Разумеется, извинения можно было принести не в таких уж и крупных размерах, ради чего это всё обычно и затевалось, только вот простодушный рус решил, что лучше будет обязан мне, чем унизится перед всем местным обществом, поддавшись на «рэкет».
В обычных обстоятельствах, я бы отказал Распутину не раздумывая, даже зная, что, скорее всего, его просто застрелят. У здоровяка совершенно не наработаны нужные рефлексы, практически отсутствует навык владения нормальными револьверами — пока он будет тащить свою дуру из кобуры, в нем уже сделают пять или шесть дырок. Тем более что Жерар как минимум должен был прикрывать товарища от подобных подлостей, а как максимум — выйти на дуэль вместо него. Но правая кисть француза была перемотана эластичным бинтом. Как не иронично, но именно этот легкомысленный тип, состоящий, кстати, в моем клубе «Современного Оружия», более всего тренировался в овладении этим самым оружием, пока не заработал себе ушибов и кровавых мозолей.
Причин выходить вместо Евгения у меня не было. Кроме одной — здесь и сейчас я страстно желал кого-нибудь убить, а судьба мне буквально в руки пихала шанс.
Еще бы уточнить один малюсенький вопрос, исподволь нашёптываемый мне подпрыгивающей от пара крышкой на моем чайнике…
— Евгений, друг мой, — людоедская улыбка сама по себе вползла на мое лицо как родная, — У меня есть один вопрос. Вы, случаем, не планировали за мою скромную помощь отдариться мне вашим великолепным дирижаблем столь смелого цвета?
Даже сейчас, еле сдерживаясь от злости по поводу царящего вокруг театра абсурда, я задал вопрос просто для спуска пара. Лишь для того, чтобы нелепой шуткой немного уколоть Распутина, слегка продемонстрировав собственное неудовольствие. Конечно же, такая гнусная и глупая инсинуация…
…густо покраснев до кончиков ушей, рус кивнул, отводя взгляд.
И тут меня накрыло.
«Что случилось?»
«Что происходит?»
Я отчетливо представил, как встаю с места одним слитным движением, выхватывая из одиночной «домашней» кобуры «рагант». Отправить его шесть пуль в лбы Жерара, Евгения, Маргариты, Мао, Шино и спящей Момо — совсем несложно, расстояние детское. Разум поспешно выстроил приоритетность уничтожения целей в зависимости от их потенциальной угрозы. Четверо среагировать не успеют, телохранительницы… тоже. Потому, что начну с них. Вышибив мозги…
«Успокойся!!»
Ярость прорвала очередной заслон, плеснув ядреной импровизацией. Убив их, я даю расчет слугам. Среагировать те тоже не успеют, в этом зале у меня припрятано еще два заряженных «линьера», поэтому, встав перед выбором «пуля или деньги» Уокер и Легран выберут правильно. Насчет Азата не беспокоюсь совсем. Что дальше?
«Смертный, охлади эмоции!» — голос внутри из сонного и вялого становится резким, требовательным, с нотками нешуточной тревоги.
…а дальше я беру давным-давно утащенный из кареты Баркера ящик с циркониевой взрывчаткой и протаскиваю его через зеркало в замок отца. Даже знаменитому Гримфейту такой взрыв нанесет существенный урон. Что потом? Что сделаю потом? Убью короля Англии, воспользовавшись тем же зеркалом? Или отдать предпочтение императору Японии? Увы, но я не знаю расписания дня у последнего, он вполне может быть где-нибудь далеко…
Злость ошеломляла и освобождала. Она ломала выращенные и воспитанные мной барьеры, как гигантская приливная волна цунами. Голос внутри требовал, угрожал, орал, усиливался, но я его не слушал, упиваясь картинами смерти и разрушения, которые сейчас начну чертить на холсте реальности. Вопиющий идиотизм того, что творилось вокруг меня в последние месяца, требовал жертв, и эти жертвы, в угоду рационализму, воспитанию, хорошему вкусу и здравому смыслу… я готов был начать приносить.
«ОСТАНОВИСЬ! ВСЕ УМРУТ!»
Напугал ежа голой жопой! Ну умру я, и что? Как будто я не знаю, что делать дальше, куда двигаться, как и где приложить усилия, чтобы вернуться… вернуться… вернуться…
Туда. В Тишину. Место, где ничего не имеет значения, потому что всё, кроме тебя, отсутствует. Место, где можно продолжить спать. Место, которое невообразимо далеко отсюда, но так близко…
Что-то треснуло. Кажется, даже со звоном.
Сломалось? Надорвалось? Истончилось? Мне было совсем не важно, я упивался жгучим букетом из вырвавшейся изнутри ярости, смешанной с жаждой вновь окунуться во всепоглощающую Тишину…
«Что эт…»
И она пришла. Втекла в мою душу полноводной серой рекой, гася все эмоции, вымывая все мысли, всю эту ничтожную и не стоящую никакого внимания мелочь. Безмятежная и бурлящая, проницаемая и неприступная, заглушившая всё, но позволяющая всё кристально ясно понять. Блаженство, которого я был так долго лишен…
Тишина подавляла, освобождая.
Волна схлынула, возвращая меня назад. Горечь, обида, разочарование? Нет. Сейчас я сам себе напоминал прибрежный морской песок — пусть волна и ушла, но он по-прежнему был напитан влагой. Безмятежность и покой отступают плавно и тягуче, позволяя в какой-то момент открыть глаза.
