Только в одном вигваме не сомкнулась пара бессонных глаз.
Этот большой и украшенный пестрыми символами, но в сравнении с жилищами верховных вождей довольно скромный вигвам стоял на южной стороне лагеря, где обосновались дакота. Среди символов было изображение флейты. На высоком шесте перед входом висело множество внушительных трофеев. Это был вигвам Чотанки, уже немолодого, всеми уважаемого воина из рода Сыновей Большой Медведицы. Он взял с собой на праздник жену, сына, юного воина по имени Острие Копья, с женой и Уинону, дочь Маттотаупы. Ему велел сделать это Татанка-Йотанка.
Уинона лежала без сна на шкурах. Целый день она старалась никому не попадаться на глаза. Стоя в самых дальних рядах, с женщинами, она слушала глашатая и сквозь толщу толпы вдруг увидела на противоположной стороне брата. Она на мгновение закрыла глаза – а может, у нее просто потемнело в глазах, – но, снова открыв их, она убедилась, что это не видение. Этот юноша, стоявший среди сиксиков, и в самом деле был ее брат Харка Твердый Камень, Ночное Око, Убивший Волка, Охотник на Медведей, сын Маттотаупы. Когда она видела его в последний раз, ему было двенадцать лет. Они тогда с Белой Розой сидели у Конского ручья, и брат по велению изгнанного из рода отца подкрался к ним, чтобы предупредить о нападении пауни. Сообщив им об опасности, он в ту же минуту снова исчез. С тех пор она его больше не видела. Потом она еще слышала выстрелы, которыми они с отцом защищали Сыновей Большой Медведицы. Это было восемь лет назад. Несмотря на самоотверженную помощь Маттотаупы в битве с пауни, старейшины не позволили ему вернуться к своим братьям и тем самым положили начало смертельной вражде между ним и его родом. За годы изгнания Харка вырос и возмужал. Высокий, стройный и исполненный достоинства, стоял он среди воинов. На шее у него было ожерелье из когтей и зубов серого медведя. Уинона не знала, какое имя он носил теперь, став воином. Но когда глашатай объявил, что на седьмой день два молодых воина примут участие в Танце Солнца, девушки, стоявшие рядом с ней, зашептали, что этими избранниками стали Горный Гром и Рогатый Камень и что оба они стоят в первом ряду; Рогатый Камень – тот, что с ожерельем из медвежьих когтей и зубов, в поясе из вампума и с орлиными перьями на голове.
Уинона не знала, заметил ли он ее. Это было маловероятно. Он не обращал внимания на толпу. Сначала они с Горным Громом пошли в свой вигвам, потом она видела, как он наблюдал за игрой мальчиков и наконец ускакал в прерию. Что за удивительный конь у него был! Мужчины и юноши увлеченно обсуждали этого коня и говорили, что это не простой мустанг, а волшебный. Конечно же, на этом коне он станет победителем в скачках, ведь противостоять духам никто не может.
Вечером Уинона вместе с женой Острия Копья прогулялась вокруг лагеря и видела следы буланого, ведущие в прерию. Из вигвама Острия Копья был виден вигвам, в котором жил ее брат. Она долго не спала, глядя на жилище брата. Брат не возвращался. Наконец она легла на свое ложе, чтобы не привлекать к себе внимания остальных. Потом, так и не дождавшись топота копыт, встала, подошла к выходу и посмотрела в щель. Буланый еще не был привязан перед входом в вигвам.
В ней мучительно зрело одно решение. Прошедшие годы были для нее очень тяжелыми. Она вспомнила отца во время его последнего, тайного появления в стойбище, его торопливый и бесполезный разговор с матерью, потом увидела его связанным по приказу Тачунки-Витко. Вспомнила о том, как Унчида сообщила о смерти Харпстенны, и о том, как она посмотрела в глаза Харке и поняла, что это он убил брата. Вспомнила, как все это потом подтвердил Черная Кожа, Курчавые Волосы. И теперь, сравнив прежний образ Харки, запечатлевшийся в ее памяти со дня расставания, с его гордым и неприступным видом, поразившим ее вчера, она не выдержала, тихо встала, оделась и вышла из вигвама.
Ночь была прохладной, хотя целый день жарко светило солнце. Ветер играл трофеями на шесте. Уинона не подозревала, что за ней наблюдают. Она знала, что не должна делать того, что задумала, но была готова принять любые последствия своего поступка, потому что жизнь давно уже опостылела ей. Ее хотел взять в свой вигвам Шонка, давнишний враг Харки, чтобы унижать ее. Она решительно отказалась стать его женой. Ее любви добивался Четан, который, став воином, получил имя Четансапа – Черный Сокол. Но она не любила его, и он женился на другой, похитив ее из племени понка. Уинона жила с Унчидой, в вигваме без воина, на подаяния других вигвамов, не став ничьей женой, хотя это было уже ее семнадцатое лето. Молчаливая, гордая и печальная – такой ее знали Сыновья Большой Медведицы. Свои мысли и чувства она могла доверить только Унчиде.
Уиноне показалось странным, что Чотанка взял ее с собой в долгое путешествие на Великий Праздник. Из вигвамов Сыновей Большой Медведицы на него отправились только два – Чотанки и Шонки. Шонка, который был на четыре года старше Харки, став воином, получил имя Шонкавакон, но почти все по-прежнему называли его Шонкой, хотя это его огорчало. Шонку послал на праздник шаман Сыновей Большой Медведицы Хавандшита, враг Маттотаупы. Шонка жил со своей матерью и женой Белой Розой. Кроме того, на праздник приехал и старший сын Старой Антилопы, воина, которого убил Маттотаупа.
