понравились бы ему.
Она не могла понять, почему судьба была к ней так жестока. За какие грехи? В чем она провинилась перед Богом?
Ей не повезло с местом рождения. Не повезло с отцом, с матерью. Ей во всем не везло.
В любви ее всегда опережали. Все, что другим падало в руки, приходило к ней только через страдания и борьбу.
Любовь не приносила удовлетворения, желания не исполнялись, месть была бесплодной.
Теперь, когда ей уже… В ее жизни все еще не было определенности, четкости, ясности. Она постоянно колеблется, ищет и не может найти. Не может найти покоя.
А может, ей дано такое предначертание? Вечно страдать. Ну уж нет! Она будет счастлива, и не позволит судьбе так обращаться с ней.
Джилли побежала в библиотеку, открыла ящик рабочего стола… Вот. Она взяла в руку маленькую пластмассовую коробку.
Здесь она хранила свое прошлое, которого было совсем немного. Дневники, фотографии, письма…
Все! Раз и навсегда она покончит с этим! Навсегда! Чтобы больше никогда к этому не возвращаться!
— Уничтожить, забыть, уничтожить, забыть… — повторяла сама себе Джилли, унося коробку в гостиную.
А слезы душили, подкатывая к самому горлу.
Сама не замечая того, она уже не плакала, а истерически кричала, нервно всхлипывая и задыхаясь от слез.
Воспользовавшись отсутствием Уилфреда, она дала волю своим чувствам.
Она села у камина, открыла коробку. Дрожащей рукой стала доставать фотографии.
Вот Джейк, совсем еще молодой, самодовольный, рядом с машиной… Он подарил ей этот снимок вскоре после того, как они познакомились.
От воспоминаний стало больно щемить сердце. Она разрыдалась еще больше и швырнула фотографию в огонь.
Яркое пламя пожирало ее концы, и в миг она превратилась в черный пепел.
Джилли больше не рассматривала фотографии и письма, а все бросала и бросала в огонь без разбора.
Каждый снимок напоминал о какой-то страничке жизни. Восемь лет она бережно хранила их. Прикасаться еще раз к прошлому было невообразимо больно.
Во всех этих бумагах отражались чувства, мысли, переживания прошедшего. Некоторые были нежны и прекрасны.
Тогда Джейк принадлежал ей. Все было просто и прекрасно. Они не думали о том, что будет завтра.
Только чувства и желания руководили ими. Ах, если бы она могла предположить, что будет завтра…
Но уже ничего нельзя исправить, все потеряно, все исчезло навсегда.
— Будь все проклято, проклято, — в истерике кричала она, и бросала в пламя фотографии и листы бумаги.
Пламя жадно пожирало их.
Ее волосы растрепались, от слез глаза опухли и покраснели, лицо покрылось пятнами, губы нервно дрожали… Рот казался неестественно большим. Если бы в этот момент кто-нибудь увидел Джилли, то принял бы ее за сумасшедшую. Она вся тряслась и судорожно хватала воздух.
Внезапно ей показалось, что она сходит с ума, теряет рассудок.