Пение смолкло, ряды танцующих смешались. Великое событие наступило, духи услышали их заклинания. Татанка-Йотанка спешился и медленно подошел к Хавандшите.
– Там, где ты стоишь, я поставлю свой вигвам! – произнес он. – Стой на месте!
Хавандшита подчинился его приказу. Юноши, управлявшие вьючными лошадьми, отцепили волокуши, и через несколько минут Священный вигвам Татанки-Йотанки был установлен. Жерди скрестились над головой Хавандшиты, а натянутые полотнища скрыли его от глаз присутствующих.
Татанка-Йотанка подошел к позорному столбу. Два воина вылили Рогатому Камню на голову кожаное ведро холодной воды и напоили его. Он поднял голову и посмотрел верховному шаману в глаза. К ним подошли Четансапа и Старый Ворон.
– Я слышал, что вы пели, танцевали и ждали меня, – сказал Татанка-Йотанка. – Я приехал. Вы хорошо подумали, как поступить с Рогатым Камнем, сыном Маттотаупы?
– Мы хорошо подумали, – ответил Четансапа. – Сыновья Большой Медведицы хотят снова принять Рогатого Камня, сына Маттотаупы, в свои вигвамы. За три зимы и три лета он не убил ни одного дакота, зато за два лета от его руки умерли более ста золотоискателей. Рогатый Камень готов вместе с нами воевать с Длинными Ножами.
– Он признал свою вину и вину его отца Маттотаупы?
– Признал.
– Что говорит Хавандшита?
– Он вынес суровый приговор. Он решил, что сын предателя больше недостоин носить никакое другое имя и должен умереть позорной смертью. Мужчины должны оплевать его, а женщины, насмеявшись над ним, убить его. А когда мы стали обсуждать дела и поступки Рогатого Камня и признали в нем лучшего из Сыновей Большой Медведицы, Хавандшита хотел убить его жертвенным ножом.
– Хавандшита неверно истолковал волю духов. Я сегодня же ночью в своем вигваме научу его лучше понимать духов. Хау. Отведите Рогатого Камня в его вигвам. Когда солнце взойдет и зайдет второй раз, соберется совет старейшин. Я хочу послушать Сыновей Большой Медведицы и кое-что сказать им.
– Хау!
Татанка-Йотанка в сопровождении трех старых воинов с орлиными перьями на голове направился к себе.
Четансапа и Чапа Черная Кожа отвели Рогатого Камня в его родной вигвам.
Унчида и Уинона приготовили ему ложе. Рогатый Камень повалился на него, и друзья поспешили оставить его одного, потому что он совершенно обессилел, тридцать шесть часов простояв у столба, обжигаемый пламенем костров, задыхаясь от дыма.
Унчида напоила его водой и наложила на ожоги повязки с целебными травами. Он смотрел на нее и, встретившись с ней глазами – впервые со дня смерти Харпстенны, – понял, что действительно вернулся домой.
Вскоре он уснул. Голова его горела. Ему снились дурные сны. Прошлое еще раз обрушилось на него страшным камнепадом; мрачные, тяжелые видения валились на него одно за другим. Он видел пьяных мужчин – Старую Антилопу и старшего сына Старого Ворона; их рвало, и все в вигваме было перепачкано блевотой. Видел отца, некогда великого охотника, убившего серого медведя, в уборе из орлиных перьев, а потом безобразно пьяным в блокгаузе. Видел себя стоящим у столба, а Татанка-Йотанка все не приходил. Все покинули его, Рогатого Камня, оплевав его и насмеявшись над ним, и Шонка подбирался к нему, чтобы набить ему в рот земли и вырвать его сердце.
Рогатый Камень вздрогнул и проснулся. Его рука машинально потянулась к оружию, которое ему принес Четансапа. Он схватил нож. Прошло несколько минут, прежде чем он вспомнил, где он и что с ним произошло. Рядом с ним стояла Унчида. Они с Уиноной еще не ложились и слышали все, что говорил Рогатый Камень во сне, но он этого не знал.
