Словом, Рая была совершенно выбита из колеи этим письмом и не знала, что ей теперь делать. Не сказать – значит почувствовать себя довольно подлой особой, сказать – мучиться потом от неуверенности в себе, ревности… Патовая ситуация. И как хитер Олег, о, ведь даже не придерешься к нему, как он поднаторел в искусстве интриг! Это подлость с его стороны – напоминать Рае о бывших возлюбленных Богдана. Но в этом есть и нечто трогательное, наивное. Понятно же, что Олег, скорее всего, хочет вернуть Раю.
…Стоял легкий морозец, светило яркое солнце, как часто бывает в середине ноября, когда осень все еще борется с наступающей зимой. На черных ветвях деревьев трепетали последние листья, потемневшие от холодов, потерявшие свой цвет…
Рая направлялась к Богдану домой, по дороге зашла на почту – привычное в наше время дело, когда заказываешь покупки по всему миру…
Они, Богдан и Рая, привыкли работать каждый у себя дома, а вечерами встречаться. То у нее, то у него, то они договаривались и вместе шли куда-то… В этот раз была очередь Раи гостить у Богдана.
Рая свернула за угол, подошла к воротам. Обычно они были открыты, и жильцы спокойно проходили во двор, а иногда кто-нибудь, особо сознательный, закрывал их, и вот тогда нередко возникали проблемы.
У ворот стояла женщина в черном вязаном пальто необычного силуэта, похожем на какую-то средневековую одежду. «Мантия! – вспомнила Рая название модного фасона. – Интересно, мне бы такой фасон пошел? А пожалуй, да! Надо тоже заказать». Капюшон пальто у женщины был откинут назад, открывая длинные и густые, вьющиеся, красивого золотого оттенка волосы незнакомки.
Женщина повернулась к Рае. Почти безбровое, странное, притягательно-открытое лицо, взгляд чуть исподлобья… И тут Рая узнала ее.
Это была та самая Маша. Маша Гречихина, первая любовь Богдана. Олег прислал накануне ссылку на журнал той в соцсети, и там было много фото… Не узнать невозможно.
– Простите, у вас ключ от ворот есть? – обратилась женщина, то есть Маша, к Рае.
– Нету, – пробормотала Рая. – Хотя, минутку, я же код знаю…
Она набрала цифры на панели, калитка в воротах открылась.
– Спасибо, – печально, уголками губ улыбнулась Маша. – А я тут стою и не знаю, что дальше делать… Простите, а вы тут живете?
– Ну-у, наверное… – выдавила из себя Рая.
– А вы всех жильцов тут знаете? Видели Богдана Дорожкина из первого подъезда? Как он? Я к нему как раз направляюсь… Не хотелось бы сюрпризов.
– Да он вроде бы неплохо, – промямлила Рая, уже ненавидя себя, свою неспособность быстро собраться в неловкой ситуации.
– Понятно, – усмехнулась Маша и быстрым шагом обогнала ее, направляясь к нужному подъезду.
И что оставалось делать Рае? Идти вслед, затем в подъезде войти в лифт, подняться с Машей на нужный этаж, затем увидеть удивленное лицо Богдана… Тот ждал Раю, а придут они двое!
«Минутку… а если Богдан ждет ее и сам позвал к себе! – озарило вдруг Раю, но она тут же смешалась. – Нет, он бы предупредил меня, и вообще… Он бы сообщил ей код от ворот! Эти ворота – вечная проблема дома… Она сказала: «Не хотела бы сюрпризов», когда спросила о Богдане. Значит, она еще не видела его и ничего о нем не знает. Как странно. Вчера Олег мне написал о Маше, сегодня я вдруг встречаю ее. Хотя чего странного, это наверняка проделки моего бывшего муженька! О, он тот еще интриган… – Рая истерично расхохоталась. – Он тоже написал ей, дал адрес Богдана. Ну, а меня лишил возможности противостоять ей, когда рассказал о ее тяжелой жизни!»
Тем временем Маша уже вошла в подъезд вслед за какой-то пожилой дамой. Было поздно бежать за ними, – да и смысл?
Рая не хотела присутствовать при первой после долгой разлуки встрече Маши и Богдана. Не хотела стоять перед ним рядом с Машей, пока он переводит взгляд с одной на другую… Возможно, сравнивая их обеих.
Словно выбирая.
Некоторое время Рая колебалась, раздумывая, затем направилась прочь.
Вся эта ситуация казалась ей невозможной, унизительной – именно для нее. Она никак не хотела становиться участницей встречи Богдана и Маши. Ну что она будет делать при этом – улыбаться неловко, слушать объяснения Маши, ловить потерянный взгляд Богдана… Ведь даже Олег в курсе, что этих двоих, Машу и Богдана, связывала когда-то любовь.
И теперь эти двое свободны. Ну а что, разве Богдан не свободен? Он же ни с кем не связан узами брака… Да, у Раи и Богдана вполне серьезные отношения, но они пока не семья…
Рая шла, не понимая, куда она идет и зачем.
В дверь позвонили.
Богдан открыл дверь сразу же, даже забыв поглядеть в «глазок», потому что знал, что с минуты на минуту должна была прийти Рая. В том, что это именно она позвонила, он даже не сомневался.
Распахнул дверь и замер – показалось, будто привидение увидел. На пороге стояла… Маша. Маша Гречихина. Машка…
– Видел бы ты свое лицо сейчас, – добродушно произнесла Маша (это все-таки была она, девушка из его прошлого, никакой не призрак). – Ну да, эмоции бесценны… Мой сюрприз того стоил. Привет, Даня.
