Реализация его замыслов не замедлила сказаться. В древнем Соловецком монастыре возник один из самых известных северных лагерей, будущий С.Л.О.Н. (Соловецкий лагерь особого назначения). Туда в течение короткого времени были отправлены и умучены десятки архиереев и протоиереев православной церкви, сотни монахов, священников, а затем и множество мирян, партиями присылаемых на Соловецкие острова для «перевоспитания». Изощренные издевательства, пытки, физическое уничтожение тысяч людей придали самому слову – Соловки – зловещее звучание. Подробное описание жизни заключенных на Соловках, одним из которых являлся и он сам, дал Олег Васильевич Волков в своем труде «Погружение во тьму», опубликованном еще при советской власти в 1989 году.
Спустя четыре года после открытия лагеря, в 1927 году, там содержалось 12 896 человек более чем 48 национальностей, а к 1928 году число заключенных на Соловках возросло до 22 тысяч человек. На протяжении почти двух десятилетий, до 1939 года, сотни тысяч заключенных плотно заполняли помещения Соловецкого кремля и отдаленных скитов. Осужденные проживали в старых землянках, душных бараках и едва отапливаемых монастырских зданиях. Первыми на Соловки были сосланы политические противники большевиков – эсеры, меньшевики, анархисты. Крупные партийцы – социалисты-революционеры, меньшевики и бундовцы – туда не попадали, направляясь в строго замкнутый Суздальский изолятор. Среди заключенных попадались и чины белых армий, отставшие от эвакуации, вернувшиеся на родину, поверив обещаниям агитаторов в Галлиполи или на Лемносе или попавшие в плен, и с той поры кочевавшие из тюрьмы в тюрьму; направлялись туда и уголовники. Исследователи отмечали, что крупные воры и бандиты встречались на Соловках крайне редко. Поймать их было при существовавшей системе сыска нелегко, а пойманные «социально близкие» советской системе уголовники охотно принимались на службу в правоохранительные учреждения в качестве агентов, палачей, инспекторов и даже следователей. В начале 1930-х годов прошлого века на острова для «перековки» начали привозить раскулаченных крестьян, членов религиозных сект и советскую «творческую интеллигенцию». Известно, что в разное время в Соловецком лагере томились начальник Гидрометеорологического комитета А. Ф. Вангенгейм, выдающийся философ, математик, химик, иерей П. А. Флоренский. В списке заключенных можно отыскать имена историков В. П. Никольского, Н. П. Анциферова, В. В. Бахтина, М. О. Гордона. В заключении на Соловках в свое время оказались этнографы и краеведы Н. И. Виноградов, А. А. Евневич, П. К. Казаринов. А кроме них – советские поэты и писатели Б. Н. Ширяев, Л. М. Могилянский, В. Камецкий, О. В. Волков, художники О. Э. Браз, К. Н. Половцев, профессор Московской консерватории Н. Я. Выгодский, а также исследователь древнерусской литературы Д. С. Лихачев.
1.4. Закономерность выбора эмиграции как средства общественного протеста и сохранения политической и творческой свободы в изгнании
Заключая в лагеря группы людей, объединенных по сословному или профессиональному признаку, советская власть стремилась достичь и другой важной для себя цели – подавить проявление воли населения к сопротивлению. Под влиянием тяжелейших условий лагерной жизни, труда и быта человек-личность все быстрее отдалялся в прошлое, а на место его приходила безликая «рабсила», послушный каторжник, перевоспитываемый гражданин «эпохи победившего социализма».
С людьми, выросшими в годы расцвета Империи, можно было совладать, лишь уничтожив или запугав их, но для нового поколения сограждан лучшим рецептом, с точки зрения идеологов советской системы, должно было стать историческое и культурное беспамятство. В самом деле, во имя чего и с кем им бороться, если новая власть со временем обеспечит все мыслимые блага земные, необходимые для удовольствия? Работа на новую власть и милостиво отпускаемые ей поощрения за труд должны были полностью вытеснить из сознания молодых граждан России иные формы правления и жизни, духовной и светской. Эксперимент этот удался лишь отчасти, чему примером может служить современное историческое беспамятство большинства населения и фантомное убеждение в преимуществах социалистического этапа жизни. Однако подобными заблуждениями даже после семидесяти с лишним лет правления коммунистов оказалась поражено сознание далеко не всей части народа. Ведь у сильных этносов всегда оставалась регенерирующая способность возрождать собственную культуру и усилиями новых поколений снова определять её роль и место в системе мировой цивилизации.
Гражданская война и сопротивление смуте только лишь отодвинули во времени сроки повсеместного воцарения большевиков, но не предотвратили его окончательно. Достойные люди Отечества в те годы отдали свои жизни, принеся тем самым искупительную жертву за легкомыслие прежних правителей державы, попустивших росткам утопических и ложных социальных учений сплестись в жесткий терновый венец для России. В результате беспрецедентной гуманитарной катастрофы значительная, но, увы, не самая большая часть представителей России, свыше полутора миллионов людей, ушли вместе с Русской армией генерала П. Н. Врангеля за границу. И потом, через два года еще отплывала с дальневосточной пристани Посьета с эскадрой адмирала Г. К. Старка, переходила российско-китайскую границу с семеновскими частями, ижевцами и воткинцами, и другими белыми формированиями, образовав тем самым невероятный феномен заграничной России, чаще именуемой в наши дни русским зарубежьем.