Боясь новых видений и не желая больше засыпать, он широко раскрытыми глазами смотрел в полутьму. В глубине вигвама на одной из жердей висела шкура огромного гризли, убитого Маттотаупой. Харка – тогда еще мальчик – принимал участие в этой охоте. Рядом висел костяной лук, из которого они с Маттотаупой стреляли «в солнце».
Из Священного вигвама Татанки-Йотанки доносилось монотонное пение, похожее на заклинание.
Наступило утро. Унчида, как обычно, отвязала полотнища вигвама от колышков и завернула их наверх. Внутрь хлынул утренний свет. У реки раздавались веселые крики мальчиков. Рогатый Камень еще не чувствовал в себе сил пойти на берег, чтобы искупаться, и продолжал молча лежать на своем ложе.
Около полудня он все же поднялся и, подкрепившись тем, что приготовила ему Унчида, пошел к реке. Все смотрели ему вслед, но он казался безучастным ко всему. Откуда-то вдруг появилась большая длинноногая черная собака-волкодав и побежала за Рогатым Камнем.
– Черный волк! Волк-призрак! – раздались удивленные голоса.
На берегу Рогатый Камень встретил Четансапу и Чапу. Те удивились, что он уже на ногах. Когда Рогатый Камень собрался уходить, внимание его привлекли два мальчика – один стройный, почти худой, второй коренастый. Они ловко плавали и ныряли и еще старательней принялись демонстрировать свои умения, заметив, что за ними наблюдают взрослые. Рогатый Камень узнал их. Это были те самые младшие вожаки Молодых Собак, что смеялись над Шонкой и ликовали по поводу победы безоружного пленника над вооруженными воинами. Один из них был очень похож на Четансапу.
– Твой сын? – спросил Рогатый Камень.
– Мой сын. Он видел уже восемь зим.
Рогатый Камень улыбнулся. В первый раз за много лет. Мальчики просияли.
Вернувшись в вигвам, Рогатый Камень снова лег и до вечера проспал без сновидений. Ночью он бодрствовал. Время от времени он задавал Унчиде и Уиноне вопросы, и те спокойно и просто отвечали на них. От них он узнал, что буланый мустанг без чепрака и сивая кобыла все еще пасутся вблизи стойбища, но боятся людей, что ожерелье из медвежьих когтей и пояс из вампума ему вернули, а перья орла взял Четансапа, все, даже два старых, растрепанных.
Уинона расшивала праздничную куртку из лосиной шкуры. Ночью она закончила работу. Такую куртку мог носить только вождь. Рогатый Камень не стал спрашивать сестру, кому предназначалась куртка.
Утром, еще до рассвета, чтобы ни с кем не встречаться, он снова пошел к реке. В этот день должен был состояться совет старейшин, и он с тревогой ждал их решения. Когда он стоял у столба, в душе его царил покой, похожий на мрачную ночь. Но теперь в этот мрак пробился робкий луч надежды. Он вернулся в родной вигвам. Рядом снова были Унчида и Уинона. Он говорил со старыми друзьями. Медленно зарождалось в нем чувство, что какие-то тонкие, незримые нити постепенно связывают его с жизнью его бывшей семьи – рода Сыновей Большой Медведицы, и было бы больно снова рвать эти связи.
Перед советом старейшин навестить Рогатого Камня пришли Четансапа с Чапой. Друзья сели к очагу и закурили. С трубкой во рту Рогатый Камень чувствовал себя лучше, даже если она была набита корой красной ивы.
– Вожди и старейшины буду говорить о тебе, – сказал Четансапа. – Тебя тоже призовут на совет. Наверное, через несколько часов. У тебя есть куртка, в которой ты мог бы предстать перед ними?
– Разве это так важно – являться на совет в куртке? – ответил Рогатый Камень, выпустив струйку дыма изо рта. – Я, наверное, уже отвык от ваших правил.