– Привет, Маша.
– Что, ты так и оставишь меня на пороге?
– Проходи, только… – Он смешался, потом махнул рукой. Тут уж ничего не поделать, все равно придется объясняться с Раей.
– Ты не один? Ты кого-то ждешь? – настороженно спросила Маша. Богдан помог ей снять пальто. Под черным пальто у Маши было длинное черное платье.
– Как ты нашла меня?
– Да в наше время это не проблема… Дай посмотрю на тебя. – Маша взяла его плечи своими тонкими, словно птичьи лапки, руками, развернула к свету. Жест достаточно бесцеремонный и в то же время какой-то интимный, что ли… Потому что Богдану стало неловко.
Маша и изменилась с годами, и нет. Ее внешность стала более утонченной, изысканной. Очень худенькая, кажется, даже истощенная, огромные глаза. Золото волос. Эльф, а не женщина.
– Ты смешной, – сказала Маша, вглядываясь в Богдана и при этом хмурясь. – Настоящий мужчина. Кажется, даже выше стал, шире в плечах. И эти волосы… – Она провела пальцами по его волосам. – Эта моднючая-премоднючая бородка! А я? Что ты обо мне скажешь?
– Ты как вино – только лучше с годами, – вполне искренне ответил он.
– Так ты ждешь кого-то?
– Да, жду гостей, – неопределенно ответил он. – Ну, ничего страшного, познакомишься. Ты хочешь чаю, кофе? Садись. – Он усадил ее на диван, прикатил с кухни столик с чашками, чайником.
– Я сама… У меня свой метод, свой рецепт чаепития. Ты будешь, да? – Она налила чаю. Пока Маша хозяйничала, Богдан с недоумением наблюдал за ее руками. У него была слабость к женским рукам, он всегда в первую очередь обращал на них внимание.
– Расскажи о себе, Даня.
– Лучше ты о себе расскажи, Маша… Я слышал, мама умерла?
– Да, давно. Ее иногда перепечатывают, книги выходят, мне кое-что платят как наследнице.
– Муж? Дети?
– Муж умер, я вдова, Данечка. У меня сынок, Елистрат, и он… ну, он не очень здоров. Ему шесть, но это славный мальчишка… – Она улыбнулась так, словно собиралась заплакать.
У Богдана сжалось сердце. Инстинктивно он ожидал чего-то подобного. Мама всегда опасалась Маши, говорила, что та – тридцать три несчастья, и от таких людей надо быть подальше. Помнится, в детстве и юности Маша вечно чем-то болела, ломала руки и ноги, у нее носом то и дело шла кровь, она вечно все теряла и сама терялась в череде почти ежедневных неприятностей…
– Ты все там же живешь?
– Ну как сказать… Мама мне в свое время купила квартиру. А ту, в которой мы жили с мамой, пришлось продать.
– Жалко, – вырвалось у Богдана.
– Не то слово. Столько комнат… Если помнишь, ее дедушке дали от Союза писателей где-то в 60-е годы прошлого века. У нас вся семья – писатели, одна я не пойми кто.
– Ты работаешь? – спросил Богдан.
– Нет. Ну какой из меня работник сейчас… – пожала она узкими плечами, отпивая из чашки. – Даня… ты меня вспоминал? – вдруг подняла она голову.
– Да.
– Ты жалеешь, что мы расстались?
– Теперь нет.
– А я все время жалею, каждый день жалею. Почему мы расстались, ты помнишь?
– Потому что мы все время ссорились… – Он вздохнул, наклонил голову, потом засмеялся. Хотел добавить: «Потому что мне все время приходилось спасать тебя!», но не стал это говорить – слишком жестоко бы прозвучало. «Но это правда. Я всех старался спасти. Машу, Варю, Люду. Все, что было у меня, – это не про любовь, оказывается. Совсем не про любовь, мама оказалась права… Она говорила мне б этом, а я не хотел ее слушать. Она мне говорила – думай о счастье для себя, а не о счастье для других. А мне это казалось так низко – думать о себе. Я хотел изменить мир к лучшему, я хотел сделать людей счастливыми… Это так благородно и красиво. Но правда в том, что никого насильно не осчастливишь, – только ты сам себя. И если каждый позаботится о своем счастье, то и мир станет лучше. Наверное, все беды в мире, войны и революции – от желания сделать мир лучше и дать людям счастье. А счастье нельзя взять или дать. Счастье – это дар».
– Мама написала повесть о нас. О тебе и обо мне. По нему даже фильм собираются снять, – улыбнулась Маша. – О двух подростках, Ромке и Юльке, которых разлучили жестокие взрослые. Если бы не родители, они бы стали самыми счастливыми любящими людьми. Со мной уже связались с киностудии, собираются договор подписать.
– Здорово, – безо всякого энтузиазма произнес Богдан. – Хотя, ты знаешь, если бы мы не расстались тогда с тобой, то прожили бы потом долгую несчастливую жизнь.
– Что ты такое говоришь? Несчастливую? – изумилась Маша. – Почему несчастливую?
– Потому что ты… Господи, Маша, ну зачем об этом говорить? – схватился за голову Богдан.
– Нет уж, скажи!
– Зачем мне тебя ранить? Эта правда, она никому не нужна… У тебя нелегкая жизнь, и добивать тебя еще сильнее было бы свинством с моей стороны. Маша, не надо. Жизнь развела нас давно, сама жизнь, не надо все валить на родителей. Они и так старались дать нам самое лучшее, их уже давно нет в живых, и мы давно взрослые, а все еще возимся со своими детскими обидками…