– Джо, даже индеец-разведчик – живой человек. Харри сегодня ночью несколько минут играл роль, о которой мечтал всю свою жизнь: он был военным вождем дакота, главным воином племени. Он отдавал приказы с помощью сигнального свистка… А потом повернулся и заколол ножом первого, кто попался ему под руку. Я думаю, вы понимаете, что этот удар очень дорого ему обошелся. Этот удар повредил что-то и в нем самом.
Джо пожал плечами:
– Он сам этого захотел.
– Вы полагаете? Он поддержал мое предложение вступить с ними в переговоры, но вы оборвали его, как мальчишку.
– Хм. Может быть… А потом он переоценил свои душевные силы. Оказался между двух огней! Мы уже слышали, что и раненые, и убитые дакота исчезли и что эта женщина с изуродованным лицом, которая жила в вигваме Харри, приняла яд, когда эти болваны решили расправиться с ней.
Все трое закурили, и в комнате надолго воцарилось молчание.
– Надо позаботиться о Маттотаупе, – сказал наконец художник тихо. – Я должен сообщить ему, куда поскакал его сын.
– Топ сидит в салуне, всех угощает и сам хлещет бренди, как последний пропойца. Похоже, он совсем потерял голову от отчаяния, что Харри покинул его. Советую вам отложить разговор с ним до завтра или даже до послезавтра, когда он проспится и спокойно подумает о своей беде.
– Не знаю… – с сомнением произнес Моррис, но потом все же решил последовать этому совету.
Наступил вечер. Моррис и Длинное Копье заказали себе ужин в комнату. Его принесла Дейзи – Вики. Она уже усвоила, что, обслуживая художника, должна прежде тщательно вымыть лицо и руки, и неукоснительно выполняла это требование. Моррис успел к ней привыкнуть.
– Ты не могла бы и мне приносить еду в барак? – обратился к ней Джо. – Мне нельзя оставлять Генри одного.
– Нет, тебе я не буду носить еду. Этим займется другая официантка.
– Вот как? Ну что ж, другая так другая. Что делает ваш кудрявый повелитель в своем бараке?
– Вот-вот лопнет от важности! Это же он всех победил, да еще и спас поезд!
– И что, ему кто-нибудь верит?
– Те, на которых он делает ставку, верят.
– Он хочет сделать карьеру?
– И сделает.
– Ну, как говорится, – удачи! Одним дураком больше, одним меньше – какая разница! Подлые времена! Черт бы их всех побрал!
– Топа он увольняет. Индейцы ему тут не нужны. Он ему уже об этом сказал.
– Что же будет делать Маттотаупа? – озабоченно произнес Моррис.
– Маттотаупа? Пока что он накачивается бренди. А потом будет ждать Джима или сам отправится искать его.
Дейзи – Вики ушла.
Художник подавленно молчал.
– Длинное Копье, достань, пожалуйста, рисунки, – произнес наконец художник. – Они были где-то в нашем багаже. Может, они уцелели?
– Они уцелели, мой бледнолицый брат Далеко Летающая Птица.
Шайенн протянул ему большую папку, стоявшую у стены и накрытую куском полотна.
– А, вот и они! – воскликнул Моррис, вынув из папки несколько листов. – Смотрите, Джо! Узнаете?
Он показал ему карандашный набросок.
– Черт побери! Это же… Маттотаупа! Вот, значит, каким он был когда-то…
– Да, так он выглядел семь лет назад, когда я гостил у него. Он был великим вождем.
Джо внимательно рассматривал рисунки.
– Вы правы, – сказал он наконец. – Надо что-то сделать для Маттотаупы. Я, пожалуй, все же схожу в салун, на этот банкет по случаю победы. Хотя меня тошнит от одной мысли об этом.
Джо ушел.
Уже давно стемнело. Поскольку старый салун сгорел, хозяин с разрешения начальника станции временно обслуживал посетителей в большой складской палатке, где штабеля из тюков и ящиков пришлось сделать еще выше, чтобы освободить место для столов и скамей. Скрипач-цыган опять играл для гостей. Джо услышал звуки скрипки еще до того, как вошел. Он постоял немного перед входом, задумчиво глядя в ночную тьму. В главном управлении строительной фирмы он чувствовал себя не в своей тарелке. Здесь ему теперь тоже не нравилось. Но он слышал, что где-то на севере, в тяжелейших условиях, начиналось строительство еще одной железной дороги. Там наверняка найдется дело для таких бывалых бродяг, как он. Правда, с тех пор, как он с тремя товарищами по несчастью голым тащился по прерии, прошло уже пять лет, и каждый год из этих пяти можно было смело считать за два – столько сил они отняли у него! Да, Джо Браун постарел.
Он испуганно вздрогнул, когда чья-то рука крепко хлопнула его по плечу.
– Джо! Старый приятель! – услышал он зычный голос. – Ты что, размечтался о великом будущем? В настоящем тоже неплохо!
– Джим?..
– Что, не ждали меня так скоро обратно, а? – Рыжий Джим стоял перед инженером, широко расставив ноги. – Меня привело сюда мое шестое чувство! Кто это тут у вас навел такой идеальный порядок?
– Дакота.
– Черт побери! И вы так просто их сюда впустили? Имея больше сотни винтовок? Тоже мне вояки! Как поживают Топ и Харри?
