Четансапа дважды затянулся дымом, прежде чем ответить. Он с трудом заставил себя говорить сдержанно:
– Вождь Старый Ворон считает, что шаман и он могут решать участь этого пленника, не созывая совета старейшин?
Старый Ворон наморщил лоб:
– Участь военнопленных решают вождь военного времени и шаман.
– Хау. Но Рогатый Камень – не военнопленный. Он – дакота, человек из нашего племени, один из Сыновей Большой Медведицы. Он сдался нам добровольно. Его участь должен решать совет старейшин, после того как выслушает его. Я все сказал.
Старый Ворон забеспокоился:
– Четансапа, сын Солнечного Дождя! Ты хочешь отменить решение Хавандшиты?
– Слова Хавандшиты были не решением, а предложением. Он высказал Черной Коже свое мнение, и совет старейшин обсудит это предложение. Решение примут старейшины.
Старый Ворон, оказавшись между двух огней, уклонился от прямого ответа:
– У нас еще четырнадцать дней. Там будет видно.
Он жестом дал понять, что эта тема исчерпана. Четансапа, знавший, что Старый Ворон не любит, когда его торопят с решением, не стал настаивать на продолжении разговора и перешел к другому вопросу:
– У блокгауза остался один разведчик. Надо послать туда еще одного. Ты согласен?
– Да.
Четансапа простился и ушел. Старый Ворон знал, что Четансапа упрям и умеет добиваться своего, за что почти все молодые воины искренне восхищались им и тянулись к нему. Если на совете старейшин Четансапа, который участвовал в совещаниях как предводитель отряда Красных Оленей, дерзнет противоречить Хавандшите, это может привести к жестокой распре между ними.
Если же совет старейшин не состоится, им всем грозят еще бо́льшие неприятности. Старый Ворон представил себе пленника у позорного столба, а перед ним Четансапу, Шонку и Хавандшиту. Ему стало страшно. Он не боялся ни волков, ни медведей, ни врагов, но раздор в племени был для него страшнее всего на свете. Сколько жизней уже стоила им вражда с Маттотаупой! Лучше было бы, если бы Сын Антилопы привез сына предателя не живым, а мертвым. Слушая доклад вернувшихся от блокгауза воинов, он и сам назвал про себя Шонку злобным койотом и безрассудным глупцом. Теперь же он все больше убеждался, что Шонка недостаточно быстро и глубоко забил пленнику землю в глотку. Мертвец не стал бы причиной раздора.
Старый Ворон погрузился в мрачные раздумья.
Что это за черный волк напал на Шонку? Может, это такой же одержимый злыми духами зверь, как буланый мустанг-призрак? Унчида была ведуньей, Уинона владела тайнами врачевания ран, а сыну предателя служили злые духи, обратившись в разных зверей. Хавандшита же был старым опытным шаманом. Старому Ворону в голову закралась тревожная мысль: а что, если он и сам станет жертвой колдовства? Это было бы для него еще хуже, чем оказаться между двумя враждующими сторонами. Все было так сложно. А между тем в факторию пришли Длинные Ножи и строят частокол. Значит, после окончания строительства железной дороги, помешать которому они не могли, белые люди нанесут дакота очередной удар.
Предатель Маттотаупа был мертв. Наконец-то. Одиннадцать лет назад Старый Ворон говорил на совете старейшин в защиту Маттотаупы, потому что наказание, по его мнению, было суровым и вина вождя за преступление, совершенное под воздействием огненной воды, могла бы быть искуплена добрыми делами и воинскими подвигами. Теперь он изменил свое отношение к этой несчастной истории, потому что она снова грозила посеять раздор между воинами.
Он не испытывал ненависти к Рогатому Камню. Но он боялся распрей, которые могли возникнуть из-за него. В Священном вигваме раздался бой ритуального барабана, а на берегу послышался свист Четана, сигнал сбора Красных Оленей. Сын Старого Ворона поднялся и поспешил на берег.
Горе Сыновьям Большой Медведицы, если между ними вспыхнет вражда и Хавандшита обрушит на Красных Оленей гнев своих духов! Гораздо лучше было бы, если бы Сын Антилопы и Шонка… К тому же сын предателя и сам, верно, рад был умереть до того, как его поставят к позорному столбу, чтобы он принял смерть от рук женщин. Уинона, его сестра, однажды спасла ему, Старому Ворону, жизнь своими целебными травами. Может, стоит намекнуть девушке, что ей тяжело будет смотреть, как ее брат подвергается насмешкам и издевательствам, а потом умирает позорнейшей смертью?
Старый Ворон отослал из вигвама младшего сына и дочь, велев им отнести часть его охотничьей добычи женщинам в вигвам Чапы Черной Кожи и Уиноне с Унчидой.
Оставшись с женой и пленником, он сказал:
– Жена, ты перевязала раны сына предателя, напоила его водой и дала ему пеммикана. Но он очень ослаблен. Как по-твоему, он проживет эти четырнадцать дней и ночей?
Жена поняла его волю, услышав последние слова. На губах ее заиграла странная улыбка – смесь высокомерия и жестокости.
– Он очень ослаб, – ответила она. – Но если вождь желает, чтобы этот койот прожил еще четырнадцать дней, я дам ему его трубку. Он привык к курению. Табак придаст ему силы.
