Наконец, сам Оррис. Конечно, этот могучий маг участвовал вместе с Баденом, Транном, Джаридом и Элайной в походах к лесу Терона. Он, Баден и Транн когда-то сообща выступили против Сартола после того, как отступник обвинил их в измене и убийстве. Однако Оррис и Баден никогда не были друзьями и часто принимали различные стороны во время жарких споров на Собраниях Ордена. Даже при том, что Баден и Оррис плечом к плечу сражались против Сартола и чужеземцев, их было трудно воспринимать как союзников.
— Этот альянс не слишком надежен, — согласился Баден, когда она спросила о маге. — Но Оррис родом из тех же мест, что Джарид и Элайна, да и с Транном он всегда был в хороших отношениях.
— Поэтому он и согласился с вами сотрудничать? — предположила Сонель.
В ответ Баден покачал головой:
— Он делает это, потому что верит в то, что правда на нашей стороне. Я никогда не встречал человека, который относился бы к клятве служения своей родине более серьезно. чем Оррис.
Сонель задумалась на минуту, разглядывая филина и сову, сидящих рядом на подоконнике в дальнем конце комнаты, словно на насесте. Ей все еще было непривычно видеть Бадена с новой птицей, хотя прошло уже целых три года с тех пор, как он впервые установил с нею связь. Его филин напоминал того, с которым была связана Джессамин, предшественница Сонель в качестве Премудрой. Это была величественная птица, размерами куда больше, чем напарник Сонель, с белыми как снег перьями и яркими желтыми глазами. Через некоторое время Сонель вновь взглянула на Бадена мысленно возвращаясь к угрозе, исходящей от Лон-Сера:
— Так вы ничего не заметили? Никаких следов чужестранцев?
— Никаких.
Пока. Конечно, он не произнес этого вслух, но все было ясно без слов. Рано или поздно они здесь появятся. Это слышалось в звуке его голоса, об этом говорили черные искорки, притаившиеся в его глазах.
Казалось, Магистр угадал ее мысли.
— Мы продолжаем наблюдать, только и всего. Мы ничего не сделали для предотвращения грядущего нападения.
Сонель глубоко вздохнула:
— Я знаю. Я уже давно думаю о том, чтобы созвать Орден в Амариде.
— Зачем?
Вопрос удивил ее.
— Для того, чтобы оценить наши возможности. Наконец, для того, чтобы разработать план действий против Лон-Сера
— Почему ты думаешь, что мы сможем добиться большего успеха, чем прошлым летом?
— Что ты хочешь сказать?! — рассердилась она — То, что мы должны и дальше бездействовать? Сидеть сложа руки и ждать, когда они нападут?
— Я просто спросил, зачем тебе понадобилось вновь созывать Собрание, — возразил Магистр тихим, ровным голосом. — Ты — Премудрая. Ты — глава Ордена Я думаю, твой статус позволяет принимать решения, не испрашивая одобрения Собрания всякий раз. — Он ослепительно улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, которая была так хорошо ей знакома.— Таковы мои мысли.
Теперь, сидя в своих апартаментах за чаем и хлебцами, она вспомнила эту последнюю фразу и улыбнулась. Таковы мои мысли. Пожалуй, никогда Бадену не удавалось придумать лучшего завершения для своих слов. Эти самые мысли преследовали Сонель на протяжении еще нескольких дней, мельтеша в уголках сознания, словно назойливое, капризное дитя.
Со времени того разговора не прошло и недели, как другой человек принес ей вести, которые заставили Сонель вспомнить о совете Бадена и о своем недовольстве бездействием Ордена. Именно после этого визита у нее и возникла мысль связаться с Советом Правителей Лон-Сера.
Стоял один из тех серых, холодных осенних дней, когда начинает чувствоваться приближение зимы. Сонель сидела в кресле перед камином, вытянув ноги к огню, закутавшись в свой зеленый плащ. В дверь постучали, и Бейса объявила о приходе гостя. Сонель дважды просила ее повторить имя, но даже после того, как она услышала его в третий раз, не смогла поверить своим ушам. Минуту спустя в апартаменты Премудрой вошла Линни — Главный Хранитель Храма Арика, Старейшая из Богов, как гласил ее полный титул. На ней была серебристо-серая мантия, величественно обволакивающая ее нескладную фигуру.
В детстве Сонель некоторое время училась при Храме рядом со своим домом, и сейчас она едва удержалась от того, чтобы не упасть на колени перед Хранительницей. Вместо этого она встала, широко улыбнулась и протянула руки в приветствии. Когда Старейшая подошла к ней, Сонель слегка поклонилась, демонстрируя свое уважение Храму и положению Линни. Слегка, чтобы напомнить о значимости Ордена, главой которого она являлась.
Такой баланс в отношениях Ордена и Детей Богов существовал уже почти целое тысячелетие. После появления в Тобин-Сере могущественного Амарида отношения между двумя общинами очень осложнились. Храмы с самого начала с опаской относились к волшебству Сынов Амарида и рассматривали их деятельность как угрозу своей власти. Если маги могли предложить народу Тобин-Сера исцеление от болезней и ран, а также защиту от внешних врагов, то Храмы предлагали всего лишь знания и веру. Сыны и Дочери Богов не могли состязаться на равных с обладателями Волшебной Силы, и их авторитет пошатнулся. Однако Орден никогда не был уличен в открытом посягательстве на власть Хранителей, скорее наоборот — маги не прекращали попыток заключить союз с Храмами.