– Пока живы.
– И это всё? Не очень-то вы сегодня словоохотливы, Джо. Я вас чем-то огорчил? Зайду-ка я внутрь и пропущу стаканчик-другой. Завтра тоже будет день. Успеем еще поговорить!
Рыжий Джим протопал своими тяжелыми сапогами к палатке, из которой доносились музыка и громкий смех пьяных гостей. Джо пошел следом за ним и, остановившись перед входом у него за спиной, заглянул внутрь.
За вторым столом сидел Маттотаупа в окружении друзей, желавших выпить за чужой счет и потому не скупившихся на похвалы в адрес индейца.
– Топ! – крикнул Джим, заглушив своим громовым голосом шум веселья.
– Джим! – откликнулся Маттотаупа и встал. Глаза его блестели. – Джим, брат мой!
Откинутый полог шатра скользнул вниз и закрыл вход. Джо Браун, постояв несколько мгновений, медленно пошел обратно в барак. В окне Морриса и Длинного Копья еще горел свет.
Он вошел к ним в комнату и сел на край кровати, где недавно сидел Харка.
– Я пришел слишком поздно! – сказал он. – Джим вернулся.
Моррис и Длинное Копье молча приняли известие о том, как случай перечеркнул их планы. Художник поднял голову, посмотрел на Длинное Копье, потом на Джо и сказал:
– Может, это вообще было невозможно. Маттотаупа – совсем другой человек, не такой, как, например, ты, мой краснокожий брат Длинное Копье. Он вырос не в резервации и был военным вождем тетон-оглала, одного из самых храбрых и воинственных племен дакота. Разве кто-нибудь из нас мог бы ужиться с ним или он с нами? Ему нужно воинское братство, или группа единомышленников, или хотя бы один человек, на которого он мог бы положиться и который делил бы с ним его жизнь. Сейчас у него есть лишь два человека, с которыми он мог бы жить – так, как он вынужден жить сейчас, изгнанный из родного племени, уволенный из отряда разведчиков, – Харка и Джим. Харка покинул его. Значит, остается Джим.
– А это для него – смертный приговор, – произнес Джо.
Охота на орла
Харка Ночное Око, называемый белыми людьми Харри, направлялся к сиксикам. В первый раз, несколько лет назад, он добрался до них по прерии, двигаясь севернее большой излучины Миссури на юг через Черные холмы и Найобрэру до истоков Платта. Теперь же он решил держаться как можно дальше от земли дакота и, повернув на запад к Скалистым горам, скакать через места поселений и охотничьи угодья шошонов и апсароке на север, к притокам Миссури.
Места эти были ему незнакомы. Он знал их по картам, точность и полнота которых оставляли желать много лучшего. Читать и писать он научился еще двенадцатилетним мальчиком у одного белого человека по пути из Омахи в Миннеаполис и потом постоянно развивал эти навыки. Джо и Генри помогали ему в этом. Карты, которые у него были, ему сохранить не удалось. Самые главные сведения из этих карт он держал в голове. Он знал, что ему предстоит преодолеть путь длиной почти в тысячу километров. А с учетом гор, которые надо будет огибать, и других препятствий он мог достичь цели не раньше чем через три недели. Там он начнет поиск охотничьего племени сиксиков – черноногих, – предводительствуемых вождем по имени Горящая Вода.
Его пегий конь был скакуном средних способностей. Ему было лет шесть; в последнее время он скакал под седлом со стременами, но раньше был индейской лошадью и быстро и уверенно реагировал на любое легкое прикосновение коленей всадника. Длинное путешествие после унылой жизни на станции пошло ему только на пользу: он заметно оживился, и силы его прибывали с каждым днем, хотя всадник требовал от него многого. Однако он чувствовал, что его новый хозяин не хуже мустанга умел находить свежую воду и надежное укрытие для ночлега и всегда знал, что делает. Поэтому они быстро привыкли друг к другу.
Питался Харка охотой, в основном мелкой дичью, с одной стороны не желая обременять себя излишним провиантом, с другой – чтобы не истреблять зря живности. То, что убитых во время охоты животных нужно использовать разумно и бережно и что не следует убивать зверей больше, чем это требуется для питания и добычи шкур, он хорошо усвоил с детства. В предгорье водилось много дичи, а в реках рыбы, и он всегда был сыт. Иногда он разводил огонь, иногда нет. Иногда ехал днем, иногда ночью – в зависимости от местности. Весенний воздух становился все теплее; у Харки была с собой бизонья шкура, и он прекрасно обходился без вигвама. Только когда ночью шел сильный дождь, он искал убежища среди скал или деревьев. Заметив следы опасных хищников, он спал стоя, прислонившись к дереву, или, вскарабкавшись наверх, привязывал себя с помощью лассо к сучьям.
Во время своего первого большого путешествия верхом – от Миссури до южных склонов Черных холмов, в возрасте тринадцати лет, – он тщательно обдумывал каждый свой шаг и ежедневно внимательно изучал чужие места. Делал он это и сейчас, но уже гораздо быстрее, поскольку за годы службы разведчиком осторожность вошла у него в привычку.
Встреч с шошонами или апсароке он избегал. Не потому, что опасался враждебности, а просто не хотел задерживаться.