– Топ заплатит! – ответил Рыжий Джим. – До свидания!
Он кулаком оттолкнул Мэри, которая попыталась удержать его, проскочил мимо Бена, нерешительно протянувшего к нему руку, схватил его винтовку, стоявшую у стены, и спокойно покинул блокгауз. Перед дверью он обернулся, послал Дженни воздушный поцелуй, звонко хлопнул себя по ляжке и красноречиво потрогал рукоятку револьвера.
Увидев кисло-сладкую улыбку на губах Бена и убедившись, что тот не собирается протестовать, он спокойно направился к загону с лошадьми, прошел мимо своего полузагнанного мустанга, взял себе молодого гнедого жеребца, принадлежавшего Бену, и галопом проскакал мимо открытой двери блокгауза, положив руку на рукоятку револьвера.
Бен, Мэри и Дженни проводили его взглядом и еще долго слышали стук копыт, удалявшийся в сторону реки.
– Проклятый обманщик! – крикнула наконец Мэри. – Ничего у него нет и не будет! Все эти сказки про золото – блеф! Он просто бессовестно доит нас, как крестьянин свою корову!
– Теперь у тебя прорезался голос! – грубо ответил Бен.
– А ты – тряпка! Каждый раз он тебя обдирает как липку!
– Топ заплатит. Замолчи и займись лучше делом! Ты так и не домела пол.
– Я все расскажу Топу. Всю правду. Все, как было.
– Я тебе расскажу! Только попробуй!
– А вот и расскажу!
Бен ударил Мэри по лицу. У нее сразу вспухла щека, а из носа пошла кровь. Он хотел ударить ее еще раз, но между ними решительно встала Дженни.
– Оставь мать в покое, бандитская рожа, пьяница несчастный! Мы уходим от тебя! Я всегда была на твоей стороне, но с меня хватит! У любого другого хозяина мы заработаем больше, чем у тебя, живодера!
– Ну и убирайтесь! – взревел Бен. – Ишь обнаглели – целыми днями жрут в три горла, да еще огрызаются! Уходите! Я и без вас обойдусь!
Мэри вытерла ладонью кровь с лица, несколько секунд молча смотрела на мужа. Потом решительно повернулась и ушла. Они с дочерью собрали свои пожитки, затянули дорожные мешки, взяли оружие и вывели из загона лошадей.
Бен вышел на двор.
– Эй, кончайте представление, дурехи! – крикнул он им.
Но Мэри даже не повернула головы в его сторону. Дженни уже сидела на лошади.
– Да вы что, спятили? Уйти от мужа из-за какой-то оплеухи! Что это еще за новости?
Мэри повернулась к мужу.
– Я ухожу не только из-за оплеухи, – произнесла она спокойно, и это зловещее спокойствие привело Бена в ужас и убило в нем последние остатки надежды. – Я ухожу из-за всего. Дженни права: мы можем работать и в другом месте. Где Дженни встретит нормального мужчину, такого, каких у тебя здесь не бывает. Бен, чтобы срубить дерево, нужно сто раз ударить по нему топором, но падает оно от последнего удара. Вот в чем дело. Будь здоров! Но боюсь, ты плохо кончишь.
И они с дочерью поскакали прочь. Вскоре топот копыт стих вдали.
– Ведьмы проклятые! – пробурчал Бен. – Бросить меня одного на хозяйстве – посреди зимы!..
Он медленно вернулся в дом, взял веник, оставленный Мэри, и подмел пол в трактире. Потом убрал со стола грязную посуду, вымыл ее и отправился в пристройку, чтобы выбрать из своих запасов подходящую винтовку.
– Эта, пожалуй, подойдет, – произнес он вслух и прибавил для собственного утешения: – Топ заплатит за все. Я расскажу ему такую историю, что он зарыдает от умиления. Я сдам ему жилье на всю зиму, чтобы не торчать здесь одному в этой проклятой дыре. Он стреляет как бог. К тому же пьет за троих. Топ заплатит. Клянусь дьяволом, это тот, кто мне нужен!
Прошел год, с тех пор как Маттотаупа и Рогатый Камень вернулись в прерии дакота. Вновь наступила зима. Она была суровой и долгой. Настала весенняя пора, но Скалистые горы от вершин до предгорий все еще были покрыты снегом. Белые пушистые подушки на еловых лапах днем подтаивали, но ночью капли воды снова превращались в ледяной бисер, искрящийся в лучах раннего солнца.
Поезд, идущий на восток, из Сан-Франциско в Чикаго, миновал последний, построенный на головокружительной высоте виадук в Скалистых горах и, пыхтя и дымя, покатился по лесистым склонам вниз, на голую равнину. Вечерело. Уже осталась позади станция при последнем форте, расположенном в предгорьях. Дальше расстилалась бесконечная, унылая степь. Строительный лагерь, находившийся здесь когда-то, давно прекратил свое существование. До следующей станции было еще далеко. В пассажирском вагоне у окна сидела пожилая дама с густо напудренным лицом, явно очень следившая за своим внешним обликом. Она лениво жевала печенье, устремив скучающий взгляд на монотонный пейзаж за окном. Прерия простиралась до самого горизонта, над которым догорали последние краски заката. На землю медленно опускалась тьма. Загорелись первые звезды.
– Ужасные места, – вздохнула дама. – Совершенно никчемная земля. Здесь даже скот разводить нельзя. Кейт, подай мне, пожалуйста, книгу.
