– Ты видел, как уродовали трупы?
– Нет. Мы с отцом пришли позже.
– Мы верим тебе. О чем ты хотел спросить нас?
Рогатый Камень посмотрел на небо. Наступил рассвет. Пробил час его смерти, установленный Хавандшитой. Под звуки барабана он думал о том, что должен умереть, растратив свои силы в ненужной и бесполезной борьбе, которая длилась десять лет и десять зим. Он думал о мертвом отце, о Рыжем Джиме, сумевшем уйти от возмездия, о Хавандшите, который выйдет из своего вигвама с первым лучом солнца. Шаман за все время ни разу не появился на площади. Это говорило о его непримиримости, о том, что он непоколебим в своем решении.
– Где Чапа Черная Кожа? – спросил Рогатый Камень.
Тот выступил вперед.
– Чапа Черная Кожа, Курчавые Волосы! Говори правду! – потребовал Рогатый Камень сквозь дым и пламя костра, который усердно раздувал Шонка. – Кто открыл белым людям, в том числе Рыжему Джиму, что на земле Сыновей Большой Медведицы есть золото и что вождь Маттотаупа владеет этой тайной? Ведь Рыжий Джим не случайно пришел к Конскому ручью с щедрыми подарками и с огненной водой! Говори!
Чапа Черная Кожа испуганно молчал.
– Говори! – повторил Рогатый Камень.
На востоке забрезжил бледный свет наступающего дня. Звезды померкли.
– Говори! – гневно потребовал и Четансапа.
– Что я могу сказать? – подавленно произнес Чапа. – Я поклялся молчать!
Толпа загудела.
– Тогда скажу я! – воскликнул Рогатый Камень и сделал шаг вперед, чтобы глотнуть свежего воздуха. – Золотой самородок, который я еще ребенком нашел на берегу реки в Черных холмах, мой отец бросил в воду, чтобы навсегда скрыть его от человеческих глаз. Ты, Чапа Черная Кожа, Курчавые Волосы, достал его со дна реки. Хавандшита – да, Хавандшита… Пусть на меня ополчатся все его духи! Я скажу это: Хавандшита отнял его у тебя, Чапа Черная Кожа! Он показал его пауни и белым людям и так освободил твоего отца Чужую Раковину, а ты поклялся молчать и молчишь по сей день. Но золото в руках Хавандшиты увидел Рыжий Джим и пришел на нашу погибель к нашим вигвамам. Хау, я все сказал.
Рогатый Камень умолк и вновь отступил к столбу. Силы вдруг покинули его. Всё вместе – жар и дым, а главное, сознание того, что это было его последнее слово, – сломило его.
Шонка вдруг исчез. Только Уинона заметила, как он, услышав обвинения в адрес Хавандшиты, бросился к Священному вигваму.
На пороге Священного вигвама вдруг показался шаман. В левой руке он держал свой большой священный жезл, увитый змеиными и звериными шкурами. Увешанный рогами и черепами животных, он и сам стал похож на дикого хищного зверя. Все в ужасе отшатнулись, когда он начал свой танец вокруг столба: в правой руке шаман сжимал каменный жертвенный нож.
Четансапа вздрогнул. Рогатый Камень тоже понял, что смерть его близка и неизбежна. Никто, даже Четан, не посмел бы остановить шамана с жертвенным ножом в руке.
Все словно окаменели.
Прямо напротив столба, за спинами воинов, стояли Унчида и Уинона. Они, как и Четансапа, были среди тех немногих из присутствовавших, кто ни разу, ни на минуту не покинул площадь. Днем, от восхода до захода солнца, они еще позволяли себе поочередно отдыхать, садясь на землю. Но после заката, когда разожгли костры, они все время стояли рядом на одном месте, гордо выпрямившись, молча и неподвижно, мать и дочь Маттотаупы. Никто не заговаривал с ними, никто не докучал им любопытными взорами. Седые волосы Унчиды и длинные черные волосы Уиноны были аккуратно заплетены в косички. Обе были одеты в праздничные платья. Глаза Унчиды глубоко ввалились. На худом лице отражалось больше чем просто скорбь по убитому сыну и обреченному на смерть внуку. Никто не мог понять, как за этим загадочным челом еще могли сохраниться живые мысли и чувства. Но каждый ощущал, что ему не постигнуть всей боли и несгибаемой воли этой женщины. Унчида была ведуньей. Уинона многому научилась у бабки и стала похожей на нее. Ее красота отличалась от красоты других девушек. Страдания и ранняя мудрость с детства наложили на нее суровую печать.
Шаман продолжал свой танец, приближаясь к столбу, у которого его ждал Рогатый Камень. Он метнул в его сторону свой священный жезл-копье, и оно, описав в воздухе дугу, воткнулось в землю рядом с Рогатым Камнем. Потом Хавандшита поднял руку с ножом и медленно пошел к столбу.
У Четансапы мелькнула мысль: «Этого нельзя допустить, но и помешать этому невозможно!» Его нервы были натянуты, как тетива. Шонка стоял рядом с шаманом. В его глазах, мутных от жажды крови, горела неукротимая злоба побежденного, который так и не сумел понять смысл и причины своего поражения.
Рогатый Камень знал, что еще мгновение – и шаман разрежет ему грудь и вырвет его сердце. Он не закрыл глаза. Он хотел видеть свою смерть. Перед ним застыла темная фигура с поднятой рукой, сжимавшей жертвенный нож. Ничего человеческого в ней не было – это был призрак смерти, состоящий из одних зловещих знаков и символов.
