Американцы сразу предложили российскому гению грант в Массачусетском технологическом. Покрывал он все: учебу, отдельную комнату в хостеле, учебники, – да еще и стипендия немалая.
Время дикое, 1996 год, в стране бывшей советской нищета, бабули у метро хлебом торгуют.
«Ох, прилепиться бы к нему в той Америке – хоть кем!» – тоскливо думал Сева. С трудом изобразил радость за друга, спросил:
– И когда ты там учиться начинаешь?
Чудила Мишка взглянул удивленно:
– Никогда. Еще чего – программированием заниматься! Я им по горло накушался, пока к этой дебильной олимпиаде готовился. Скукотень!
И тут Сева наконец понял: вожделенный золотой чемоданчик у него под диваном.
Правильно, Мишка, умничка! Не надо тебе никакого Массачусетского технологического. Оставайся в России. Иди без экзаменов в свой любимый МИФИ, двигай чистую науку. А я останусь с тобой рядом и буду постоянно капать тебе на мозг.
Скучно ему информатикой заниматься, видите ли. Ничего, дорогой. Придется. В программировании крутятся бешеные, абсолютно сумасшедшие деньги. И если ты в семнадцать лет – лучший в мире, сколько ж ты к тридцати годам заработаешь?!
…Но только Мишка оказался удивительно крепким орешком. Традиционные «морковки» (деньги, девочки, рестораны, машины, слава) не действовали на него абсолютно. Настоящий стал синий чулок. Вроде бы студент, а жил, как старик. Даже джинсов не носил – говорил, что ткань жесткая, жмет ему, неудобно. Носил растянутые совковые треники – иногда даже в институт в них ходил! Корпеть над формулами готов был сутками. Ел, пил, только когда давали. Амбиций – ноль (желание доказать теорему Пуанкаре не в счет).
Но Севину заботу принимал – кто откажется? Акимов бегал для друга в библиотеку и за кефиром, пылесосил его квартиру, иногда Томский ему и кое-какие расчеты поручал – несложные.
Уже на первом курсе заговорили, что талантливый физик вместо диплома будет писать кандидатскую, и Сева совсем приуныл. Дурак этот Томский! В стране столько всего интересного, нового! Тот же текстовый редактор «Лексикон» можно усовершенствовать или собственную программу придумать, покруче. Один раз продашь – сразу богач. На всю жизнь с нынешней инфляцией не хватит, но годик-другой можно почивать на лаврах спокойно.
А еще можно игрушки компьютерные изобретать. Или в Америке вон: банки грабят как-то по Интернету. А друг все долдонит: «Программирование – примитив, там развернуться вообще негде».
И нормальные аргументы – что только здесь можно кучу денег срубить – на святого человека не действуют.
Пожалуй, не получается у них симбиоза – то бишь взаимовыгодного сотрудничества. Один комменсализм[3]. Даже нет, хуже. Томский – потребитель и сволочь, всю жизнь ему испортил.
«Бросать его надо», – решил Сева. И уже начал глазами по сторонам стрелять, нового хозяина себе подыскивать.
Но однажды столкнулся во дворе с бывшей их одноклассницей, Настей.
Та – первая в школе красотка и умница – в институт поступать не стала. Севины родители с осуждением говорили (а сын не гнушался подслушивать), что нашла себе Настенька покровителя высокого полета. С «Мерседесом», охраной и связями чуть не уровня Ельцина.
Сева, в отличие от мамаши с папашей, девчонку не осуждал. Хихикнул про себя: «Тоже симбиоз».
Но, похоже, не заладилась у Насти красивая жизнь. Сева мигом углядел изрядный фингал под прелестным голубым глазиком, разбитую губу. А главное, куда подевался уверенный, насмешливый, отражение неба и моря, взгляд! Сейчас стрельнула на него глазами из-под капюшона, будто побитая синичка, заковыляла быстренько прочь.
Но Сева нагнал, взял за плечо. Да еще осмелился поерничать:
– Настюш! Ты никак на карате записалась?
И девчонка взвилась:
– Отвали от меня, урод!
– А я-то что тебе сделал? – опешил Акимов.
Но несчастную красавицу понесло:
– Да все вы козлы, предатели! Ты, что ли, свою курицу не бьешь?!
Сева не стал оправдываться. И утешать Настену тоже не начал. Процедил:
– Чушь несешь. Нормальные мужики баб не трогают. Наоборот, на руках носят, розы дарят корзинами.
– Себя в виду имеешь, свиненок? – жестко бросила девушка.
И снова Акимов решил не обижаться. Отозвался спокойно:
– Ну, я – вариант бесперспективный. А вот Мишка Томский из тебя бы принцессу сделал. Он теперь звезда, миллионер.
– Мишка? – фыркнула Настя. – Миллионер?! И давно?
– Да с тех пор, как у любого нормального человека – компьютер. А Томский в программировании гений.
– И чего он уже напрограммировал? – Девушка неприкрыто заинтересовалась.
– Ишь, какая хитрая, – улыбнулся Акимов. – Сразу готовенького тебе подавай. Фильм смотрела? Генерала сначала вырастить нужно. Пойдем, расскажу как.
По-хозяйски подхватил красавицу под руку. Привел в кафе. Взял бутылку мартини. И начал рекламную кампанию.