Лишенные Отечества, эти люди не только проявили чудеса мужества и явили всему миру силу духа, но невольно оказали значительное влияние на развитие гуманитарных, научно-технических и государственных процессов, явившись их непосредственными участниками и движущей силой.
Замысел данной работы состоит в том, чтобы изложить доступные автору сведения в максимально возможной хронологической манере. Исчерпывающее описание сторон деятельности русских диаспор во всех странах мира представляется нам весьма значительной задачей, отчасти выходящей за рамки замысла книги. В силу чего автор рассматривает основную тему повествования, как исправленный и дополненный труд о месте и исторической роли служилого сословия бывшей империи – военной среды и чиновничества, оказавшего в эмиграции в период между двумя мировыми войнами и во второй половине ХХ века.
Глава вторая. Галлиполийский и балканский этап военной и политической эмиграции из России
На лик твой смотрю я как на икону…
Да святится имя твоё, убиенная Русь.
2.1. Обстоятельства первого исхода населения и армии в условиях поражения Белого движения в Гражданской войне
Чтобы ясно представлять себе обстоятельства исхода из России, необходимо постараться взглянуть на него в контексте уникальной исторической ситуации, сложившейся в Крыму к концу 1920 года. Бесперспективность продолжения вооруженной борьбы на том этапе принудила правительство Юга России приложить все усилия для спасения остатков войск и мирных жителей в условиях, когда смена власти почти гарантировала всем остающимся на территории страны неминуемую гибель. В условиях боевых действий, испытывая нехватку транспортных средств и в отсутствие больших возможностей для перевоза крупных войсковых соединений и беженцев, командование Русской армии в лице барона П. Н. Врангеля и адмирала Кедрова подготовило и осуществило массовый вывоз населения из страны, спася полтораста тысяч жизней.
Попробуем, основываясь на свидетельствах и воспоминаниях современников, воссоздать картину первого массового исхода русского населения с территории Юга России после поражения армии в ноябре 1920 года.
…Когда суда, наполненные до отказа отступившими войсками Русской армии и невероятным количеством беженцев, вышли в кильватерной колонне в море, среди покидавших на них Отечество людей едва ли нашелся хоть кто-нибудь, чье сердце не дрогнуло бы при виде удалявшихся родных берегов. Неоднократно повторяющийся многими мемуаристами мотив тоски и полной безнадежности в мыслях отплывавших сквозил во всех разговорах и беседах, ведущихся беженцами и военными на уходящих в открытое море кораблях.
Вскоре после отбытия флота прочь от родных берегов командирами кораблей было доложено Главнокомандующему, что запасы провизии и воды на кораблях не рассчитаны на всех, кто погрузился на транспорты в крымских портах. Очевидец свидетельствовал: «Не хватало продуктов… В день на человека выдавалось по стакану жидкого супа и по нескольку галет. Буханку хлеба, там, где он был, делили на 50 человек. Через четыре дня такого питания те, кто не имел с собой никаких съестных припасов, уже не могли подниматься, чтобы глотнуть свежего воздуха»[30].
Трудности морского перехода были очевидны, но на докладе у Врангеля генерал-лейтенант Павел Алексеевич Кусонский, начальник штаба 2-й армии, рапортовал Главнокомандующему о высоком боевом духе войск, в особенности донских и кубанских казаков. Невольным свидетелем этого диалога отмечались бравурный тон Кусонского и рассудительность ответа Врангеля, предвидевшего, что армия в изгнании будет уже иной: «Настроение казаков на редкость бодрое. Ваше превосходительство, я уполномочен командующим армией просить вас не разоружаться в Константинополе. Я верю в настроение казаков…
– Но ведь это невозможно, генерал…
– Все же, ваше превосходительство. Я вас покорнейше прошу, я вас умоляю… С такими солдатами, с таким настроением мы можем и будем чудеса делать…
Главнокомандующий убеждает генерала Кусонского в абсурдности и невозможности выполнения этого решения»[31].
О новой войне еще пока рано думать, а пока навстречу судьбе по Черному морю к турецким берегам шли корабли в следующем порядке. Впереди линкор «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов» с Врангелем на борту и вспомогательный крейсер «Алмаз». За ними, едва различимые из-за высокой волны, следовали эскадренные миноносцы «Цериго» и «Гневный». За ними в легкой дымке виднелись силуэты миноносцев «Капитан Сакен», «Звонкий» и «Жаркий». Надводным курсом тянулись за ними немногочисленные подводные лодки Белого флота. Рассекая волны, скользили одна за другой «Буревестник», «АГ-22», «Тюлень» и «Утка», еще недавно у гагринских берегов обратившая в бегство пароход из Батуми, полный красноармейцев под началом своих комиссаров, вышедший в абхазские Гагры для ареста и расправы над кубанскими казаками генерала Фостикова, интернированными там грузинскими войсками на самом берегу моря.