Сидевшая рядом с ней бледная девушка лет семнадцати открыла сумку и протянула ей роман. Дама углубилась в чтение и, казалось, позабыла обо всем на свете. Два господина, расположившихся у противоположной стенки вагона и, судя по всему, спавших, открыли глаза. Одному из них девушка на вид дала лет тридцать. Он был хоть и не элегантно, но хорошо одет. В одежде сквозила нотка нарочитой небрежности. Каштановые волосы – единственное во внешности молодого джентльмена, что было предметом его особой заботы, – уже немного поредели; именно поэтому он уделял им особое внимание, не желая прежде времени сверкать лысиной. У него было умное лицо, в черты которого так глубоко въелись следы пережитых лишений, злоупотребления алкоголем, легкомысленного жизнелюбия и презрения к людям, что бросались в глаза даже человеку неопытному.
– Скучная местность, – презрительно заметил молодой господин, глядя в окно, и любезно улыбнулся девушке с явным желанием завязать с ней разговор.
На девушке была темная юбка, облегающий лиф и блузка с глухим воротником. Все это было сшито из хороших дорогих тканей, пожалуй слишком тяжелых и плотных для столь юной особы, скорее всего, нежной и подвижной и в естественных условиях, по-видимому, даже гибкой и резвой.
Прежде чем девушка успела ответить, в разговор включился второй господин, юноша лет двадцати с гладкой кожей, туго обтягивавшей скулы. Он был очень строен, элегантен, движения его были исполнены несколько чопорной уверенности, проявлявшейся даже в его манере смотреть на часы.
– В самом деле, скучная местность, – подтвердил он слова своего попутчика, видимо не придумав ничего более оригинального.
– Только ночью по ней и ездить, – продолжал тридцатилетний.
– Верно, ввиду полного отсутствия природных красот, – опять согласился с ним элегантный юноша.
На лице девушки появилась улыбка, полуленивая-полунасмешливая, а в глазах сверкнули злые искорки.
– В самом деле, – сказала она наконец. – Именно с точки зрения отсутствия или наличия природных красот и следует оценивать любую местность.
Оба молодых господина удивленно вскинули глаза. Они не понимали, смеется ли юная леди над одним из них или над обоими, или она говорит серьезно. Они уже успели заметить во время поездки, что эта бледная семнадцатилетняя девушка, казавшаяся на первый взгляд «тихим омутом», иногда вдруг обнаруживала незаурядный ум и проницательность. Она то казалась беспомощной и неопытной, как усердно опекаемый взрослыми подросток, то старше своих лет и во всеоружии умения распознавать любые эгоистические уловки окружающих. Одним словом, она производила впечатление подавляемого, но своевольного и мыслящего существа.
Оба молодых джентльмена познакомились в поезде. Несмотря на разницу в возрасте и жизненном опыте, их объединяло полное совпадение образа мыслей и чувств, а также то обстоятельство, что оба были энергичными и целеустремленными людьми и, хоть и не отличались особыми талантами, рассчитывали быстро сделать приличную карьеру. Замечание девушки смутило их; они не знали, как на него реагировать. Пожилая дама сняла очки, взяла в руку лорнет и сердито посмотрела сквозь него на девушку:
– Кейт! Ну до чего же нелепы бывают порой твои замечания! Природными красотами сыт не будешь. Впрочем, в этом ты ничем не отличаешься от своего отца, который тоже не умеет обращаться с деньгами.
Молодые джентльмены деликатно опустили глаза, сделав вид, что они не слышали слов дамы, обидных для девушки. Кейт покраснела – не за себя, а за отца, которого боготворила.
После энергичного вмешательства пожилой дамы джентльмены поняли, что достичь своей цели они могут лишь окольным путем, и немедля вступили на него, тем более что они не желали терять время на знакомство с обстоятельствами личной жизни собеседниц.
– Вы абсолютно правы, – льстиво заметил тридцатилетний джентльмен с редеющими волосами, обращаясь к пожилой даме. – Эта земля совершенно нерентабельна. Это всего лишь необходимая, но грубая и некрасивая подкладка для железнодорожных рельсов, и больше ничего.
– Без которой, однако, не обойтись, – прибавил элегантный юноша.
– Пожалуй, – согласился тридцатилетний джентльмен, подтвердив свою собственную мысль.
– Кейт, положи книгу обратно в саквояж! – велела пожилая дама своей юной спутнице.
Та покорно выполнила ее приказание.
– И достань, пожалуйста, газету! Могла бы, кажется, и сама догадаться сделать это!
Девушка молча исполнила и это ее желание, даже не пытаясь оправдаться.
– Газета, правда, уже далеко не свежая… – посетовала пожилая дама, но тем не менее с интересом принялась изучать курсы акций и биржевые сводки.
Явно оставшись довольной прочитанным, она попросила Кейт передать ей печенье и перешла к статьям об убийствах и разбойных нападениях.
– Число преступлений растет не по дням, а по часам! Это просто неслыханно!
– Совершенно верно! – одновременно откликнулись оба молодых джентльмена.
– Вы тоже так считаете, не правда ли? Просто немыслимо, что себе позволяют эти бандиты! Вот, например: в Черных холмах завелся какой-то монстр, не то зверь, не то человек. Никто не видел это чудовище, кроме тех, кого оно убило и кто уже ничего не сможет рассказать. Во всяком случае, все это ужасно. Золотоискатели гибнут один за другим! Уже второй год! А вот пишут об очередном нападении на поезд. Сначала разобрали пути…