Хо… все по-прежнему сидят там же, где и раньше? Неужели это было настолько быстро? Смотрят как-то напряженно. А, не буду об этом думать, много других дел. Но сначала нужно убить чеха… или баварца.
— Полетели, Евгений, — дружелюбно улыбнулся я русу, вставая с кресла, — Только твой дирижабль мне точно не нужен будет. Уважь уж, не обижай бесполезным подарком.
С этими словами я пошёл готовиться к дуэли. Мне сильно хотелось именно сейчас немного побыть одному, подумать, разобрать «послевкусие» после этого волшебного краткого контакта с тем, что я не мог величать иначе как Тишиной.
«Нам. Нужно. Поговорить»
— Потом. Сначала нужно убить чеха.
Я улечу к Мезальянс-холлу с молчаливыми русом и французом. Там к нам, отыскавшим в баре нужного чеха (или баварца?), подойдет сам Йоганн Брехт, снизошедший со своего этажа. При виде него «рэкетир» проявит актуальную осторожность, начав предпринимать шаги к бескровному примирению, но будет остановлен мной самым наглым способом. Я просто суну себе в нагрудный карман чек на миллион фунтов, оформленный на предъявителя. Противник Евгения, молодой, нервный и чернявый тип так и не определенной нами национальности и даже статуса, не выдержит подобного искушения и выйдет на «простую револьверную дуэль».
Правила такого поединка просты и чрезвычайно популярны — два человека, два револьвера, по одному барабану патронов на каждого. Держать оружие и стрелять из него можно только одной рукой, вторая закладывается за спину. Нельзя стрелять по упавшему, нельзя стрелять упавшему. Двигаться можно, что многие аристократы, включая меня, с удовольствием практикуют.
Сама дуэль пройдет до слез буднично — мы встанем друг напротив друга на относительно ровном пустыре, при наблюдающих в бинокли свидетелях, выстрел Брехта послужит сигналом, после которого я обзаведусь прорехой в рукаве пиджака и касательным ранением, а чех (или баварец) дыркой в печени (или рядом), после получения которой выронит свой револьвер. Я сделаю себе зарубку о том, что нужно пополнить гардероб, развернусь и без лишних слов отправлюсь ловить карету до дома.
Риск? Риск, как оказалось, повсюду. Нормальные люди сходят с ума, выкидывая коленца прямо у меня на глазах. Серв? Дуэль? Служанка клана Арай прямо у меня дома? Да я сплю со смертельным риском едва ли не в обнимку! Я периодически заставляю нервничать девочку-подростка, способную раздолбать весь особняк! У меня несколько килограмм циркониевой взрывчатки хранилось в непредназначенном для этого месте, потому что я просто забыл о ней после переезда!
…и это кроме всего прочего, коего и так навалом!
Восприятие вело себя странно. Разговаривая с Уокером, чистя оружие, проговаривая несколько просьб Анжелике, я временами впадал в странное сонное оцепенение. Накатывал слабый отголосок той самой Тишины, которая захлестнула меня после вспышки ярости. Еле слышимое эхо, проверяющее на прочность моё желание… жить? …действовать? Я пытался в этом разобраться, ловя на себе нечитаемые взгляды обитателей дома. Точнее — слуг, Шино, Мао и Момо ни разу не показались на глаза, а Рейко мелькнула лишь пару раз на периферии зрения.
Морально-волевых еще хватило, чтобы зайти вместе с Азатом и Уокером в бывшие казармы для знакомства с новым обитателем принадлежащего мне дурдома. Колосс по имени Гримм сидел на одной из укрепленных коек с настолько потерянным и несчастным видом, что мог свободно дать фору Момо, которой иногда мечница, в припадке женской вредности, мешала дремать. Забытому нами на несколько часов гиганту определенно было очень некомфортно — сервы были существами привычки.
— Гримм, это мистер Уокер, — указал я рукой на дворецкого, — Его зовут Чарльз Уокер. Он познакомит тебя с остальными. Они будут заботиться о тебе, кормить тебя, давать тебе работу.
— Работу! — в глазах здоровяка, прячущихся в глубоких впадинах, сверкнул огонек. Голос у него был под стать всему остальному — грубый, звучный, гортанный. Короткий ежик толстых черных волос заходил туда-сюда, серв даже предпринял попытку встать, из-за чего пришлось пресекать его энтузиазм приказом.
— При всем уважении, сэр Эмберхарт, но я не могу похвастаться знаниями о подобных… людях, как и о способах обращения с ними, — сухо заметил дворецкий.
— Всё предельно просто, мистер Уокер, — устало заметил я, — Сервы плохо переносят бездействие. Просто загружайте его по мере необходимости любой работой, требующей физических усилий, а также попытайтесь выяснить, что он умеет кроме переноски тяжестей и исполнения прямых приказов. Этот громила куда сообразительнее и миролюбивее, чем выглядит, просто его таланты нужно открыть правильными вопросами.
— Хорошо, сэр, — в голосе приободрившегося дворецкого проскользнули нотки энтузиазма. Я его прекрасно понимал, так как на всю нашу ораву горничных он всё-таки являлся единственным, могущим похвастаться физической силой. Отдавать же приказы о переноске тяжестей Камилле с Эдной он считал ниже своего достоинства.