Она набила трубку.
В первый раз, с того момента, когда его принесли в вигвам вождя, Рогатый Камень внимательно проследил за действиями женщины, неожиданно легко выпрямившись и сев, несмотря на то что руки его были связаны за спиной. Вождь и его жена решили, что ему не терпится поскорее затянуться дымом. Но когда женщина поднесла ему трубку к губам, он резким движением плеча выбил трубку у нее из руки.
Та была готова к чему угодно, но только не к этому и невольно громко вскрикнула. На ее крик прибежали люди. Первым в вигвам вбежал Четан.
– Что случилось? – спросил он.
– Он ударил меня, когда я хотела дать ему его трубку! – ответила женщина.
Четан посмотрел на лежавшую на земле трубку, потом на застывшее, как маска, лицо Старого Ворона. Не ускользнула от его внимания и едва заметная презрительная усмешка на губах пленника.
– Женщинам нельзя доверять охрану пленников! – с таким же едва заметным презрением в голосе произнес Четан. – Это не женское дело. Красные Олени возьмут на себя охрану пленника и уход за ним до того дня, когда он предстанет перед судом совета старейшин. Хау, я все сказал!
Четансапа наклонился и поднял с земли трубку, опередив женщину, которая сделал вид, что хочет подать ему ее.
– Я лучше унесу ее отсюда! – произнес он язвительно и вышел из вигвама.
Остановившись у входа, он свистнул. К нему тотчас же подскочили молодые воины, которые сбежались на крик. Четансапа объявил им, что с этой минуты они по очереди будут караулить пленного, не подпуская к нему никого другого. Пищу и воду для пленного будет приносить его жена Монгшонгша. Первым в караул Четансапа назначил сына Старого Ворона.
Рогатый Камень снова лег. Взгляд его погас, хотя глаза оставались открытыми.
Четансапа пошел с трубкой в вигвам Унчиды и Уиноны. Те уже знали, что он взял пленника под свою защиту, и поприветствовали его с выражением сдержанной благодарности и слабой надежды.
– Вот его трубка, – сказал Четан и протянул трубку Унчиде. – Может, ты сможешь определить, отравлен ли табак.
– Он курил эту трубку?
– Нет, он оттолкнул ее. Теперь за его охрану отвечают Красные Олени.
С этими словами Четан покинул вигвам.
На следующее утро с рассветом он узнал от Унчиды, что табак и в самом деле был отравлен. Четан сразу же отправился к вождю и сказал:
– Старый Ворон! Даже великих вождей иногда одолевает злой дух, который, однако, можно изгнать с помощью доброго духа. Вчера ночью ты оказался под властью злых чар. Но яд, которым ты был отравлен, покинул тебя и перешел в трубку. Я оставлю эту трубку у себя, чтобы она не натворила других бед. Ты свободен от власти злого духа и на совете старейшин будешь говорить в пользу Рогатого Камня. Ибо Длинные Ножи уже близко, и нам нужны храбрые воины. Ты понял меня?
– Хау.
Старый Ворон не произнес больше ни слова. Он был зол на себя и на весь свет. Его жена сидела в глубине вигвама. В глазах ее застыли страх и отчаяние. Четансапа бросил ей угрожающий взгляд и покинул вигвам.
Время шло, день за днем, ночь за ночью. Дозорные всматривались в даль, не едет ли Чапа Черная Кожа с вестью от верховных вождей. В Священном вигваме по ночам не смолкал барабан. В прерии вблизи стойбища Красные Олени гадали на своих советах, что ждет Сыновей Большой Медведицы.
За два дня до назначенного срока, утром, вождь Старый Ворон объявил Четансапе, что не намерен созывать совет старейшин, сославшись на то, что Хавандшита настаивает на своем решении и грозит навлечь гнев злых духов на всех, кто станет противиться ему. Вечером того же дня в стойбище прискакал Чапа Черная Кожа. Он привез известие, что к ним едет Татанка-Йотанка и его следует ожидать, как только солнце закатится в четвертый раз.
– Он приедет слишком поздно, – заявил Хавандшита. – Мы должны действовать самостоятельно.
В день, когда Рогатый Камень должен был встать к позорному столбу, Четансапа задолго до рассвета пришел в вигвам Старого Ворона. В этот день он сам вызвался охранять пленного и явился в праздничной одежде, со всеми знаками воинского достоинства, с ожерельем из медвежьих когтей на шее и орлиными перьями и пучком красной оленьей шерсти на голове. Он развязал пленного, и тот поднялся на ноги. Благодаря заботливому уходу Рогатый Камень окреп, мог двигать руками, хотя раны на плечах еще не затянулись. В его чертах и осанке появились прежнее достоинство и величие, но лицо оставалось мрачным, а искра надежды на спасение в глазах погасла. У него было достаточно времени обдумать и взвесить свои шансы на благополучный исход.
Четансапа повел Рогатого Камня на берег Конского ручья и предложил ему выкупаться на том самом месте, где они когда-то вместе каждое утро плескались и играли в воде. Пленник бросился в бурный ледяной поток, потом растерся песком. Четансапа дал ему медвежьего жира, чтобы он натер им тело. Это означало, что он желает пленнику исполниться силы, которая, согласно верованиям индейцев, исходит от медведя.