Что такие, как Мишка, раз в сто лет рождаются. «Но за гениальным мужчиной всегда стоит сильная женщина, хоть Сальвадора Дали возьми с его Галой, хоть Булгакова с Еленой Сергеевной. А у Томского музы нету. Потому и стимула не имеется – заниматься выгодным делом».
– Некого ему розами осыпать, вот и тратит природный ресурс не на программирование, а на дурацкую физику.
Настя быстро захмелела. Оперла голову на руку, хихикнула:
– А я думала, Томский – он вообще импотент. Ну, или педик. Вечно с ним ходите чуть не в обнимку.
До чего хотелось Севе вмазать красавице во второй глаз! Однако удержался, сказал спокойно:
– Нет, Настенька. Томский – мужчина очень даже традиционной ориентации. Но он – как спящая красавица. Прежде чем пользоваться, разбудить надо. Влюбить в себя. И тогда он для тебя горы свернет.
– Что-то как-то все слишком сложно…
– А ты попробуй! – усмехнулся Акимов. – Спутника жизни у тебя, я так понял, временно не имеется. Вот и поставь эксперимент. Спорю на стольник баксов, что через два месяца тебе Томский бриллиант подарит. Минимум в два карата.
– Ой, какой ты болтун, Сева! – фыркнула девушка. – Знаешь, сколько те два карата стоят? Да и у тебя – откуда сто долларов?
Но все-таки ударили по рукам.
Сева боялся: на следующий день Настена, после бутылки «Мартини», ничего и не вспомнит.
Но девушка оказалась ответственной. Уже в полдень Томскому позвонила. Ласково попросила прийти и помочь разобраться с бестолковым «Лексиконом».
Гений в тот момент корпел над очередной теоремой и только буркнул:
– Севку проси, мне некогда!
Но Настя проявила настойчивость. Сева, со своей стороны, тоже поучаствовал. Заставил Томского сходить в душ. Погладил ему рубашку. Даже лохмы волос кое-как подстриг. Впрочем, почти не сомневался, что гений сбежит от Настюши уже через полчаса.
Однако Мишка вернулся лишь к полуночи. И в глазах его – еще с утра скучных, вялых – огонек блестел яркий, счастливый, дьявольский.
Посмотрел на Севу глазами полного олуха:
– Представляешь? Она хочет сходить со мной в театр!!! В «Большой», на «Жизель».
– Если партер, то минимум две стипендии, – мгновенно отозвался Акимов. – За один билетик. Плюс буфет, цветы…
– И костюма у меня нет, – пробормотал Томский.
– Да у тебя ничего нет, – хмыкнул Сева. – А красивые девки все хищницы. Сначала театр. Потом шубу потребует. Дальше – особняк. Ну ее в болото!
«Сдрейфит? Сдастся?»
– Но она такая… такая… – Технарь Томский тщетно силился подобрать эпитет.
– Она – женщина для богатого, – назидательно молвил Сева. – Выкинь ее из своей гениальной башки.
– Нет, – помотал головой друг. И прищурился: – Сколько, ты говоришь, этот чайник Пажитнов получил за свой «Тетрис»?
– Да ну, о чем ты? Компьютерные игрушки – это ведь жуткий примитив! – горячо молвил Сева. – Ты создан не для них. А для чистой науки.
– Заткнись, – со счастливым лицом отозвался Томский.
…А через два месяца Настя выдала Акимову сто пятьдесят долларов.
Тот попытался вернуть ей полтинник:
– Забыла? Мы на сотню поспорили.
– Все я помню, – хихикнула девушка. – Но решила поступить математически. Бриллиант оказался в три карата, а не в два. Пять зеленых кусков стоит!
Что ж. Дурак – он и есть дурак. Почти весь свой гонорар на бабу спустил.
Впрочем, Мишкина широкая натура Севе была только на руку.
Миша Томский никогда не надеялся, что с ним будет жить женщина-совершенство.
В школе однажды попробовал объяснить про евклидово пространство самой красивой в классе девчонке.
Принцесса с колдовскими русалочьими глазами слушала внимательно. И даже похвалила Евклида за красивый афоризм: «К геометрии нет царской дороги». А к Томскому на следующий день подошли двое бугаев. Популярно объяснили ботанику, что его место – «последнее, возле параши». На память о разговоре у Миши остался глубокий шрам над бровью.
Впредь он общался лишь с теми девчонками, кто «свои парни», – в МИФИ подобных хватало.
И когда в его жизнь опять вошла красавица, очень долго ждал от нее обмана, подвоха. Что Настенька посмеется да бросит. Натравит на него очередных бугаев. Окажется глупой. Станет ему докучать. Тянуть деньги. Раздражать.
Однако лапонька оказалась не только телом прекрасной – еще и душою само совершенство. Никогда ничего не просила (бриллианты он сам дарил). Вела хозяйство, держала себя в форме. Постоянно повторяла: «Ты умный, ты скоро добьешься успехов – просто неописуемых!»
Поспорили единственный раз: когда Михаила позвали на работу в корпорацию «Microsoft», а он отказался.
– Но почему? – искренне удивилась Настенька.
– Не хочу институт бросать. У меня докторская, студенты…
– Зачем тебе диссертация? – Она прижалась к нему. – Ты и так гений.
Он не стал объяснять, что фундаментальную физику невозможно освоить по наитию. А если начнешь работать на американцев, времени сидеть в библиотеке не останется. Крепко стиснул милую в объятиях: