— Потому что ты знаешь, где он может находиться?
— Нет, но наши друзья предусмотрели несколько убежищ на случай неудачи. Вспомните наш разговор! Луи Шарль сам сказал вам об этом. Вам остается только довезти меня до начала улицы… Сент-Оноре! Да-да, именно так! А потом я сама легко найду дорогу.
Гийом в немом изумлении смотрел на дочь.
— Ты совершенно обезумела! Ты случайно не думаешь, что мне разрешили забрать тебя из тюрьмы только для того, чтобы доставить тебя по другому адресу? Это абсолютный бред!
— Отнюдь нет! Это доверие: разве это не лучший способ для вас доказать, насколько мы заблуждались насчет вас? Я даже скажу вам, к кому я направляюсь. Речь идет об английском священнослужителе, который живет в Париже с тех пор… Ай!
Гийом взял дочь за руку и сжал ее с такой силой, что сделал ей больно. Одновременно он сквозь зубы отчитывал ее:
— Довольно! Я не желаю больше ничего слышать! Лучше ты послушай меня внимательно: приказ Первого консула не допускает двойного толкования. Мы вместе с тобой должны покинуть Париж и нынче же вечером отправиться в Нормандию. Это одно из условий твоего освобождения.
— А остальные условия? Каковы они?
— Тебе незачем об этом знать. На тот случай, если ты не заметила, обращаю твое внимание на то, что мы едем в почтовой карете, а не в фиакре.
— И вы увезете меня в Нормандию? Но не в «Тринадцать ветров», я надеюсь? Вам известно мое мнение о пребывании там Лорны…
— Я ничего не забываю. Ты не поедешь и в Варанвиль. После того, как ты поступила с Розой, я не осмелюсь ее попросить приютить тебя снова.
— Дорогая тетушка Роза! Я уже вам говорила, что больше всего угрызений совести я испытывала из-за нее! Она сильно на меня сердится?
В первый раз после встречи с отцом в голосе Элизабет послышались нежность и даже теплота.
— Роза никогда не была злопамятной, — проворчал Тремэн. — Она желает лишь одного: чтобы тебя нашли. Роза не перестает упрекать себя за то, что не сумела уследить за тобой. Но об этом мы поговорим позже. Я долго думал о том, куда ты можешь поехать. Ты можешь выбирать между домом Анн-Мари Леусуа, которая тоже за тебя переживает, домом твоего крестного, или, если расстояние между Сен-Ва и «Тринадцатью ветрами» кажется тебе недостаточно большим, я могу доверить тебя моему другу Жозефу Энгулю. Ты можешь пожить в Шербуре, пока я не…
Гийом не закончил фразу вслух, но мысленно, с огромной надеждой произнес: «Пока я не сумею, наконец, убедить Лорну покинуть наш дом». Он знал, что это будет очень непросто, потребуется время, придется подумать и проявить чудеса ловкости.
— Не думаю, что поеду так далеко, — негромко ответила Элизабет. — Нет, не гневайтесь! Я согласна ехать в Нормандию, но не к нам домой. И я не хочу находиться поблизости от «Тринадцати ветров». Каково официальное объяснение моего отъезда?
— Желание уединиться в одном из монастырей в Байе, — сердито пробурчал Гийом. — Монастырей там много, и это достаточно далеко от Сен-Ва, чтобы унять любопытных.
— Байе! — радостно воскликнула Элизабет. — Какая удача! У нас там есть друзья… Они присутствовали при нашем венчании. Именно у них я смогу получать новости о моем муже. Надеюсь, вы согласитесь отвезти меня туда?
— Что еще за друзья? Ты считаешь меня сумасшедшим, способным оставить дочь у незнакомых людей?
— Некоторых из них знаете и вы! Вам же доводилось встречаться с дочерью госпожи де Меснильдо? Шарлотта де Вобадон в душе роялистка. Это самая верная и отважная подруга, которую только можно найти.
— Госпожа де Вобадон!
Тремэн видел ее в последний раз в 1791 году, когда медленно выздоравливал в доме Пьера Анбрюна после того, как побывал в лапах у Николя Валетта. Частично из любопытства, частично из интереса она пришла к нему с визитом вместе с матерью. Дамам хотелось знать, сумеет ли Гийом переправить их мужей в Англию. В то время Шарлотта де Вобадон была молодой семнадцатилетней дамой, не слишком красивой, но полной очарования. Очень белая кожа, рыжеватые волосы и ласковые глаза. Особую прелесть ей придавал удивительно музыкальный голос, настоящий голос сирены, против которого Гийому тем не менее удалось устоять.
Он мало что знал о ней. Шарлотта выросла в монастыре бенедиктинок в Кутансе. В пятнадцать лет ее выдали замуж за господина Летелье де Вобадона, очень богатого и достаточно приятного человека, который создал для нее в Байе такие прекрасные условия, которым завидовали окружающие. И Шарлотта очень дорожила своим благополучием: желая защитить свое имущество от закона об эмигрантах, она попросила у мужа развод «по расчету», к которому пришлось прибегнуть многим знатным дамам, чьи мужья вынуждены были бежать из страны. В то время ее одобрила даже мать. Этот республиканский развод был всего лишь бумажкой, не способной отменить церковный брак. Когда гроза миновала, супруги были готовы пожениться снова, если того потребует закон. Несколько лет назад Жанна дю Меснильдо умерла, от светского общества Валони почти никого не осталось, и Тремэн ничего не знал о ее дочери, которая, впрочем, мало его интересовала. Судя по всему, Шарлотта де Вобадон по-прежнему жила в Байе, раз Элизабет хотела у нее поселиться. Но Гийому не слишком хотелось доверять этой даме свою дочь. У прекрасной Шарлотты была своеобразная и незабываемая манера обращаться с мужчинами.
— Так ты хочешь жить у нее? — наконец спросил он.
— Почему бы и нет? У нее очаровательный особняк Но если она вам не нравится, я смогу выбрать другой дом. Я могу поехать к госпоже Амфри, она более строгая, но очень добрая, или, например, к госпоже де Шивре. Поверьте мне, отец, это лучший выход в сложившейся ситуации.
— Можно сказать, что для тебя худшее — это и есть самое лучшее! — пробормотал Гийом, касаясь рукой кармана, в котором лежала та самая записка, которую Элизабет приколола к седлу своей лошади перед тем, как убежать со своим принцем. — Хочется верить, что на этот раз все будет иначе.
Тремэн несколько минут подумал, а потом объявил:
— Вполне возможно, я сделаю то, о чем ты меня просишь, но при одном условии. Я хочу, чтобы ты поклялась мне, что не уедешь из Байе, не предупредив меня об этом. Я всегда должен знать, где ты находишься, и твое местонахождение должно быть достаточно близко, чтобы я мог быстро добраться до тебя.
— Это может создать определенные трудности. Если мой муж позовет меня…
— Смею надеяться, что ему хватит ума… и любви держать тебя подальше от тех опасностей, которые угрожают ему самому. Ты не должна ни под каким видом покидать Нормандию.
— Но почему?
— Я отвечу тебе честно. Мне пришлось поручиться за твое поведение не только своей свободой, но и всем моим имуществом. Если тебя снова поймают на том, что Первый консул сочтет заговором, от «Тринадцати ветров» ничего не останется, как, вероятно, и от тех, кто там живет. Поэтому, если твоя семья хоть что-нибудь для тебя значит…
Темнота не позволила Тремэну увидеть, как побледнела его дочь, но он почувствовал, как она вздрогнула.
— Это ужасный шантаж! — прошептала она.
— Я согласен с тобой, и я бы ничего тебе не сказал, если бы речь шла только обо мне. Но есть твои братья, дом и все те, для кого он необходим, как хлеб и вода. Ты не имеешь права…
— Больше ни слова, прошу вас! Я клянусь не совершать ничего, что могло бы навлечь опасность на мою семью. У Луи Шарля слишком теплые воспоминания о «Тринадцати ветрах», чтобы он не понял этого, когда я расскажу ему обо всем.
Карета уже некоторое время катилась по Булонскому лесу по направлению к Сен-Клу, когда она неожиданно замедлила ход и остановилась. Виктор Гимар спрыгнул с козел, снял шляпу и подошел к дверце.
— Мы сменим лошадей на почтовой станции в Пуасси, — сказал он. — Я думаю, что вы захотите там поужинать и даже остаться на ночь. Мадемуазель, должно быть, нуждается в отдыхе после того, что ей пришлось пережить. Мы выехали из Парижа, следовательно, приказ выполнен. Или вы очень торопитесь?
— Отдых был бы кстати, — одобрила Элизабет. — И потом, я думаю, что нам лучше вести себя, как обычным путешественникам. Ужин в обществе моего отца доставит мне удовольствие… И потом, я бы хотела привести себя в порядок. К сожалению, мне не во что переодеться.
— Я взял на себя смелость и заехал на улицу Варенн за вашим багажом, к которому миссис Кроуферд добавила несколько подарков. Сундуки привязаны сзади к карете.
Элизабет засмеялась, что доставило Гийому огромное удовольствие.
— Но, сударь, кто же вы на самом деле? Вы так обо мне заботитесь…
— В некотором роде ангел-хранитель! — ответил за юношу Гийом. — Это он предупредил меня о том, что произошло в особняке Матиньона. Благодаря ему мы сейчас здесь с тобой. Позволь тебе представить… барона де Класи, друга господина Талейрана.
Элизабет неожиданно протянула ему руку для поцелуя через опущенное стекло кареты. Молодой человек склонился к ней.
— Я думаю, что за время путешествия у меня будет время высказать вам мою признательность, барон, — произнесла молодая женщина с такой сияющей улыбкой, что окончательно покорила этого ангела-хранителя.
Он ответил своей странной асимметричной улыбкой.
— Забудьте о бароне! — посоветовал он ей. — В обычной жизни меня зовут Виктор Гимар. Я к вашим услугам, мадемуазель!
Спустя мгновение лошади уже снова мчали почтовую карету вперед.
— Какой очаровательный мужчина! — вздохнула Элизабет. — Но если это друг, почему он называет меня «мадемуазель»? Разве он не знает…?
— Нет! — сказал Гийом. — И он не должен знать… Возможно, ты лучше поймешь, если я добавлю, что в обычной жизни, как он это называет, Гимар полицейский и даже один из лучших сыщиков Фуше.
— Кто? Я понимаю все меньше и меньше… — выдохнула ошеломленная Элизабет. — Но почему он все это делает?
— Причина стара, как мир, — вздохнул Гийом. — Подозреваю, что молодой человек влюбился в тебя сегодня утром. Кроме того, ему не слишком нравятся методы работы его патрона. По мнению Талейрана, Гимар человек чести. Но осторожность все равно не помешает. Юноша предан Бонапарту, и, если он готов быть преданным тебе, то твоего… венценосного супруга он с радостью засадит в тюрьму! Я тебя предупредил.