Подошла Уинона и показала Четансапе готовую праздничную куртку, которую расшивала. Тот остался очень доволен ее работой. В отличие от Рогатого Камня.
– Это куртка вождя, – сказал тот. – Я не надену ее.
Ему казалось нелепым и смешным тратить слова на такие пустяки.
– Надень ее! – воскликнул Чапа. – И будь готов к тому, что мы изберем тебя вождем военного времени! Нам предстоит война с Длинными Ножами. Ты хорошо знаешь их и умеешь с ними бороться.
– Старый Ворон слагает с себя эту должность, – прибавил Четансапа и многозначительно посмотрел на друга, словно желая сказать: ты знаешь почему.
Рогатый Камень был очень взволнован и немного растерян.
– Ты всегда любил шутить, – ответил он Чапе Черной Коже, – но то, что ты сейчас сказал, похоже на насмешку. Я никогда не буду вождем, и ты знаешь это не хуже меня. Изберут Четансапу. И я не знаю никого, кому бы я подчинился охотней, чем ему, если мне вообще суждено когда-нибудь стать воином рода Сыновей Большой Медведицы!
Четансапа ушел на совет старейшин. Чапа Черная Кожа остался. Но разговор после этой маленькой размолвки не клеился. Мысли Рогатого Камня ворочались тяжело и медленно, ему еще трудно было думать, и он долго досадовал на Чапу из-за его слов о новом вожде. Чапа, в свою очередь, мучился угрызениями совести, оттого что, желая обрадовать старого друга, вместо этого его обидел. Тем временем в одном из соседних вигвамов начался совет, на котором решалась судьба Рогатого Камня. Чапа видел, что тот стал прислушиваться. Но слышны были лишь голоса говоривших, слова же сливались в невнятный поток звуков. Чапа, сидевший напротив друга у очага и украдкой наблюдавший за ним, понял, что тяжкое испытание в виде бесконечно долгого суда, двух дней и одной ночи, проведенных у столба, и разворошенного прошлого не закончились для Рогатого Камня избавлением от смерти и возвращением в родной вигвам. Его истерзанная плоть и душа, должно быть, содрогались от одной лишь мысли о перенесенных страданиях. Чапе казалось, что он теперь лучше понимает состояние друга. Он видел, что Рогатый Камень еще очень слаб и ему лучше было бы лечь и поспать. Но совет старейшин уже начался, и в эти долгие часы, когда решалась его судьба, было лишь одно достойное средство облегчить муки ожидания – беседа с другом, разговор обо всем, что волновало их обоих, что касалось жизни всего рода Сыновей Большой Медведицы и что было для них важнее, чем тяготы одной, отдельной жизни.
– Рогатый Камень, ты прожил в Черных холмах два лета и две зимы, – сказал Чапа Черная Кожа после долгого молчания. – Ты знаешь больше, чем мы. Это правда, что туда скоро отправится множество вачичун?
Своим вопросом он вырвал Рогатого Камня из каких-то глубоких раздумий. Тот вынул изо рта трубку и ответил:
– Это правда. Вачичун нашли там золото. Не в том месте, которое знал Маттотаупа и знаю я, а в другом. И это не то золото, которое можно находить в виде самородков и за которым охотятся такие разбойники и убийцы, как Рыжий Джим и его шайка, или отдельные золотоискатели. Белые люди нашли золото, спрятанное под землей и в камнях, и добывают его с помощью своих инструментов. Одному человеку это не под силу. Там должно работать много людей, которым придется постоянно жить вместе. Им понадобится много пищи и воды. Они вынуждены будут построить себе новую железную дорогу, чтобы осуществить свои планы. Если им удастся прочно там обосноваться, они перестреляют в лесах всю нашу дичь. Они отнимут у нас наши стойбища. Они вообще больше не захотят терпеть нас в горах. Поэтому они сейчас усиливают свои форты и строят новые станции для железной дороги.