С тех пор как Белая Роза стала женой Шонки, у Уиноны больше не было подруги.
Уинона, не скрываясь, пошла через весь лагерь в прерию. Она отыскала следы буланого, которые видела еще вечером, и попыталась пойти по ним. Она не знала, далеко ли ускакал ее брат. Но ей были известны его детские привычки. Когда брат был чем-то озабочен и хотел спокойно подумать, он уединялся, садился на каком-нибудь холме, откуда все мог видеть, и жевал стебель травы. Если Харка Твердый Камень, Ночное Око, которого они здесь называют Рогатым Камнем, сейчас где-нибудь поблизости, он сам заметит свою сестру в ночной прерии еще раньше, чем она его. Уинона ждала, что он вот-вот внезапно появится перед ней. Да, она надеялась на это. Но с каждым шагом ее надежда становилась все слабее, а желание увидеть брата все настойчивей. В конце концов она потеряла в темноте след буланого и растерянно остановилась. Сердце ее тревожно билось, руки были холодными и влажными. Несколько раз она уже готова была позвать Харку, но так и не решилась.
Наконец она подала ему знак, которому они вместе научились еще детьми, – завыла койотом. Если слух у Харки остался таким же острым, как раньше, он должен будет заметить, что это не койот, а человек.
Но может, он вовсе не желает видеть свою сестру и говорить с ней?
Да, скорее всего, он не захочет говорить с ней после всего, что случилось.
Уинона не стала подавать условный знак еще раз. Губы ее дрожали. Но она не плакала. В последний раз она плакала, когда ее брат тайно последовал за отцом в изгнание.
Она уже почти смирилась с тем, что ее затея оказалась напрасной, но не решалась пока возвратиться в лагерь и продолжала неподвижно стоять, хотя все мысли у нее в голове словно погасли.
И вдруг произошло то, на что она уже не надеялась: перед ней стоял ее брат – на голову выше ее.
– Что ты ищешь? – спросил он на языке дакота, и, хотя в последний раз она слышала его голос много лет назад, когда он был еще мальчиком, она сразу узнала его.
– Я ищу тебя.
Харка молчал.
– Кто тебя послал? – спросил он наконец уже совсем другим, враждебным тоном.
Лицо ее словно стянуло холодом.
– Никто, – ответила она надменно.
– Чего тебе от меня надо? Я убил нашего брата Харпстенну, ты должна была узнать это от Черной Кожи.
Уинона ответила не сразу. Она собиралась с силами. Время шло. Брат стоял в такой позе, словно не собирался затягивать эту встречу и уже готов был уйти.
– Ты хочешь, чтобы я ушла… – произнесла она наконец с трудом, преодолевая боль, потому что в горле у нее застрял стальной комок. – Не забывай, что мы – дети одного отца и одной матери. Я ухожу.
Она резко повернулась и бросилась прочь, словно спасаясь от погони.
Вернувшись в вигвам, она легла на свое ложе и прижала ладони к лицу. Открытый рот ее застыл в безмолвном крике.
Рогатый Камень не вернулся и к утру. Горный Гром проснулся, но еще не встал, а молча наблюдал за сестрой. Ситопанаки давно уже была на ногах, поднявшись еще раньше, чем обычно. Она разожгла хворост в очаге. В свете огня Горный Гром увидел ее лицо. За ночь оно очень изменилось. В нем появилось что-то новое, но что именно, Горный Гром никак не мог понять. Боль? Тоска? Горесть? Уязвленная гордость? Так как все остальные еще спали, Горный Гром бесшумно встал и подошел к очагу. Заметив, что Рогатого Камня нет в вигваме, он выглянул наружу: буланого мустанга тоже не было. Повернувшись, он встретился глазами с сестрой и понял, чем заняты ее мысли.
– У Рогатого Камня много своих дорог, – сказал он с улыбкой.
– На которых он встречает дакотских девушек… – многозначительно пробормотала Ситопанаки.
Проснулся вождь Горящая Вода. Слышал ли он последние слова дочери, было неясно. Ситопанаки отвернулась от брата и выскользнула из вигвама, чтобы принести воды. Горный Гром проводил ее взглядом и, дождавшись, когда она вернется, еще раз пристально всмотрелся в ее узкое, строгое лицо. Он понял, что сестра страдает, и ему самому стало больно. Как же так? За что? Ведь он в последний год почти не сомневался, что его брат Рогатый Камень, которого она любила, однажды приведет ее в свой вигвам. Снаружи послышался топот копыт. Это был буланый. Всадник остановил коня перед вигвамом, привязал его и вошел внутрь. В его поведении и выражении лица не было ничего необычного. Он, как всегда, подсел к огню и вместе с другими мужчинами принялся за приготовленный женщинами завтрак.
Вскоре в лагере воцарилось всеобщее веселье. Азарт мальчиков, состязавшихся в беге и игре в мяч, увлек даже юношей и молодых мужчин. К полудню состязания мальчиков закончились, и упражнения начали взрослые. Были установлены две палатки. Игроки в мяч старались ясеневы