Продираюсь к людским душам,
Ветер в грудь, штормовой, встречный!
Но не принято тех слушать,
Кто ещё не ушёл в вечность…[16]
…Глеб вскочил, хватая воздух ртом – во сне он перестал дышать. Неужели свершилось?! Он снова научился соотносить кровь и любовь-морковь? И это ощущение, когда душа парит от счастья, что всё получается. Глеб постарался вспомнить строки и не смог – видение стерлось. Но ничего, получилось один раз, выйдет и во второй.
Он осмотрелся и тут же разбудил остальных: ночью они вновь переместились. Обычно переход происходил во время пути. Будто кто-то накладывал один мир на другой, размазывал их очертания. А потом – раз, и они оказывались в другом пространстве. А сейчас будто кто-то намеренно ускорил события. У Глеба заныло сердце от волнения и надежды: неужели они скоро доберутся до радуги?
Путники находились в странном месте: над головой виднелся стеклянный купол. О его назначении думать не хотелось: возможно, за его пределами нет кислорода. Пол состоял из каменных плит темно-шоколадного цвета. И больше ничего. Какой-то искусственный мирок. А они – подопытные животные, за которыми наблюдают.
На Глеба нахлынуло безразличие – вечные качели, когда штормит от радости к отчаянию. Он достал из рюкзака оставшийся гриб и разделил на троих. Где тут еду искать? Хоть бы киоск с продуктами поставили. Хорошо, что Хухэ остался в Сребролесье, там с пропитанием проще. А им, похоже, придется грызть камни, если только не произойдет какое-нибудь чудо.
Глеб задрал голову и закричал в стеклянный потолок:
– Как же вы достали! Сколько можно над нами издеваться? Где она, ваша фиговая радуга?!
В таком пространстве эхо должно было отразиться от стен, но звук быстро заглох, точно в заставленной мебелью комнате. На мгновение Глебу померещилось, что всё сейчас взорвется. Тишина давила, точно обрела плоть и вес.
Мёнгере обняла и прошептала:
– Мы дойдем.
Ее прикосновение успокоило. Да, они доберутся. Другого варианта нет. Глеб разозлился: что он, в самом деле, как ребенок? Психует по малейшему поводу. Вот Хранитель пути сейчас покатывается со смеху. Наверняка же наблюдает за путниками.
Глеб молча сложил вещи и бросил короткое:
– Пошли.
Поначалу по плитам шагалось легко, потом они начали наползать друг на друга, приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Дальше стало твориться невообразимое: земля дрогнула, плиты зашевелились, задергались, точно притягиваемые гигантским магнитом. Они хаотично налезали друг на друга, вздыбливались в неподходящий момент. Один раз Приш едва не полетел, когда плита под ним крутанулась. Продвижение вперед напоминало бродилку в которую Глеб когда-то играл. Только тут падал не персонаж, а сам Глеб.
Неожиданно всё прекратилось, и путники заметили впереди черный куб. Даже издали было заметно, что его поверхность матовая. Она поглощала свет, казалось, воздух вокруг нее потемнел.
– Похоже, нам туда, – в ответе Глеб не сомневался.
Они быстро зашагали к кубу, пока снова не началось плитотрясение.
Дверей не имелось, как и окон. Ни щелей, ни малейшего зазора. Шероховатая поверхность никак не отзывалась на простукивание. Глеб точно знал, что им надо внутрь. Но как туда попасть?
– Я залезу на крышу – предложил Приш.
Он ловко вскарабкался по вертикальной поверхности, упираясь ногами в стену. Жаль, что у других людей присосок нет – это бы облегчило жизнь. Сверху раздалось:
– Здесь отверстие! Сейчас спущусь.
Глеб думал, что Приш вернется снаружи, но вдруг стена перед ним с лязганьем ушла вбок и в проеме показался Приш.
– Заходите, – пригласил он.
Глеб сорвался:
– Мы вроде договаривались, что не будем рисковать лишний раз! Почему полез без нас?
Приш недоуменно посмотрел на него:
– Там лестница была и свет, всё просматривалось.
– Извини, – буркнул Глеб, – я не прав.
Внутри горели светодиодные лампочки. Менее всего Глеб был готов увидеть их, он отвык от цивилизации. Может, здесь есть и другие удобства? В виде нормального туалета и душа? Он бы не отказался!
Его поиски оправдались. Прямо по коридору обнаружились две двери со знакомыми значками: мужчины в шляпе и женщины в шляпке. А дальше путники нашли душевую комнату. Похоже, когда-то здесь располагалась какая-то база. Но что это за база и кто были ее сотрудники, Глеба не интересовало. А вот нормальная столовка с продуктами – да. Поэтому друзья продолжили разведку.
Несколько комнат с одноместными кроватями, застеленными серыми одеялами. Тусклый свет, ровное гудение вентиляции. Греют батареи, поэтому тепло. Кухня находится почти в конце коридора. Синее освещение, хромированное оборудование, огромные холодильники, электрическая плита.
«Работают!» – Глеба обрадовала эта мысль.
Первым дело заглянул внутрь: пакеты молока, брикеты со сливочным маслом. Достал один, открыл – вроде нормально.