За последние несколько лет ситуация сильно изменилась. Когда на Тобин-Сер напали чужеземцы, которые тоже владели магической силой, Орден не сумел дать им достойный отпор. Народ Тобин-Сера начал испытывать разочарование в магах и оказывать предпочтение Храмам. Истерзанные войной и опозоренные, маги надеялись, что их победа при Отроге Фелана поможет им вернуть расположение народа Но этого не произошло, хотя положение магов несколько улучшилось. Например, когда Баден потребовал, чтобы Барама, единственного уцелевшего чужестранца, взяли под стражу для допроса, эту вполне законную просьбу выполнили, хотя народ требовал казни последнего врага.
Неудивительно, что Хранители ликовали по поводу падения престижа магов и пытались усилить свои позиции. Они смаковали каждую неудачу Ордена и настаивали на смерти Барама. Никогда отношения между Сынами Амарида и Детьми Богов не были столь натянутыми, и Сонель не предполагала, что когда-нибудь они могут стать еще хуже.
Тем не менее это случилось. Вскоре после того, как Сонель стала главой Ордена, умерла Райна, которая занимала должность Старейшей вот уже несколько десятилетий. Тогда и появилась Линни. Если Райна часто шла на компромисс и была терпимой настолько, насколько можно было пожелать, Линни имела репутацию совершенно непримиримого человека Она ненавидела Орден. Баден с Транном часто говаривали, что только по этой причине Хранители и выбрали ее, закрыв глаза на довольно молодой возраст (Старейшая — это всего лишь титул). За время своего правления Линни несколько раз доказала свою непримиримость, не упустив ни одной возможности напомнить народу о неудачах Ордена
В то утро Сонель встретила Старейшую со всеми подобающими почестями. Она терялась в догадках относительно цели ее визита.
— Старейшая, — с улыбкой произнесла Сонель,— добро пожаловать в Великий Зал. Твой визит — большая честь для меня.
Премудрая повернулась к дверям, где все еще ожидала ее помощница. Бейса смотрела на двух женщин с плохо скрываемым любопытством.
— Бейса! — сказала Сонель повелительным тоном, напоминая молодой служанке о ее обязанностях. — Принеси нам горячего чаю и чего-нибудь перекусить.
Бейса покраснела:
— Сию минуту, Премудрая.
Линни проводила ее взглядом. Ее широкое бледное лицо расплылось в ехидной улыбке.
— Тебе не кажется, что она ведет себя немного дерзко? — бросила Старейшая, когда Бейса закрыла дверь. В ее голосе сквозило высокомерие.
— Я бы не стала называть ее дерзкой, — ответила Сонель, с трудом скрывая свой гнев. Жестом она предложила Линни присесть в кресло. — Она еще молода и очень впечатлительна.
Линни уже погрузилась в кресло и хотела что-то возразить, но затем передумала. Она устроилась поудобнее, оправила свою мантию неловкими движениями толстых пальцев и осмотрелась вокруг. Сонель размышляла над тем, что же было причиной ее визита.
— У вас, я полагаю, все в порядке? — небрежно спросила Линни, когда взгляд ее выцветших голубых глаз остановился наконец на лице Сонель.
— Да, Старейшая, благодарю. А у вас?
— Все хорошо. — Затем, словно случайно вспомнив, она промямлила: — Благодарю.
Какое-то время эта массивная женщина возилась со своим одеянием, затем все-таки собралась с мыслями и глубоко вздохнула.
— Премудрая, — произнесла она, к удивлению Сонель назвав ее официальный титул, — я пришла просить… — Тут она замолчала, услышав стук в дверь.
В комнату вошла Бейса. Она несла перед собой хрустальный поднос с фруктами, сыром, хлебцами и кувшином горячего чая шань. Быстрыми, умелыми движениями девушка поставила поднос на низкий столик перед Премудрой и Старейшей. Затем она наполнила обе чашки, словно не замечая пристального взгляда Линни, следившей за каждым ее движением с явным недовольством.
— Спасибо, Бейса, — произнесла Сонель, когда та закончила. — Можешь идти.
Бейса кивнула и вышла, тихо затворив за собой дверь. Линни хотела было отпустить очередной комментарий по поводу ее поведения, но вместо этого глубоко вздохнула, словно пытаясь восстановить душевное равновесие. Затем она принялась изучать свои руки.
— Как я уже сказала, я пришла просить твоего… совета в одном деликатном вопросе,— неловко произнесла она.
Сегодня от Линни стоило ждать сюрпризов.
— Я слушаю тебя, — ответила Сонель. — Можешь не сомневаться, я сделаю все, что будет в моих силах…
Хранительница посмотрела на нее и кивнула в знак благодарности.
— Ты помнишь Кайлин?
— Конечно, — ответила Сонель, стараясь, чтоб ее голос не задрожал от волнения. Образ маленькой девочки возник в ее памяти. Прямые черные волосы, красивое открытое лицо и светло-голубые глаза, похожие на глаза женщины, сидящей сейчас перед Сонель. И печаль в этих глазах. Кайлин была единственным человеком, пережившим резню в Каэре.