Харка молниеносно, одним прыжком оказался рядом с Макки, нанес ему звонкий удар в лицо, так что тот закачался, и встал рядом с отцом. Выхватив из-под накидки револьвер, он направил его не на Макки, а на Рыжего Джима.
– Убери своих собак! – произнес он тихо. – Или я стреляю.
Джим понял, что Харка видит его насквозь и ничего уже не поделаешь.
Подняв руки и показав ладони в знак того, что не собирается прибегать к оружию, он громко сказал:
– Билли! Приведи Макки в чувство! Каждый раз этот болван затевает скандал! В прошлый раз из-за твоей Лилли, сейчас с Харри… Выведи отсюда это пьяное животное!
Билл понял его, хотя финал сцены ему очень не понравился. Они с Шарлеманем схватили Макки, у которого из носа шла кровь, и потащили несчастную жертву их интриг из палатки. Дейзи – Вики, причитая, побежала вслед.
– Убери револьвер! – приказал Маттотаупа сыну.
Харка послушно спрятал руку с револьвером под накидкой.
– Я пошел, – спокойно произнес он и беспрепятственно удалился.
Его друзья незаметно улыбнулись ему.
Маттотаупа, Джим и Джо снова сели.
– А что, собственно, произошло? – спросил Тэйлор.
– Что вы хотите? Дикий Запад… – ответил Джо. – Еще одна история для вашего репертуара.
– Но я не совсем понял, из-за чего вспыхнула ссора.
– Макки нажрался как свинья и сам толком не понимал, чего ему надо, – пояснил инженер. – Неудивительно, что мы ничего не поняли.
– Но я надеюсь, никакой опасности нет?
– Ну что вы! Какая опасность?
– Это ведь, кажется, был твой сын? – спросил Тэйлор Маттотаупу.
– Хау. Это мой сын.
– Он мне нравится, этот парень. Не пьет, умеет за себя постоять и серьезно относится к своей работе. Такие люди нам нужны.
– Так выпьем за Харри! За здоровье Харри! – сверкнув глазами, крикнул Джим.
На этот раз Маттотаупа не мог не выпить.
– Ты думаешь широко, – сказал он Джиму на языке дакота, так что другие не поняли его слов. – Шире, чем мой сын.
– Что значит «широко»? – откликнулся тот с наигранной скромностью. – Парень немного погорячился. Такое бывает в семнадцать лет. Нужно просто сохранять спокойствие.
Джо и Тэйлор снова вернулись за стол, накрытый для инженеров.
– Всего один разбитый нос, – заметил Генри. – На этот раз, похоже, обойдется без кровопролития.
Вечеринка продолжалась. Билл танцевал с Лилли. Вики, убедившись, что Макки скоро придет в себя, снова усердно обслуживала клиентов.
Единственный, на кого вспыхнувший конфликт произвел глубокое впечатление, был Маттотаупа. Он больше не сдерживал себя и, выпив залпом стакан бренди, тут же велел наполнить его снова.
– Что с тобой? – спросил Джим.
– Ничего. Я тоже пойду в дозор.
– Вы что, все спятили? – возмутился Билл. – Мы не каждый день отмечаем расставание с Джо! Твой дозор никуда не убежит! Успеешь еще набегаться по прерии!
Но Маттотаупа встал, учтиво поприветствовал Джо, оплатил принесенный Вики счет, пообещал заплатить завтра за все, что выпьют и съедят его друзья до утра, и медленно покинул палатку. Джим проводил его взглядом, потом вскочил и бросился за ним вслед. Он догнал его на пути к вигваму, где Маттотаупа, по-видимому, хотел снять праздничный наряд и отвязать своего коня.
– Топ, ты не хочешь мне сказать, что ты задумал? – спросил Джим, понизив голос и тем самым вызывая индейца на откровенность.
– Ничего. Я просто отправляюсь в дозор.
– Ты думаешь, нам грозит опасность?
– Джо сказал мне, что ты видел странные следы. Я их не заметил. Харка тоже. Но Макки что-то говорил о горящих стрелах. Мы должны быть начеку. Где ты видел следы?
– Да это были и не следы, а так – кое-какие признаки того, что они там побывали. На северо-западе моего сектора. Скорее всего, они пошли в направлении участка Харри. Ты никак не мог их видеть. Так ты еще вернешься?
– Завтра к полудню, к отъезду Джо.
– Хорошо. Значит, встретимся у поезда.
Джим поспешил назад в салун.
Маттотаупа направился к вигваму. Он еще издали увидел, что оба мустанга на привязи. В вигваме была лишь безмолвная индианка.
Угли в очаге были прикрыты. Аккуратно сложенная бизонья накидка Харки лежала на своем месте. Значит, он заходил домой. Старое ружье тоже стояло на месте, а с собой Харка взял лук.
Маттотаупа снял праздничный наряд, вынул из-за головной повязки орлиные перья. Взяв ружье, он вышел из вигвама и пошел к рельсам. Там уже никого не было: все, кто встречал поезд, и рабочие, успевшие разгрузить вагоны, разошлись – кто на праздник, кто на ночную работу, а кто спать. Вокруг было пусто и тихо. Лишь из большой палатки доносилась музыка, пение и шум веселья.
Маттотаупа прошел немного вдоль рельсов на восток, затем повернул назад, в сторону лагеря, словно решил вернуться. Дойдя до штабелей бочек и досок, он скрылся за ними, чтобы избавиться от непрошеных наблюдателей, если таковые были, и пополз дальше в траве, как змея.