В кладовке Приш обнаружил пакеты с мукой, крупы, сухие пайки. Вероятно, здесь была военная база, а потом ее заморозили. Или научная, не разобрать. Главное, что еду они нашли. Глеб вскрыл несколько пайков: гречневая каша с гуляшом, котлета с пюре и овощное рагу. Жить можно!
Друзья устроили пир. Шоколад, галеты, жевательная резинка, соки. Как давно Глеб этого не ел. Он смаковал шоколад, медленно таявший в рту. Мёнгере и Приш с опаской попробовали незнакомые продукты, Мёнгере перепачкалась шоколадом. А Приш всё тянул и тянул жвачку из рта. Глеб с трудом подавил смешок.
– Смотри, чтобы не прилипла, а то потом не избавишься от нее, – предупредил он.
После позднего завтрака продолжили осмотр помещений. Мёнгере наткнулась на склад одежды: брюки цвета хаки, рубашки оливкового цвета, теплые куртки. И ботинки: непромокаемые, дышащие, легкие, будто сошли со страниц рекламного буклета. Потом, когда Глеб отмокал в душе, на него нахлынуло: до чего же он докатился – радуется простым вещам, которые у людей каждый день и не надо задумываться, как их раздобыть. Он опустился на кафельный пол и сжал голову руками. Вода стекала по спине и исчезала в сливном отверстии, а Глеб всё сидел, не в силах подняться.
В дверь постучали.
– Поэт, с тобой всё хорошо?
– Да, – ответил тот, – скоро выйду.
Вставать не хотелось. Глеб мог бы провести здесь вечность: всё под рукой, даже лекарства отыскали. Целую вечность в проекции квадрата Малевича в трехмерное измерение. Может, им остаться тут? К радуге они точно опоздали, а на базе можно перезимовать, продуктов хватит. Если только кислород под куполом не кончится. Интересно, как он здесь генерируется? И что за магнитные поля заставили двигаться плиты? И почему базу покинули?
Снова раздался стук.
– Глеб, – позвала Мёнгере, – ты скоро? Мы уже готовы.
Глеб с силой провел по лицу: как же он устал. Был бы один, плюнул бы на всё. Только он отвечает за Приша и Мёнгере, а они за него. Он напялил на себя чистую одежду и вышел из душевой.
– Слушай, – к нему бросился Приш, – мы с Красавицей обнаружили странную комнату.
Глава сорок вторая. Заблудившиеся в воспоминаниях
В прошлый раз в дальнем углу коридора ничего не было, тупик. Теперь же там дырой в стене зияла распахнутая дверь – ничем не примечательная, белый пластик. Непонятно, почему они прошли мимо нее в прошлый раз, будто глаза кто отвел. Похоже на ментальное воздействие. Может, на этой базе проводили разработки направленного гипноза?
Глеб вошел в комнату. На самом деле странная. Обита войлоком и вся в проводах. Провода подключены к мониторам, различным датчикам, нарукавникам. Видимо, чтобы снимать показания с человека. Во время эксперимента, наверное. Глебу не хотелось думать, какие опыты проводились на людях. Возможно, что и ничего страшного – изучали воздействие планеты на людей.
Глеб представил себя на одной из этих кушеток, опутанным проводами, как змеями. От одной мысли сделалось нехорошо, словно что-то из истории болезни. Как там было?
Дама с горностаем в больничной рубашке,
Строгом уборе сестры милосердья.
Меня не коснется реанимации бред,
Круговорот синих ламп,
Сохнущий труп толстой жабы.
В последние дни в памяти часто всплывали стихи, чужие. Глеб тосковал по дару и понимал, что потерял его навсегда. Потому что… Потому что он загадает совсем другое желание. Не для себя, а для других поэтов и сказочников, потому что так надо. Глеб уже принял решение. Лишь бы Мёнгере захотела быть с ним, без нее будет совсем худо.
Это всё не про нас, про тех
Кто умирает и никак не сдохнет.
Вот и они никак не сдохнут, идут и идут. Вечные странники. Даже Хранитель пути потерял к путникам интерес, ничем не обозначает свое присутствие.
Баба Шура, 83 года.
Орет днём и ночью.
Рядом Валера, он журналист,
его привязали.
Он хочет освободиться.
Он всё время с кем-то болтает,
Ругается, пытается встать.
И спрашивает пустоту:
«А есть закурить?»
Глеб хорошо понимал неизвестного ему Валеру: он бы тоже не смог лежать привязанным, беззащитным. Больные стихи больного человека. В этой комнате Глеб ощущал себя так же. Нахлынула слабость, как тогда, в душевой. Ноги подкосились. В последний момент Глеб ухватился за поручень кровати, а потом всё поплыло.
Аврора смотрела печально. У нее, Авроры Сияющей, всегда присутствовала во взгляде некоторая беззащитность и обреченность, теперь это усилилось.
– Почему ты уехал?! – спрашивала она простуженным голосом. – Я ведь бросила ради тебя столицу, жениха, спокойствие. А ты укатил черт знает куда!
В ее груди что-то булькало, как в кипящей кастрюле.
– Мне сказали, что ты отказался от крыльев, – продолжала она. – Я носилась по городу и искала тебя. Под дождем. Спрашивала людей, но никто тебя не видел. Чертов город поглотил твои следы.