Вдруг где-то неподалеку раздался протяжный, низкий и мощный звук. Сначала никто не понял, откуда он донесся. Хавандшита замер на месте с поднятой рукой, словно получил удар томагавком по голове. В следующий миг все услышали еще один – высокий, пронзительный звук. А потом кто-то крикнул громко и отчетливо:
– Татанка-Йотанка! Великий шаман дакота Татанка-Йотанка! Великий шаман дакота!
Этот крик повторялся, словно барабанный бой. Четансапу будто пронзила молния. Он был настолько одержим желанием, чтобы эти слова стали явью, что ни секунды не сомневался в реальности этого чуда и ответил на крик Унчиды, поразивший Хавандшиту, как удар томагавка:
– Татанка-Йотанка! Великий шаман дакота! Татанка-Йотанка!
Воины из отряда Красных Оленей тотчас, как по команде, хором подхватили клич своего вожака:
– Татанка-Йотанка! Великий шаман дакота! Татанка-Йотанка! Великий шаман дакота!
Четансапа продолжал петь своим сильным голосом:
– Татанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй! Татанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Старый шаман, ошеломленный этим пением и теснившей его со всех сторон беснующейся людской массой, схватил свой жезл и продолжил танец, двигаясь все быстрее, и вскоре впал в исступление, в которое обычно приходил во время подобных обрядов.
– Татанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Всеобщее возбуждение передалось уже и старым воинам. Чотанка принес сигнальный барабан и принялся бить в него в такт словам:
– Татанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Воины и подростки начали ритмично топать ногами, как в продолжительных, многочасовых и даже многодневных культовых танцах.
– Татанка-Йотанка! Татанка-Йотанка! Татанка-Йотанка! Он уже на перекате, танцуй, Хавандшита, танцуй!
Рогатый Камень прислонился к столбу. Ожоги на руках и плечах он уже почти не чувствовал. Но дым, жар, множество голосов, слившихся в оглушительный рев, бой барабана, топанье десятков ног, пляшущий шаман оказали на его нервы и на его мозг губительное действие. Ему пригрезился торжественный погребальный обряд, в конце которого шаман разреза́л ему грудь жертвенным ножом и вырывал его сердце. Он видел, что должен умереть, но уже знал, что позорная смерть ему больше не грозит. Он не сам оградил себя от позора – это Сыновья и Дочери Большой Медведицы почти единодушно избавили его от стыда.
Шонка еще раз раздул костер, хотя уже давно сияло солнце.
– Татанка-Йотанка! Татанка-Йотанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Мужчины разделились на группы и образовали несколько хороводов. Один из них – в непосредственной близости от столба – возглавлял Четансапа, который неустанно пел:
– Татанка-Йотанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Молодые воины, танцуя, взяли в кольцо и костры. Теперь Шонка не мог подобраться к огню, и он постепенно догорел. Убийство было предотвращено.
Второй, более широкий круг возглавлял Чотанка. Дальше, за пределами двух кругов, танцевали подростки с поднятыми вверх ножами и пели:
– Татанка-Йотанка едет по перекату! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Чотанка продолжал бить в барабан.
Женщины тоже танцевали, образовав два круга на границе площади, – во главе с Унчидой и Уиноной. У женщин были свои культовые танцы, главный из которых назывался Танец Скальпов и служил для примирения духов убитых врагов. Сейчас они ритмично шагали по кругу и пели:
– Татанка-Йотанка уже близко! Танцуй, Хавандшита, танцуй!
Чотанка барабанил все более истово.
Около полудня Хавандшита упал наземь и остался неподвижно лежать, сжимая в руках жезл и нож. Никто не торопился его поднимать; все думали, что он во сне говорит с духами и надо ждать, когда духи сами его разбудят. Остальные танцующие начали сменять друг друга, как это было принято в таких случаях. Только Четансапа, Унчида и Уинона не желали прерывать танец ни на минуту.
Рогатый Камень стоял, прислонившись к столбу. Ноги его дрожали, плечи обмякли, взгляд стал стеклянным, но он не падал на землю.
Наконец снова наступил вечер.
Из прерии галопом прискакали три всадника. Взлетев на ближайший холм, они окинули взором стойбище. Снизу грянул хор:
– Татанка-Йотанка…
Один из всадников поднял руку и крикнул:
– Татанка-Йотанка пришел! Он пришел!
Четансапа увидел его первым и повторил его слова:
– Он пришел! Он пришел!
Танцующие замерли на месте. Потом разразились ликующими воплями – как во время успешно завершившегося Танца Бизонов, когда после многих часов на горизонте вдруг и в самом деле показывается стадо бизонов.
Хавандшита поднялся на ноги и обвел толпу мутным взглядом. Потом снова поднял нож и попытался пробиться к столбу, но ряды танцующих сомкнулись, и навстречу шаману снова грянул хор:
– Татанка-Йотанка! Татанка-Йотанка! Татанка-Йотанка!
Хавандшита покачнулся. Когда до него наконец дошел смысл происходящего, через реку уже переправлялась группа незнакомых воинов и вождей. За ними двигались вьючные лошади. Они тащили волокуши, груженные всем необходимым для установки большого вигвама. Среди всадников, сопровождавших вьючных лошадей, выделялся мужчина с орлиным пером на голове, величественный облик которого в сочетании с богатой одеждой говорил сам за себя.