Ползком он двигался довольно медленно, но цель его была недалеко: он хотел добраться до участка Харки, к которому вели упомянутые вражеские следы, и затаиться на одном хорошо знакомом ему возвышении. С этого холма он намеревался вести наблюдение и тем самым помочь Харке.
Так говорил он себе. Но это был самообман. В нем росло недоверие к сыну. Харка сказал, что не видел никаких следов, в то время как Джим уверял, что эти следы вели в район, охраняемый Харкой. Чтобы Харка не нашел след, который искал? Такого еще не бывало! Маттотаупе не давала покоя мысль о том, что он был не одинок в своих подозрениях. Макки, конечно, был пьян. Но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Что заставило Макки высказать такое обвинение? Какие у него были причины? Джим ничего об этом не говорил. Он щадил его отцовские чувства. Но Маттотаупе не нужна жалость. Ему нужна была правда, голая, беспощадная правда.
Он хотел знать, что делает в эту ночь его сын Харка.
Прошло около часа, и он заметил, как Харка крадется в темноте к ближайшему холму. Поднявшись наверх, тот спрятался в траве, глядя в ту же сторону, что и его отец.
Сердце Маттотаупы билось все сильнее. Неужели у Харки здесь назначена встреча с врагом? Его настойчивое желание как можно скорее уйти с праздника было очень подозрительно. Как и то, что Сыновья Большой Медведицы уже давно ничего не предпринимали. Может, они готовят нападение до зимы? И ждали прибытия поезда, чтобы сжечь дотла полные склады продовольствия и строительных материалов?
От этой мысли его бросило в жар. Глаза горели. Бренди и недоверие жгли его изнутри. Он продолжал наблюдение. Харка бесшумно спустился с холма с другой стороны, которая была не видна Маттотаупе, и надолго исчез из его поля зрения. Маттотаупа уже подумывал, не подползти ли ему ближе. Но у него была идеальная позиция, с которой он мог обозревать всю местность. Поэтому он решил подождать. Но так и не увидел сына до самого утра.
Ночь была по-осеннему длинной.
Когда забрезжил рассвет, Маттотаупа согнувшись перебежал к холму, на котором лежал Харка. Там еще остались его следы. Но у подножия холма они резко обрывались. Харка был достойным учеником своего опытного отца. К тому же, будучи разведчиком, он день за днем только и занимался тем, что искал чужие следы и скрывал свои собственные. В этом искусстве он стал уже почти непревзойденным мастером, хотя был еще так юн. А может, именно поэтому.
Поскольку ночью на лагерь никто не напал, Маттотаупа начал постепенно успокаиваться. Подозрения Макки пока не подтвердились.
Маттотаупа пустился в обратный путь. Сильный ветер поднимал облака пыли и раздувал палатки. Из «салуна» все еще слышались звуки скрипки. На траве посреди бараков и палаток валялось с полдюжины пьяных.
Приблизившись к вигваму, Маттотаупа увидел, что коней перед входом нет. Наверное, Харка уже вернулся и повел их к ручью на водопой.
В глубине вигвама сидела безмолвная семинолка. Над очагом в котелке варился мясной бульон. Маттотаупа поставил ружье на место и вдруг застыл как парализованный. Рядом с очагом, на светлом кожаном покрывале, лежал его собственный револьвер.
Маттотаупа схватился за кобуру – она была пуста. Только теперь он понял, что делал Харка, когда исчез, тщательно скрыв свои следы: он умудрился незаметно достать револьвер из его кобуры. Это была неслыханная ловкость.
Маттотаупа не стал поднимать револьвер.
«Пусть пока полежит», – подумал он. Если бы между ними сохранились прежние нерушимые узы, связывающие сына и отца и позволяющие любую степень откровенности и доверия, Маттотаупа бы сейчас рассмеялся, порадовался за сына и за себя, сумевшего воспитать такого искусного разведчика и будущего воина, который в свои семнадцать лет уже смог перехитрить своего отца, и с гордостью рассказал бы всем об этом забавном происшествии.
Может, ему еще удастся извлечь пользу из этой истории. Если Харка поверит, что отец просто хотел помочь ему, а заодно испытать его навыки разведчика, он сможет свободно высказать сыну похвалу. Но если Харка решил, что отец подозревает его в измене, как подозревает его пьяный Макки, то… Маттотаупе страшно было даже подумать об этом. Впрочем, у него и не осталось времени на раздумья: вернулся Харка.
Он слышал, как тот несколькими точными ударами обуха вбил колышки в другом месте, где еще не была выщипана свежая трава. Через минуту Харка вошел в вигвам.
Маттотаупа так до сих пор и не поднял револьвер.
Только теперь, на глазах у сына, он нагнулся, взял оружие и сунул в кобуру, едва заметно улыбнувшись, с безмолвным вопросом, настроен ли сын принять эту историю так, как хотелось ему, Маттотаупе.
Харка молча взял свое бизонье покрывало и лег спать. Маттотаупа лишь на долю секунды успел взглянуть в лицо сына и сразу понял, что все потеряно.
Он помедлил немного, затем вышел из вигвама. Какое-то время он бесцельно бродил по лагерю, но вскоре ноги сами принесли его к «салуну», откуда все еще звучала скрипка цыгана. Он вошел внутрь. В нос ему ударил запах пива, табака и рвоты. Большинство столов уже опустели. Лишь за несколькими еще сидели самые выносливые гуляки с одутловатыми лицами. Они хрипло горланили, то и дело требуя бренди. Их обслуживали три официанта. Девушки уже ушли.