озже – вождем, как отец. Он был здоров, крепок и умен. Отец пробудил в нем честолюбие, и, когда Харка заметил, как легко дается ему первенство над сверстниками во всех состязаниях и играх, для него стала невыносимой мысль о возможном поражении. Однако Маттотаупа осторожно, но строго учил его, что мальчик должен уметь не только побежать, но и мужественно принимать поражение. Как-то раз Харка ударил своего коня, когда увидел, что проигрывает гонки, и после этого ему пришлось расстаться со скакуном. Он на всю жизнь запомнил свой стыд перед ним и горечь расставания.
Однажды, когда Харке было девять лет, он в мальчишеском задоре дерзнул тайком, в лесу, затеять с товарищами игру в шамана и священные ритуалы и при этом сам так искусно и убедительно изображал Хавандшиту, что мальчики в пылу игры пали перед ним ниц. Но тут неожиданно появился сам Хавандшита, и все получили суровое наказание от своих отцов. Харка же был наказан самим шаманом. Сейчас в своих воспоминаниях он пропустил те двенадцать дней и ночей, проведенных в Священном вигваме, рассказывать и даже вспоминать о которых Хавандшита строго-настрого запретил ему.
Зато он обстоятельно, во всех подробностях, воскресил в памяти тот год, когда Сыновья Большой Медведицы покинули Черные холмы и ушли на юг к реке Платт, потому что так и не дождались бизонов. Зловещие приключения в пещере, смерть матери, убитой Священным Железом, его первая в жизни битва с врагами, в которой он, еще мальчик, добыл ценный трофей – ружье вождя пауни. С трофеем ему пришлось расстаться: он принес его в жертву Священному вигваму. Это была не добровольная жертва, а скорее плод его упрямства – он хотел доказать отцу и самому себе, что умеет подавлять свои желания. Это было нехорошо. И он в глубине души возненавидел шамана, который потребовал от него этой жертвы и воле которого он вынужден был покориться. С той поры им овладело страстное желание добыть еще одно Священное Железо. Вскоре в стойбище появился Рыжий Джим и подарил ему и Маттотаупе по двуствольной винтовке новейшего образца.
На этой истории Харка Твердый Камень, Ночное Око задержался дольше. Он еще раз во всех деталях вспомнил, как восхищался тогда Рыжим Джимом, метким стрелком, подарившим ему грозное оружие! Этот подарок ослепил его. И он совершил вторую ошибку в жизни: сначала он принес жертву, которую не хотел приносить, а потом доверился человеку, которому не должен был верить.
Потом Рыжий Джим ночью напоил гостей вождя минивакеном – огненной водой. Сын Старого Ворона и Старая Антилопа захмелели так, что уподобились животным и валялись в бесчувствии на земле. Харка тогда впервые в жизни видел пьяных людей. Но его отец в ту ночь не пил огненную воду. Да, тогда он еще не пил бренди. Маттотаупа отослал из вигвама женщин и детей, но Харка тайком вернулся и наблюдал за происходящим в шатре. Сейчас он с удивлением вспоминал об этом – о том, как мальчиком отважился нарушить отцовский запрет! Но это обернулось пользой, потому что он сам, своими глазами видел, что отец был трезв и в полном сознании. Все время, пока Харка тайно наблюдал за отцом, речь Маттотаупы была четкой и внятной. Однако на следующее утро Хавандшита и великий шаман Татанка-Йотанка, находившийся тогда в стойбище, обвинили вождя в том, что он, поддавшись чарам белого человека, совершил предательство. Его изгнали из племени. Харка бежал из стойбища и последовал за отцом в изгнание. Это случилось семь лет назад, и с тех пор оба они скитались по свету, как бродяги. Они жили отшельниками в горах, сопровождали художника Морриса, работали в цирке и, наконец, нашли прибежище у черноногих. Но злые происки Рыжего Джима вынудили их оставить и этот приют и наняться к белым людям разведчиками.
Маттотаупа был невиновен.
Харка то и дело мысленно возвращался к этой истине: Маттотаупа невиновен. В этом никто не должен сомневаться. Рыжий Джим до сих пор не нашел золота, хотя ищет его уже семь лет. Вот неоспоримое доказательство того, что Маттотаупа ничего ему не сказал! Причиной же всех зол, обрушившихся на них потом, был неправедный приговор совета старейшин, клевета шамана, возведенная на вождя. Так думал Харка Твердый Камень. Так было и на самом деле и не могло быть иначе.
Время шло. Наступил полдень, а Харка все еще был погружен в свои воспоминания. Дали затянула дымка, прерии словно таяли в ней и сливались с горизонтом. Харка еще около часа отрешенно, уже почти бездумно смотрел в серо-голубой простор.
Вдруг вдали показался какой-то неясный силуэт, который постепенно принял очертания мустанга, жеребца… Словно мираж, сгусток дымки, неподвижно стоял он на гребне холма.
Харка подумал, не снится ли ему это. Он видел того самого буланого, что уже встречался ему, и уставился на него как зачарованный. Тот тоже неотрывно смотрел на него. Так прошло некоторое время. У Харки не было с собой ни коня, ни лассо. Но даже если бы он имел и то и другое – ему сейчас нельзя было охотиться. Буланый жеребец, казалось, знал это. Наконец он пустился рысью, легко, гордо поскакал по лугам и взбежал на холм, где сидел Харка. Тот не мог отвести взгляда от его головы, от его странно диких глаз, раздутых ноздрей. Длинный хвост жеребца развевался на ветру. Харка слышал легкий глухой стук копыт по траве. Он уже весь дрожал от возбуждения.
Буланый вновь остановился. Он бил копытом и ржал. «Какая сила!» – восторженно думал Харка. Под кожей коня играли мощные мышцы. Вот он встал на дыбы, но не бесился, как в прошлый раз. В следующий миг он уже мчался прочь бешеным галопом, словно дух прерии, которая и породила его. Наконец топот копыт стих.
Мустанг-призрак исчез.
Харка медленно вернулся к своим мыслям. Он хотел разобраться с самим собой за первые два дня. На третий день – он это знал – жажда станет настолько мучительной, что сил у него хватит лишь на смутные грезы.
Маттотаупа невиновен. Но этот мерзавец Джим все еще пытался склонить вождя-изгнанника к предательству и вырвать у него тайну горы и Большой Медведицы. Нужно во что бы то ни стало разлучить отца с Джимом. Он принял это решение еще несколько лет назад. Но сделать это становилось все труднее. А может, это теперь уже вообще невозможно? Харке стало страшно. Правильно ли он поступил, покинув отца?
Да. Он должен стать воином. Потом он снова разыщет отца. Правда, теперь, после всего, что произошло, он уже не мог представить себе, о чем будет с ним говорить.
Мысли его непрестанно кружили в голове, впивались в мозг, ранили его, рождали в нем сомнения. Чьим воином он станет? Сиксиков? А если они когда-нибудь узнают, что его отец пьяным валялся на земле на потеху белым людям?
Харка никому не рассказывал об этом, никому не мог признаться в этом позоре – ни Могучему Оленю, ни Горящей Воде, ни шаману. А если они когда-нибудь сами обо всем узнают?
Может, ему вернуться к дакота? Ему, сыну вождя, которого они до сих пор называют предателем? Сейчас, оставшись наедине с самим собой, Харка признался себе, что тоскует по родине, по своему племени, в котором он родился. Никакое гостеприимство сиксиков не могло искоренить эту тоску. Он понял, что эта тоска живет и в сердце его отца. Зачем Маттотаупа тайно пошел в вигвам Унчиды? Конечно же, не для того, чтобы встретить там Тачунку-Витко! Они оба не решались признаться друг другу в этом робком, глубоко, на самом дне души, запрятанном чувстве – сознании, что они принадлежат к Сыновьям Большой Медведицы. И именно это чувство они болезненней и горше всего оскорбили друг в друге. Маттотаупа – когда вынудил Харку заколоть собственного брата, а Харка – в момент прощания.
Что же их ждет впереди? Неужели Харка станет воином, чтобы снова служить разведчиком у белых людей? Нет. Вачичун – бледнолицые – имели все основания охотиться на Харри, чтобы линчевать его, потому что сердце его переполняла ненависть к ним. Харка вспомнил о послании, которое ему передала изувеченная семинолка вместе с поясом из вигвама вождя Оцеолы. Эта женщина умерла. Она сама захотела смерти, как только узнала, что Харка уходит из лагеря. Но она исполнила последний долг своей изуродованной, уничтоженной жизни, и этот призыв к мести теперь жил в нем – вместе с голосом вождя племени семинолов, которого изгнали с родной земли, но храбрейшие воины которого до сих пор борются с белыми врагами, укрывшись в болотах.
Солнце уже клонилось к горизонту, а Харка все еще был занят своими мыслями. Одержимый желанием найти единственно правильное решение, он не чувствовал ни голода, ни жажды. Наступил вечер. Солнце светило уже с запада, и Харка не видел его лучей; он только чувствовал их, а перед ним лежала его собственная тень. Цветные сумерки перешли в черную тьму. Загорелись звезды, луна поплыла по ночному небосклону.
Харка все сидел, вперив взгляд во тьму. Мысли его летели и летели по кругу. Он вновь и вновь ловил их, просеивал, словно через сито.
Так прошла ночь. Не сомкнуть глаз всю ночь, сутки не есть и не пить было для Харки привычным делом и не стоило особых усилий.
Второй день оказался намного тяжелей. Во рту у него пересохло. В полдень горячий воздух начал слепить его, язык присох к нёбу. У него было такое чувство, словно кровь в его жилах загустела, сердце забилось чаще. Жар в груди выжигал все изнутри. Вокруг не было ни клочка тени, ни капли росы. К вечеру у Харки заболела голова, все его тело жаждало прохлады. Ночь он провел в пограничном состоянии, между сном и бодрствованием. Он пока так и не пришел ни к какому решению. Его словно окружала высокая стена, он словно был заперт в загоне. Когда и как он угодил в эту ловушку? Как ему освободиться? Он, умный, храбрый, непобедимый, был незаметно, без всяких пут, пойман, пленен, связан, измучен обманами, клеветой, раздором с отцом. Как просто и спокойно жил Могучий Олень! Какая запутанная жизнь у него, Харки! Одолеваемый усталостью, он пожевал табаку. Это взбодрило его, пришпорило сердце, вновь погнало кровь по жилам. Перед глазами у него поплыли видения – расплывчатые образы источников, ручьев, рек. Вода! Вода! Ясность! Ясность!